Тень убийства

Грэффин повысил тон.

— Вы мне угрожаете, да? — завопил он. — Вы… — Голос сел, издав какой-то задохнувшийся крик, за которым последовал нестройный аккорд рояля.

Я резко оглянулся. Грэффин пошатнулся, едва не упал, ударив рукой по клавишам. Потом выпрямился, лихорадочно бросился к двери на лестницу с пьяным криком:

— Назад, дурак чертов, назад!…

В дверях возник Банколен, поднимая к лицу свечу. Грэффин вытаращил глаза, словно сам им не верил, прикрыл их трясущимися руками.

— Ох, — простонал он, — ох…

Маленький инспектор, сильно разозлившись, стараясь сдержаться, выпятил квадратную смуглую челюсть и резкими шагами направился к Грэффину.

— Да, это мистер Банколен, — отрывисто объявил он. — А вы кого ожидали увидеть? Клянусь богом, я это выясню!

Грэффин высокомерно взглянул на него, сморщив длинный нос:

— Нервы… мой дорогой друг. Видите, очень печально. Нервы… — и, трясясь, сел на круглый стул у рояля.

Толбот взглянул на Банколена, как бы презрительно говоря: «Он врет, но что я могу поделать?» Может быть, думал я, в добром, вышедшем из моды устрашении третьей степени есть свои достоинства. Тем временем Банколен задул свечу за дверью, небрежно поставил на столбик перил. Грэффин уже разглядел силуэт сэра Джона, облизнулся, словно хотел что-то сказать, но тут открылась дверь спальни, и явился Жуайе.

Лейтенант все больше волновался.

— Привет! Э-э-э… Жуайе, ты вернулся? А я тебя не ждал… Думал, ты в Париже…

Жуайе воинственно отвечал по-английски:

— Вернулься. Это тебя удивляет?

— Скажите, месье Грэффин, — вмешался Банколен, взяв папку со стола, — кто-нибудь на вашей памяти пользовался этой лестницей?

Грэффин скривил губы и начал икать, содрогаясь всем телом.

— Вы насчет посылок Джека Кетча? — уточнил он, хитро поглядывая на Жуайе совиными глазами. — Точно не могу сказать. Может быть, он скажет. Взял за обыкновение запирать меня в комнате на ночь.

— Суккин сын! — взревел Жуайе, лицо которого приобрело цвет кипящей лавы. — Суккин сын! Я запираль его в комнате потому, што он напивалься, в любой момент мог устроить скандаль, и с ним ничего нельзя было поделать. Напивалься и…

— Неужели? Ну, — слишком лениво пробормотал Грэффин, — не стану оспаривать утверждения слуги…

— Суккин сын! — опять завопил Жуайе. — Я тебе сейшас в морду дам!

— Тихо! — приказал Банколен, схватив Жуайе за руку, быстро что-то сказал разгорячившемуся французу, который с апоплексической силой отряхивал полы пиджака. Убийственные фразы кипели под его усами.

— Какая вуль-гарность! — икнул Грэффин, вперив блуждающий взгляд в угол каминной полки. — В любом случае я ночью слышал здесь голоса…

— Голоса?

— Голоса, — подтвердил кивком Грэффин. — Ну, джентльмены, теперь я все сказал.

Отвернулся с достоинством и, ничего не слыша, заиграл на рояле отрывки из «Аиды». Пальцы его были быстрые, гибкие, с великолепным туше. Когда Толбот попробовал его остановить, он заявил, что командует парадом и не потерпит нарушения субординации в египетской армии. Так мы его и оставили под торжественный грохот великого марша, который преследовал нас в коридоре.

— Нехорошо, — проворчал Толбот. — Настоящий сумасшедший дом. — Оглянулся на призрачный зеленый свет в дверях и добавил: — Не знаю, какие мы раздобыли вещественные доказательства. Я готов арестовать этого типа и посадить за решетку, но истины все равно не добиться. А мне только этого нужно… Что вы делали на лестнице, сэр? Обнаружили что-нибудь?

Банколен нерешительно заколебался.

— Да, — ответил он после паузы, — кое-что обнаружил. Не искал, но нашел. И это многое объясняет. Предлагаю, инспектор, немножечко поговорить с мадемуазель Лаверн.

