Стерва на договоре

— А только так жить и можно!

— Это кто сказал?

— Это я говорю.

Понимать следовало так: существуют две точки зрения — его и неправильная. Трава зеленая, небо голубое, а я не права по определению. По тому определению, которое мне дал (и продолжает давать) мой дорогой друг. У меня возникает только один вопрос: почему я никогда и никому не навязываю свое представление о правильном образе жизни?

Забавно, конечно, что экс-супруга, по-видимому, так же не вынесла непреходящей радости жизни и сбежала. Но еще более забавно, как этот побег трактовался Сергеем. Жена, оказывается, любила его отчаянно и самозабвенно, более того — любит до сих пор, просто не смогла вынести необходимости постоянно делить своего обожаемого супруга с окружающим миром. Выбрала скучное существование с невероятно ограниченным американцем, который ничего, кроме материальных благ, предложить не может.

— А может быть, ей этого вполне достаточно? — поинтересовалась я как-то.

— Этого не может быть достаточно! — отрезал Сергей. — Мне, например, нужно больше. И тебе тоже.

— Для начала было бы неплохо иметь материальные блага, — вздохнула я. — Потом можно хотеть большего.

— Не рассуждай как мещанка!

Я благоразумно заткнулась. Стремиться к материальным благам — мещанство, мотаться под дождем, снегом и ветром по горам и долам — невероятно одухотворенный способ проводить свободное время. Ну, не вижу я романтики в мытье жестяных мисок в ледяной воде с песком, равно как и в «ароматах» мокрых носок и пропотевших штормовок. Предпочитаю что-нибудь типа турецкого берега с горячей водой и кондиционером в номере, «шведским столом» и свежим постельным бельем. Если это мещанство, то я — мещанка. Но не люблю, когда на этой теме зацикливаются.

Нет, с моим «романом века» определенно нужно что-то делать. Еще пара месяцев такой жизни — и я свихнусь окончательно и бесповоротно.

Господи, о чем думаю, когда нужно в темпе бежать на работу? Еще, не дай Бог, машина заартачится — опоздаю, а этого у нас не любят. Задержаться после официального конца рабочего дня считается у нас хорошим тоном, а вот опаздывать больше, чем на три минуты, нельзя категорически. Мими взбесится.

Мими — это наш генеральный директор, Михаил Михайлович, мужчина приятный во всех отношениях и для всех сотрудников… мужского пола. Женский пол он, мягко говоря, не жалует, хотя вполне официально женат и даже является отцом двоих детей. Но фотографии их на письменном столе не выставляет и даже в бумажнике не носит, ссылки на пресловутые «семейные обстоятельства» от подчиненных не принимает, приходит в офис раньше всех, а уходит… Иногда мне кажется, что и не уходит вовсе, живет в своем кабинете.

К счастью, машина не подвела, серьезных пробок по дороге не образовалось, и я не только не опоздала, но даже пришла раньше остальных. Во всяком случае, в курилке еще никого не было, в коридорах — тоже, да и звуков работающей техники пока не было слышно. Отлично! Хоть день и начался так себе, на троечку с минусом, но жизнь, кажется, налаживается.

Я успела включить компьютер, когда в кабинет заглянул Мими собственной персоной.

— А, Стелла Андреевна, хорошо, что вы уже на месте. Зайдите ко мне.

Интересно, что могло случиться со вчерашнего вечера? Мими вызывает к себе только в чрезвычайных обстоятельствах, обычно все вопросы решаются в рабочем порядке или на еженедельной планерке.

В кабинете шефа как всегда настежь открыто окно, хотя погода еще не совсем весенняя. Но сам Мими холода не замечает принципиально: ни разу не видела, чтобы на нем был надет свитер или джемпер. Даже пиджак обычно висит на спинке кресла и надевается в исключительных случаях, к которым мое появление в его кабинете никак не относится.

— Присаживайтесь, Стелла Андреевна. Разговор не на пару минут.

— Можно я куртку принесу? — осведомилась я.

— Зачем?

— А холодно.

Мими сделал недовольную гримасу, но окошко все же затворил. По-моему, такое исключение он делает только мне: остальные выскакивают из кабинета посиневшие и долго отогреваются чаем или кофе. Неужели боятся сказать, что замерзают?

