Лев Лангедока

Мариетта подумала было, что у мадам Жанетты де Вильнев не все в порядке с головой. Одного лишь взгляда на умные черные глаза оказалось достаточно, чтобы она убедилась в своей ошибке.

– Вы хотите, мадам, чтобы я сделала именно это?

– Да, – ответила Жанетта, вставая со скамьи. – Мы еще раз повидаемся нынче вечером. В кухне есть холодное мясо и фрукты. Возьмите немного с собой на вашу верховую прогулку. Я велю Матильде положить вам в седельную сумку вино и хлеб.

С этими словами она медленно, очень медленно, пошла по дорожке к замку.

Озадаченная Мариетта послушно направилась к огороду. Не ранее чем она преодолела не особенно высокий, ей до плеча, барьер из благоухающего шиповника, Мариетта осознала, что ведь она собиралась уехать немедленно, однако теперь это стало невозможным, по крайней мере до вечера, а ее ничуть не устраивала мысль пуститься в долгую дорогу в полной темноте. Намеренно или ненамеренно мадам Жанетта де Вильнев обставила все так, что до отъезда Мариетта еще раз увидится с Леоном. И Мариетта не могла понять, радует ее это или огорчает.

Огород настолько зарос, что, если бы мать Леона не дала ей точные указания о его местонахождении, Мариетта не нашла бы его. Узкая дорожка была хорошо утоптана, и лишь немного травы росло возле посадок кукурузы и спаржи. Грушевые деревья и яблони были отягощены плодами, сбитые ветром паданцы гнили на земле, никем не подобранные.

Мариетта нахмурилась. Прошедшим вечером у нее сложилось впечатление, будто она попала в прекраснейший Дворец. Теперь, при беспощадно ярком солнечном освещении, она убедилась, что ее первоначальное суждение о роскоши и богатстве ошибочно. Побывав на огороде, она поняла, что некому здесь заниматься такими житейскими обязанностями, как уход за плодовыми деревьями и прополка грядок с овощами. После визита на огород, обойдя, как ей было велено, весь замок, она увидела повсюду приметы «благородной бедности». Огромная комната, которая послужила местом свидания Леона с Элизой, была единственной чистой и красиво обставленной, если не считать той, где она сама провела ночь.

Тут ей впервые закралось в голову подозрение, что комната, где она спала, была приготовлена для Леона. В доме царил общий беспорядок, казалось, что пыль давно уже не вытирали. Мариетта, к вящему неудовольствию Матильды, открывала буфеты и заглядывала в кладовые. Содержимое последних было довольно скудным. Никаких более или менее солидных запасов солений и маринадов, не говоря уж о джемах. Так, пустяки.

Матильда не привыкла к тому, чтобы на вверенной ей кухне кто-то вел себя по-хозяйски, и снабдила Мариетту мясом и фруктами, как говорится, поджав губы. Мариетта этого просто не заметила – она была слишком погружена в свои мысли. Служанки, которые с таким любопытством таращили на нее глаза накануне вечером, лениво месили тесто для хлеба и столько болтали при этом, что Мариетта засомневалась, доведут ли они это дело до конца в ближайшее время.

Арман приветливо улыбнулся ей, когда Мариетта явилась в конюшню и попросила предоставить ей лошадь. Незадолго до этого конюху довелось оседлать Сарацина, и он подумывал при этом, что его хозяин неразумно тратит время на тощенькую вдовушку Сент-Бев, когда прямо у него в доме есть куда более привлекательный объект для ухаживания. Рука Армана задержалась на лодыжке Мариетты дольше, чем требовалось, когда он помогал ей сесть верхом на лошадь, и был за это вознагражден крепким ударом в ухо. Это его ничуть не рассердило. Он только сплюнул смачно и с восхищением стал наблюдать за тем, как ловко Мариетта управляется с конем.

Он сомневался, что вдова Сент-Бев хоть раз в жизни ездила верхом. А эта девчонка Рикарди словно родилась в седле.

Арман потер ноющее ухо и, усмехнувшись, вернулся к своей работе.

А Мариетта неслась в облаке пыли верхом по деревне Шатонне. Крестьяне прерывали работу и с любопытством наблюдали за ней. Лошадь принадлежала графу. Кто позволил этой девушке взять ее?

