Страница 95 из 106
III Так сетовал во тьме ночной Рустем. Настало утро. Сам тогда Явился шах. Рустему Хотел сказать он слово утешенья, Чтоб свой отказ жестокий оправдать; Но было холодней мороза Его бесчувственное слово. «Зачем, — он говорил, — ты здесь, Ирана пехлеван великий, Лежишь в пыли и сокрушенью Такому душу предаешь? Мы никакою нашей силой — Хотя б могли с подошвы гору сдвинуть Или шатер небесный повалить На землю — не воротим Ни одного ушедшего с земли. За нашей жизнью — дичью легконогой — Гоняется охотник смерть; Проворна жизнь, но смерть проворней; Она ее догонит наконец: Последний час всегда врасплох нас ловит. Я сам издалека́ дивился Его великой силе, Его плечам широким, Его могучим членам И исполинской красоте; И думал я: не уроженец Турана этот богатырь; В нем кровь царей. Но мог ли кто из нас Подумать и во сне, Чтоб был он сын Рустема, Судьбой назначенный погибнуть В Иране от руки отца? Теперь ему не нужен боле Мой жизненный бальзам; но дорогими Я ароматами покрою Его безжизненное тело; Великолепным погребеньем Его почту и в нем тебя, великий Ирана пехлеван; и будет в Истахаре Надгробный памятник ему Из золота и мрамора воздвигнут. Теперь мне дай лицо его увидеть». IV Так говоря, он подошел, Чтоб мертвому лицо открыть, но тяжкой Рукой прижал к лицу покров Рустем; И, головы не подымая, шаху Сказал он: «Видеть Кейкавус Рустемова не будет сына. Удались, Державный царь; окончен пир, гостям Здесь места боле нет; а сына сам я Похороню. Туранское же войско Пускай назад пойдет свободно: Его душа исчезла. Также И ты, могучий Кейкавус, Не медли здесь; иди в свой Истахар И расскажи, когда там будешь, Какую легкую победу Здесь одержал и как разбито было Здесь войско целое, когда убил я сына. Идите все; меня здесь одного С моим оставьте сокрушеньем». Он замолчал и от покрова Руки не отнял, головы не поднял И не взглянул на шаха; на земле Близ сына он лежал, не отводя От мертвого очей. Оборотясь К вельможам и вождям, сказал Им Кейкавус: «Его желанье Исполнить мы должны; прискорбно видеть, Как сетует Ирана пехлеван, — Но мы ему помочь не в силах; он желает Остаться здесь один; пойдем». И шах Пошел; и все пошли за ним, Храня молчание; и в поле Рустем один остался с мертвым сыном. И вскоре все пришло в движенье войско; Шатры попадали, и стан исчез — Как будто мир какой великий Разрушился. И все заколебалось; Знамена развернулись, Заржали звучно кони, Задребезжали трубы, Тимпаны загремели, В обратный путь пошли дружины. V С земли поднявшися от сына, Рустем увидел вдалеке Лишь только пыль, подъемлемую войском На крае небосклона; поле, Где был разбит иранский стан, Уж было пусто, одиноко Среди его стоял зеленый Шатер; а в стороне шатры Сабула, Где полководствовал Зевар. Рустем, к себе призвавши брата, Ему сказал: «Теперь всему конец. Иди, Зевар, и от меня Турану мир с Ираном объяви. Хеджиру возврати свободу И власть ему вручи над Белым Замком, Примолвив: «От Зораба В награду за твою правдивость». Потом ты скажешь Баруману: «Зораб тебя за добрые советы И за любовь к царю Афразиабу Отсюда с миром отпускает». И сам его до рубежей Турана С отборною сабульскою дружиной Потом ты проводи; когда ж проводишь, В соседний город Семенгам Поди и дочери царя Темине эту золотую Отдай повязку; но смотри, Чтоб кровь с нее не стерлась: То матери единственный остаток От сына. Также ей отдай И все Зорабовы доспехи — Пускай они печаль ее насытят; А ты, увидя, как она Без утоленья будет плакать, И рваться в судорожном горе, И сына тщетно призывать, — Скажи в отраду ей, каким Меня ты здесь оставил… Ты день пробудешь в Семенгаме; Потом сюда о ней живую весть Мне принесешь. Иди ж немедля; Я день и ночь тебя здесь буду ждать. Когда же возвратишься, Свое сокровище тебе я вверю, И ты его в Сабулистан Отсюда с честью понесешь, Рустемовым сопутствуемый войском». VI Немедленно Зевар пустился в путь. Тогда сказал оставшимся Рустем: «Принесть сюда зеленый мой шатер! От места, на котором мною Был сын убит, я не пойду. Но он живой хотел, чтобы над ним Стоял шатер отца — пускай над ним и мертвым Стоит он». И шатер воздвигся Над юношей, спокойно погруженным В непробудимый смерти сон. Его отец на пурпурный ковер, Меж ароматов благовонных, Своими положил руками, Накрыл парчой, потом всего Цветами свежими осыпал — Так, окруженный прелестями жизни, Он там лежал, объятый хладной смертью. Потом Рустемом похоронный Был учрежден обряд: Соединив перед шатром Всю рать Сабулистана, Он повелел, чтоб каждый день она — И поутру, когда всходило солнце, И ввечеру, когда садилось солнце, — Торжественно, в порядке боевом, Знамена распустив, При звуке труб, с тимпанным громом, В сияющих доспехах проходила Перед шатром; и были гривы Коней обстрижены; тимпаны И трубы траурною тканью Обвиты, луков тетивы Ослаблены, и копья остриями Вниз опрокинуты. Рустем Не ехал впереди; над сыном Сидел он, скорбию согбенный, И с мертвым, как с живым, Беседу безответно вел. Он утром говорил: «Зораб, мой сын, Звучит труба… ты спишь». А вечером он говорил: «Зораб, мой сын, Уж землю солнце покидает; И ты покинешь скоро землю». Так девять суток он провел Без сна, без пищи, Неутешимой преданный печали.