— Вот какое дело, Стелла Андреевна, — начал он, усаживаясь в свое кресло. — Сначала у меня вопрос, чисто личный. Как вы планируете провести праздники?

— Майские? — с некоторым недоумением уточнила я.

Недоумевала же потому, что до этого светлого периода, во-первых, еще почти два месяца, а во-вторых, я эти праздники вот уже лет пять традиционно провожу в какой-нибудь командировке. Терпеть не могу собственный день рождения, предпочитаю про него забыть и просто посмотреть какие-то новые места. В общем, просто уехать из Москвы и не выслушивать дежурные поздравления. Обо всем этом моему начальству прекрасно известно.

— Нет, не майские. Пасхальные.

Тут я вообще растерялась. Пасха всегда приходится на воскресенье, на пасхальной неделе у нас вроде бы официальных каникул пока еще нет. В церковь я не собиралась, не люблю толпу, а без нее у нас ни одно мало-мальски важное мероприятие не обходится. Гостей к себе не звала, самой куда-то идти — намерения не было. Планировала выспаться, это да. Но и только.

— А в чем дело, Михаил Михайлович?

— А в том, что ваша драгоценная Ксюша отказалась ехать в командировку.

— Как отказалась?

— Как-как… Наотрез. Она, видите ли, не может проводить главный христианский праздник в мусульманской стране.

— А о чем она раньше думала? Командировка-то в Турцию еще с прошлого года запланирована.

— В прошлом году она еще была атеисткой, полагаю.

Мими даже не пытался скрыть сарказм. И я его понимала. Ксюша, то есть Ксения, одна из моих непосредственных подчиненных, была молодой и крайне энергичной девицей, работала у нас полтора года, зарекомендовала себя отлично. Какая муха ее укусила?

— Я с ней поговорю, — предложила я.

— Попробуйте. Но имейте в виду: либо она едет в эту командировку, либо я ее увольняю. Причем немедленно.

— А в Турцию поеду я?

— Стелла Андреевна! На кого еще в этой конторе я могу положиться?

— Думаю, на большинство сотрудников, — вздохнула я, поднимаясь с кресла. — На всякий случай, когда нужно ехать? И на какой срок?

— Завтра. На пять дней. Там предполагается большой контракт с пятизвездным отелем. Нужно все посмотреть, обсудить и так далее… Ну, вы же прекрасно знаете специфику.

Специфику я знала, так что примерно представляла себе, как пройдут ближайшие дни, если мне не удастся привести Ксению в чувство. Одновременно я очень четко представляла себе очередное объяснение с Сержиком, который практически уговорил меня поехать на Пасху к каким-то его друзьям в Подмосковье. Шашлыки, баня, песни под гитару… Петь под гитару мне хотелось еще меньше, чем лететь в Турцию.

Я вернулась в свой кабинет и попросила секретаршу вызвать ко мне Ксению. Не хотелось идти в общий зал менеджеров и устраивать выволочку подчиненной на глазах у всех. Особой любовью в коллективе я не пользовалась, меня уважали, но — не любили. Наверняка и кличку какую-нибудь давно уже дали, типа «наша мымра», как в классической, советской еще комедии. Хотя, видит Бог, на мымру я никак не тянула.

Не тянула я и на ту красотку, которая появилась передо мной через несколько минут. Ксения вполне могла работать фотомоделью, в крайнем случае рекламировать по телевидению шампунь, зубную пасту или интимные дамские штучки. Пышные кудри до лопаток, эталонная фигура, белозубая улыбка… Впрочем, сейчас она не улыбалась: идеально выщипанные брови были сведены по принципу «я такая грозная»…

— Что происходит, Ксения? — осведомилась я, начисто проигнорировав ее мимические упражнения. — Почему вы отказываетесь ехать в командировку?

— На Пасху в языческую страну?!! — страшно изумилась она.

— Вы работаете в туристическом агентстве или в христианской миссии?

— Я православная! — заявила Ксения, усаживаясь напротив меня и закидывая одну безупречно длинную ногу на другую.