Босоногие, оборванные мальчишки прекратили дразнить индюков и побежали за всадницей, с криками и смехом.

Большая часть обработанных полей была засажена красильной вайдой или кукурузой. В изобилии росли и виноградные лозы. Какая-то до жалости худенькая девушка, на вид не старше Мариетты, поспешила подхватить голенького малыша с дороги, по которой ехала Мариетта, а тот разревелся во все горло и принялся колотить крошечными кулачками девушку в грудь.

К тому времени как Мариетта вернулась в замок, она успела повидать все, что следовало. Деревня Шатонне была такой же обнищалой, как и любая другая деревня во Франции. И, несмотря на изысканность одежды Леона, дом его тоже обнищал. Видно, Леон давно не приезжал домой, и в настоящий момент его занимала только Элиза. Мариетта не могла взять в толк, видит ли он, в каком ненадежном состоянии находится здоровье его матери.

С облегчением она заметила, что Сарацин еще не вернулся в конюшню; было бы невозможно беседовать с матерью Леона в присутствии ее сына.

Мариетта зашла к себе в спальню, вымыла руки и лицо холодной водой, потом расчесала волосы, за время ее прогулки пришедшие в немыслимый беспорядок, и пошла разыскивать мадам де Вильнев.

Жанетта сидела за обеденным столом, дожидаясь ее. Она сама наполнила бокал Мариетты яблочным вином и только после того, как они доели пирог с зайчатиной и артишоки, задала вопрос:

– Ну как, моя дорогая, какие мысли пришли вам в голову, пока вы осматривали Шатонне?

– Я подумала, что жизнь здесь такая же трудная, как и везде.

– За исключением королевского двора, – сухо согласилась Жанетта.

Мариетта промолчала, все еще не понимая, чего хотела от нее мать Леона.

– И для семьи Вильнев тоже настали трудные времена. Теперь благодаря успеху Леона нам уже не придется считать каждый ливр, однако понадобится немало месяцев для того, чтобы вернуть замку его прежний вид, все удобства существования в нем. Да и крестьянам уже не придется оказывать вспомоществование, пусть и незначительное. Они должны получить возможность сами зарабатывать деньги на свои нужды, а не полагаться на щедрость графа.

Наконец-то Мариетта поняла, чего хочет от нее мать Леона, и проговорила раздумчиво:

– Вы хотите сказать, что венецианское кружево могло бы принести процветание Шатонне?

– Да.

Две женщины некоторое время пристально смотрели одна на другую, и в глазах Мариетты отразилась ее внутренняя борьба.

– Искусство их плетения передается от матери к дочери. Это ревниво охраняемый секрет, иначе весь мир занялся бы изготовлением кружев и Венеция обеднела бы.

– Понимаю, – произнесла Жанетта таким тоном, что Мариетте стало ясно: откажи она, никаких неприятностей лично для нее не последует, но отказать в чем-либо мадам де Вильнев было очень трудно. Под ее бледностью и физической слабостью скрыта большая внутренняя сила. Она хотела узнать секрет не ради себя, не ради собственной выгоды, но ради крестьян, которые изнурительным трудом на опаляемой жарким солнцем земле добывали средства для собственного пропитания и для которых Леон был графом и хозяином.

– Это заняло бы очень много времени, мадам. Такому умению нельзя научиться за несколько дней или недель. Настоящее мастерство не для любительниц.

– Но если бы вы остались...

– Нет, – произнесла Мариетта твердым голосом. – Я не могу остаться.

Жанетта вздохнула. Мариетта права. Это было бы несправедливо по отношению не только к ней, но и к Элизе.

– Ну ладно, – заговорила она, признавая свое поражение. – Но я хотела бы настоять только на одном. Не уезжайте, пока не изготовите сами что-нибудь стоящее на продажу. Ведь вам понадобятся деньги на ваше путешествие. Останьтесь и свяжите несколько воротников и манжет, вы таким образом сделаете вполне достаточно для обогащения Нарбонна или Трелье. Кстати, примите мой совет, Мариетта. Поселитесь в одном из этих мест. Предпринимать поездку через Альпы – чистое безумие, а найти корабль, который перевез бы вас в Венецию морем, очень непросто.