Вытащив из кармана руку, детектив предъявил ее Толботу, медленно переводя взгляд на инспектора. Настала очередная пауза, а из комнаты позади слышалась кульминация марша.

— Вижу, — мрачно сказал Толбот. Свет был совсем слабым, но на ладони француза мерцало серебро с бирюзой. Это был женский браслет. Толбот развернул красный лоскут, где лежали найденные в столе предметы, добавил к ним браслет. В неестественном молчании мы пошли к лифту.

Глава 11

Свет на лестнице

Остальные события утра и начала дня утомительно пересказывать. Просматривая свои заметки, я не нахожу ничего, что имело бы реальное значение для дальнейшего расследования. Следствие по делу о смерти шофера началось в половине второго, скучное, как почти каждое следствие, и пришло к выводу, что Ричард Смайл погиб от рук неустановленной личности или личностей. Единственной новостью стало поразительное взаимодействие прессы с Толботом. Никаких сенсаций на первой полосе. Уже появились самые скупые, самые неприкрашенные сообщения: исчез некий Низам аль-Мульк, его шофер мертв. Последующие события не освещались. По просьбе Толбота заметки о деле даже не поместили на первых страницах. У любого американского редактора, думал я, разорвалось бы сердце, но такой уж властью обладает Скотленд-Ярд. По окончании следствия Толбота вызвали на совещание к суперинтенденту Мейсону с участием Банколена. Я знал, что окружной инспектор в данный момент предпочитал работать независимо, без содействия специальных агентов Ярда, с Банколеном в качестве неофициального партнера. Знаменитый французский детектив был известен в мрачном здании над Вестминстерским мостом ничуть не меньше, чем на парижской набережной Орфевр, так что проблем у Толбота не возникало. Следуя своей теории насчет исчезнувшей улицы, инспектор уже обратился в Государственное картографическое управление, к управляющему Издательством его величества[20], в Британский музей, в библиотеку палаты общин. Поговорил об этом и с доктором Пилгримом, который сомневался, но обещал помочь. В три часа Толбот с Банколеном отправились в Скотленд-Ярд, вскоре за ними последовал и сэр Джон. Мы с Пилгримом остались сидеть за низеньким столиком с красной столешницей в баре, болтая. Там было уютно, стояли низкие стулья с красной бархатной обивкой, горели свечи в больших перевернутых бокалах, задернутые шторы на окнах скрывали густеющий туман. Мы курили трубки, пили «Басе», ибо в клубе «Бримстон» никогда не соблюдались правила ограничения времени продажи спиртного. Поскольку Толбот многое рассказал Пилгриму, я изложил ему все, что считал возможным, не выдавая секретов. Он слушал, морща крупное обезображенное лицо, задумчиво скосив один глаз на черенок своей трубки. Наконец покачал головой.

— Я, конечно, не детектив, — сказал он, — хотя считаю, что историк, реконструируя события прошлого, должен обладать многими талантами детектива. В сотнях библиотек он собирает скудные свидетельства, вылавливает мельчайшие намеки, складывает разрозненные фрагменты, взвешивает показания, чтобы решить давно забытую загадку или найти убийцу, умершего пятьсот лет назад. Уверяю вас, преступления Джека-потрошителя не требуют и половины трудов, необходимых при расследовании преступлений семейства Борджиа. — Он нахмурил лоб, надул губы, опять покачал головой. — Должен признаться, я не разделяю теории инспектора Толбота… Гиблая улица! М-м… да. Вряд ли удастся найти ее на моих картах… — Доктор поднял глаза. — Но, возможно, удастся немного помочь. Вы сейчас чем-нибудь заняты, мистер Марл?

— Нет… Позже иду пить чай…

— Может, тогда согласитесь пройти ко мне в кабинет? Там довольно убого, но я имею возможность спокойно работать. Он находится за углом на Сент-Джеймс-стрит.

— Разумеется. Там можно посмотреть ваши карты?

Он помолчал, открывая кисет с табаком, глядя на меня из-под лохматых бровей.

— Да, мои карты там. Только я не это имею в виду. Вы, детективы, предпочитаете… стоять на земле, не правда ли, или как там говорится. Окно моей дальней комнаты выходит в переулок за клубом. Оттуда мне прямо видны окна апартаментов аль-Мулька…

Я выпрямился на стуле.