Любовный пасьянс

— Вы хотите сказать, что гораздо охотнее отправились бы куда-нибудь еще?

— Конечно! Например, на какой-нибудь тропический остров, — ответила Хейзл. — Но…

— Но выбирать не приходится, — закончил за нее Барт.

— Вот именно. — Снова с трудом отведя взгляд от его ног, Хейзл отвернулась и принялась рассматривать ровные пустынные поля, проносящиеся мимо. — Почему вы решили обосноваться в таком безлюдном месте? — спросила она.

— Мне всегда нравилось жить в деревне, — ответил Барт, переключая скорость. — Я люблю уединение, тишину и покой, и последнее время наведываюсь в Бирмингем лишь в случае крайней необходимости. Большинство людей считает, что литературный агент — это человек, который колесит по свету в поисках славы, снимая навар с бестселлеров и проводя время в веселых компаниях. — Он снова быстро взглянул на Хейзл и спросил: — Как вы думаете, чем я занимаюсь большую часть времени? Сексом, подумала Хейзл.

— Ну, я думаю… чтением, — предположила она.

— Вот именно, — подтвердил Барт. В кои-то веки ему довелось услышать правильный ответ! Обычно женщинам трудно было втолковать, в чем заключается его работа. Он снова посмотрел на Хейзл и увидел, что ее щеки слегка порозовели. — Отчего вы краснеете? — напрямик спросил он. — Надеюсь, вы не думаете, что книги могут вызывать сексуальное возбуждение?

— Некоторые действительно могут, — парировала она. — Вам об этом наверняка известно.

— О да, — легко согласился он, думая о том, что второй визит Хейзл обещает быть гораздо интереснее, чем первый. — Такие книги существуют. Кстати, почему бы нам не устроить закрытые чтения эротической литературы? Что вы на это скажете?

Хейзл подумала, что в исполнении Барта Ардена даже расписание поездов будет звучать весьма возбуждающе.

— Вряд ли у меня будет на это время, — сухо ответила она. — Так что лучше расскажите, каким вы бы хотели видеть праздник для вашей матушки?

Барт бросил на нее невинный взгляд.

— Но ведь это, кажется, ваша работа? Я надеялся, что вы сами дадите мне совет. У вас были хорошие идеи по поводу Валентинова дня.

— Званый бал — совсем другое дело. — Хейзл старалась отогнать воспоминания о том вечере, потому что они еще слишком волновали ее. — А что касается дня рождения, то это семейный праздник, и нужно принимать во внимание вкусы именинника. Поэтому вы должны рассказать мне о вашей маме.

Барт немного снизил скорость.

— Она настоящая леди, — сказал он, улыбаясь. Вся беда в том, размышляла Хейзл, что чем больше времени я провожу с ним, тем труднее мне сердиться на него. Барт говорил о своей матери с теплотой, и поверить в то, что он — по собственному его признанию — лишил невинности Лили, было нелегко. Он не создавал впечатления типичного маменькиного сынка, но в его тоне звучали искренняя любовь и привязанность.

— Продолжайте, — подбодрила она.

Барт повернул руль, сворачивая на узкую дорожку, ведущую к дому.

— Она была актрисой, а сейчас иногда озвучивает рекламные ролики.

— Я могла слышать о ней?

— Не знаю. Возможно. Она известна как Грейс Милтон и когда-то очень давно вела на телевидении детские передачи.

— Грейс Милтон! — Лицо Хейзл расплылось в улыбке, когда она вспомнила задорные кудряшки и подвижное лицо этой женщины. Надо же, оказывается, это мать Барта! — Ну и ну! — воскликнула она. — Я ее отлично помню! Она еще изображала куклу Пегги в вечерней программе для детей.

— Не слишком ли вы молоды, чтобы это помнить? — недоверчиво заметил Барт.

— Это же классика, — улыбнулась Хейзл. — В детских передачах часто показывают выпуски прошлых лет, еще черно-белые, и куклу Пегги многие помнят из-за ее писклявого голоска. — Тут Хейзл пришла в голову идея. — На праздничный торт можно будет посадить эту куклу! — воскликнула она, чуть не захлопав в ладоши.

