Страница 33 из 66
Торгуют они в обмен, не зная, что такое деньги, или, по крайней мере отказываясь признавать их. Иногда модница бороро не прочь монистом из монет привлечь к себе восторженные взгляды ухажеров, но дальше этого знакомство с валютно-финансовыми проблемами почти не идет. Их пока не волнуют валютные кризисы, потрясающие мир. Обменная единица, привычная для них, всегда будет нужна и никогда не девальвируется. Эта единица — зебу.
Впрочем, в нынешние времена за бороро гоняются государственные сборщики налогов, и, когда они «пойманы с поличным», скотоводы бывают вынуждены — конечно, если чиновники оказываются неподкупными — на ближайшем рынке реализовать несколько животных и передать выручку стражам государственных законов. При этом они удивляются непостижимой силе бумажек и металлических кружков.
Бороро любят петь, плясать по вечерам при свете костров. Они полны достоинства и очень осторожны. Об их реакции можно лишь догадываться, ибо скотоводы, как никто, умеют скрывать свои чувства за непроницаемыми лицами. Видимо, их призвание — кочевых скотоводов, располагающее к одиночеству, и жизнь, полная лишений, воспитывают самообладание. Они неразговорчивы и никогда ни на что не жалуются. Пожалуй, им неизвестно понятие трудности, так как вся их жизнь — сплошная трудность, а жаловаться на жизнь, с их точки зрения, — самое последнее дело. В случае опасности они не взывают о помощи, считая это ниже своего достоинства. Грустной улыбкой изредка выкажут они разочарование человеческой жестокостью, вероломством и обманом.
Гостеприимство бороро достойно восхищения. Оно соответствует их возможностям. Гостю бороро предложит все, и в первую очередь вместительную калебасу с молоком, любимым своим напитком. Гордые люди никогда ничего не требуют взамен. Подарки они принимают редко, и только от тех, кого знают и уважают.
Трогателен союз кочевников с их драгоценными друзьями — зебу. Бороро не знает, что такое богатство. Когда у него в стаде больше голов, чем у соплеменников, он все равно не считает себя богачом, а просто гордится собой. Молоко — эликсир жизни для бороро. Ежегодно по старинному обычаю этих мест мужчины с согласия своих супруг уединяются в отдельный лагерь и отпаивают себя молоком, чтобы восстановить свою силу.
Общество бороро — одно из наиболее «закрытых», именно поэтому в литературе нередко говорят о «таинственности» бороро. Знания ученых об их жизни весьма скудны и гипотетичны, поскольку замкнутость образа жизни и характера бороро заставляют прибегать подчас к умозрительным заключениям. Спартанская жизнь этого народа не располагает его к занятиям художественным ремеслом, стихия бороро — песок пустынь, пыльная зелень саванны, убогая тень колючей акации…
В Республике Нигер живет свыше 400 тысяч бороро. У нигерских бороро есть традиция — не жалеть времени, чтобы выглядеть красивыми. «Быть красивыми, прекрасными, — пишет французский исследователь Анри Брандт, — одно из любопытных таинств и самых постоянных, повседневных забот. Ежегодно в течение нескольких недель они посвящают почти все время искусству быть красивыми». Речь при этом идет и о женщинах, и о мужчинах.
На протяжении нескольких недель, падающих на разгар сезона дождей, отмечается герревол — праздник красоты. В этих состязаниях практически не бывает проигравших: все оказываются красивыми. Это не искусственные выборы «мисс Лондон» или «мисс Америка». Бороро считают, что поиски универсального эталона красоты — пустая затея. Их эстетический идеал шире и реальнее. Они верят в красоту каждого человека. Для них это понятие конкретно. На герревол юноши облачаются по всем канонам народной моды — в вышитые одежды, увешивают себя амулетами и украшениями, тщательно гримируются. Девушки тоже вынимают из заветных сундучков лучшие наряды.