Какая милая у нее улыбка, подумал Барт, а вслух сказал:

— Но я не знаю, где ее найти. Сейчас таких кукол уже не делают. Только если заказать специально…

— Да, пожалуй, — согласилась Хейзл. — Впрочем, я попробую сделать Пегги сама. Когда приезжает ваша мама?

— Завтра днем.

— Что ж, времени осталось мало, но я постараюсь успеть.

Автомобиль въехал на усыпанную гравием дорожку, ведущую к дому. Страх и возбуждение охватили Хейзл с новой силой. У нее появилось странное ощущение, что собственное тело больше не принадлежит ей.

Удобная одежда хорошего качества, в которой она всегда чувствовала себя комфортно, вдруг показалась ей тесной и чужой. Высокий отворот свитера сдавливал шею, как хомут, брюки слишком тесно обтягивали бедра, а тугой узел волос вызывал головную боль. Хейзл быстро вынула шпильки, и густые золотисто-каштановые локоны упали ей на плечи.

— Ну, вот мы и добрались!

Барт остановил машину, взглянул на пылающие щеки и нахмуренные брови Хейзл и в очередной раз удивился, отчего она так скованна. Не оттого ли, что ощущает сексуальное притяжение, нарастающее между ними подобно надвигающейся буре?

— Вы всегда закручиваете волосы узлом? — хрипловатым голосом спросил он.

Хейзл резко повернулась к нему.

— А вас это заботит? — неприязненно отозвалась она.

Очень, хотел ответить Барт, поскольку в последнее время его действительно постоянно занимала эта мысль. Настолько, что он сомневался, сможет ли заснуть, прежде чем ощутит эти шелковистые волосы, рассыпавшиеся по его обнаженной груди. Но он отогнал эти мысли и придал беседе нейтральный тон.

— Просто мне всегда было интересно, как они выглядят на свободе.

Хейзл постаралась уверить себя, что ей нет никакого дела до его мнения, но при этом нервным движением поправила выбившуюся прядь волос.

— Вам не нравится моя прическа?

— Не очень, — признался Барт.

— Отчего же? — спросила она. — Что, у меня нос становится длиннее? Или подбородок острее?

— Ни то, ни другое. Просто она подчеркивает черты, которые не кажутся мне особенно привлекательными в женщинах.

Сама напросилась, сказала себе Хейзл и тут же словно со стороны услышала собственный голос:

— Какие, например?

Казалось, Барт отвечает точно так же, как она спрашивает — неохотно, словно против воли:

— Ну, вы знаете — чопорность, замкнутость, сдержанность… — Он пожал плечами. — Поэтому мне нравится, когда женщина распускает волосы, — она словно бросает вызов, демонстрируя отказ от всякой сдержанности.

Барт сам себя не узнавал. Еще немного, и станет заметно, насколько я возбужден, подумал он, и это будет наглядным подтверждением слов Лили о том, что у меня на уме один секс!

— Идемте в дом, — объявил он, выходя из автомобиля, — я покажу вам вашу комнату.

Хейзл последовала за ним, стараясь выкинуть этот разговор из головы.

Нельзя позволять себя провести! Но в то же время не обращать внимания на откровенно сексуальный подтекст его слов тоже глупо! Хорошо, что завтра приедет его мать. Ее присутствие станет для меня надежной защитой, подумала Хейзл.

Комната, в которую привел ее Барт, была обычной для загородного дома, — с таким низким потолком, что дверной проем оказался почти на уровне головы Хейзл, и она невольно пригнулась, заходя внутрь.

Лестница, ведущая на первый этаж, находилась в двух шагах от дверей.

Барт поймал недоумевающий взгляд Хейзл и пояснил:

— Я подумал, что вам будет удобнее, если кухня окажется поблизости.

При этих словах Хейзл невольно представила себя суетящейся возле печи с закатанными рукавами и щеками, перепачканными мукой.

— Да, — без всякого воодушевления согласилась она, — это правильно.

Барт нахмурился. Когда он раздумывал о том, где ее поселить, то решил, что она согласится жить где угодно, но как можно дальше от него. Поэтому он отвел ей комнату на втором этаже, тогда, как его собственная спальня находилась на третьем. Ему не хотелось, чтобы Хейзл постоянно чувствовала себя настороже.

— Мама будет жить в самой большой из гостевых комнат, сестры по соседству с ней. Остается только моя спальня.