…Молодые мужчины отдельными группами примерно по 30 человек танцуют медленный-медленный, практически недвижный танец. Они совершают легкие, изящные телодвижения, почти не трогаясь с места. Поют. Подчеркнуто улыбаются широкой улыбкой, показывая ослепительную белизну зубов. Зубы, их белизна и правильность — один из критериев красоты для бороро, далеко не последнее соображение при выборе спутника жизни. Большинство зрителей — девушки. Чуть смущаясь, чтобы соблюсти разумно необходимую норму девичьей стыдливости, они внимательно смотрят на танцующих юношей, подыскивая в этих слитных плавно-ритмичных группах будущих мужей. У каждой свои понятия о мужской красоте. Впрочем, на празднике герревол да и вообще у бороро не бывает самых красивых: здесь все прекрасны.
«Девушки, — затягивает запевала, — проведем приятную ночь. Потанцуйте от души, спойте. Подмигните, да повеселее, чтобы явить красоту ваших очей. Улыбнитесь, да помилее, чтобы обнажились ваши белые жемчужные зубы. Пообещайте же вашим будущим избранникам справедливость выбора. Покажите же свою красоту всем бороро. Друзья, помогите мне сделать этот вечер веселым и приятным. Споем для нашего народа, красота которого известна всеми миру…»
Герревол — оригинальная страничка жизни и культуры одного из африканских пародов, повествующая о том, сколько интересных открытий таит в себе Африка для тех, кто ею увлечен.
Уважение к женщине у бороро развито в высочайшей степени. В их замкнутом обществе на женщину смотрят как на хранительницу устоев кочевой жизни. Это она нашептывает засидевшемуся на месте супругу, что «жилище кочевника — горизонт». По женской линии наследуются титулы и некоторые права собственности. Женщинам посвящаются лучшие стихи и песни.
Лунной ночью под тоскливое завывание песков сахеля я слушал, как молодой бороро пел довольно грустную песню любви «Текалет». Ему аккомпанировал небольшой оркестр. Статная жена предводителя кочевья била в тинде (барабан), а один из пастухов подыгрывал ей на сареуа — флейте из стебля сорго, обклеенного полосками мягкой верблюжьей кожи. В одиноком голосе флейты слышались традиционные для бороро воспоминания о прошлом, о том, как жили, пасли скот, кочевали и любили предки, о многих тысячах километров, которые пройдены караваном и которые еще предстоит прошагать… На прощание стеснившиеся вокруг нас женщины по повелению вождя исполнили старинную лечебную песню-заклинание «Тикичкичене». Певицы, вполголоса переводил мне сам вождь, желают всем присутствующим и вам, нежданному русскому гостю, не изведать ни горя, ни болезней.
…Караван скрывается за горизонтом. Желтая дымка пыли еле заметна на белесо-голубом небе. «Оаэ!» — замирает протяжный клич пастуха, поторапливающего стадо. Куда вы нынче путь держите, бороро?
Осторожно, обнаженные мавутянки!
«Внимание! Всем мужчинам! Всем мужчинам! 14 апреля 1971 года, с 23.00 вам запрещается до утра выходить на улицы! Исполняется танец маву»…
В районе Мамфе на западе Камеруна с начала 1971 года свирепствовала засуха. От жажды трескалась и становилась бесплодной земля, высыхали растения. «Дождя, дождя», — при малейшем ветерке шептали сухой, ломкой листвой деревья. Люди с тщетной надеждой провожали проплывавшие по синей зыби неба облака.
Стихийные бедствия ослабляют веру человека в себя, воскрешают суеверия, вселяют чувство беспомощности перед силами природы. В поисках средств борьбы с засухой женщины сел Баньянг и Эжагам вспомнили о старинном обряде — танце маву. «Раз католический бог не внемлет нашим молитвам, быть может, боги наших предков сжалятся над нами», — рассудили они.
В деревнях или округах, где живут бамилеке, маву обычно танцуют в полночь все женщины и девушки, сбросив с себя одежды. Таким методом веками в здешних краях вызывали дожди. В тот день, о котором идет речь, женщины окрестных деревень и города Мамфе заручились разрешением префекта на этот не вполне обычный ритуал. Поскольку по законам предков лицам мужского пола во время танца запрещается находиться на улицах (для нарушителей это может кончиться весьма плачевно), то по всему округу Мамфе накануне было широко объявлено о том, что 14 апреля 1971 года с 23.00 для мужчин всех возрастов вводится комендантский час, который «распространяется как на одетых, так и на обнаженных мужчин», то есть без всяких скидок.