Огонь, гори!

Таким же невозмутимым остался и толстый юнец с рыжими бакенбардами, который накануне ночью танцевал на балу у леди Корк. Рядом с ним также сидел «подсадной» и тоже его ободрял. Этот, второй, наемник был костлявым субъектом среднего возраста, с морщинистым лицом и искусственной челюстью, которая, казалось, вот-вот вывалится.

— Джек! — прошептала Флора, которая следом за Чевиотом послушно поставила пятьдесят фунтов на тринадцать черными. — Как по-твоему, не пора ли нам?…

— Пора, мадам, — галантнейшим образом поклонился Чевиот. Он глянул в сторону стола с вином и закусками, прикрытыми белыми салфетками, и бросил оставшиеся два жетона на зеленое сукно. — Пора подкрепиться, по-моему!

— Да, да, да! — закивала Флора, вставая. Он отодвинул ее стул.

— Потом нам улыбнется удача, — добавил Чевиот, обращаясь к мускулистому кучеру. — А пока займите место леди Дрейтон и посторожите, пожалуйста, наши фишки.

— Да, Роберт, пожалуйста! — попросила и Флора.

— Хорошо, — мрачно кивнул кучер. — Не сомневайтесь, сэр, мадам, посторожу.

Посмотрев на противоположный конец стола, Чевиот не мог не задержаться взглядом на Кейт де Бурк.

Одна, отчужденная, молчаливая, положив локти на зеленое сукно, она перебирала свои жетоны. На ней было светло-зеленое вечернее платье, выгодно подчеркивавшее ее прелести. Только однажды, когда Чевиот сделал крупную ставку, Кейт подняла глаза и наградила его задумчивым взглядом, но почти сразу же снова опустила голову.

«Клик-клик-клик!» — стучали ее жетоны, когда Чевиот об руку с Флорой медленно прошел под сень галереи.

Голова Кейт слегка повернулась; женщина метнула короткий, оценивающий взгляд на Флору, а затем снова погрузилась в забытье.

Золотая головка Флоры доставала Чевиоту до плеча. В синем, расшитом золотом платье, в перчатках по локоть, с золоченым ридикюлем в руке, она словно озаряла светом полутемный зал.

Однако голова ее была опущена; глаза смотрели на ковер.

— Джек! — тихо позвала она.

— Что?

— Вчера ночью, — не выдержала Флора, хотя голос по-прежнему не повышала, — ты был так терпелив! А я вела себя мерзко… отвратительно, ужасно! Как мне потом стало стыдно! Мне было очень, очень стыдно!

— Милая, не волнуйся. Мы все обсудим. Но сейчас мы должны друг друга понять. Например, вчера ночью я слышал сплетню о…

— …и все равно, — не слушая, продолжала Флора так же тихо, — ты мог бы сегодня и заехать ко мне!

— Заехать? Да ведь я заезжал! Я едва не выломал дверь, но никто мне не открыл.

Флора как будто развеселилась:

— Ах вот оно что! Я нарочно уехала к тетке в Челси и велела слугам не открывать тебе. Но ты мог хотя бы оставить записку и подсунуть ее под дверь.

Чевиот остановился и пристально посмотрел на нее:

— Боже правый, Флора, ну почему ты всегда поступаешь мне наперекор?

— Наперекор? — Темно-синие глаза расширились и сверкнули; они растопили его гнев, несмотря на то что она сама начинала злиться. Но его слова, видимо, потрясли Флору. — Наперекор? — шепотом повторила она. — Да, наверное. Милый, милый, что же я делаю сейчас?

— Ничего особенного, — улыбнулся он, — просто пользуешься женским оружием. В этом столетии…

— В каком «в этом»?!

— У тебя нет никаких прав, почти нет свободы, нет привилегий. Каким же еще оружием тебе пользоваться? Но прошу тебя, не пользуйся им против меня. Не надо. Флора! Посмотри на меня!

Они стояли возле буфета.

Чевиот снял перчатки и сунул их в вырез жилета, а шляпу положил на стол, накрытый белой скатертью. Затем взял серебряное блюдо с сандвичами. Хлеб оказался черствым, а ветчина была нарезана слишком толстыми ломтями. Флора, по-прежнему не глядя на него, взяла сандвич.

На столах стояли серебряные запотевшие ведерки. Оттуда, из подтаявшего льда, торчали горлышки открытых бутылок. Чевиот вытащил бутылку шампанского неизвестной ему марки, с которой капала вода, и наполнил два бокала. Флора взяла свой, не поворачивая головы.

— Позволь повторить, — проговорил он, — вчера ночью я еще не слышал сплетен о… о Маргарет Ренфру и обо мне. Тебе они, наверное, известны?

— Они известны всем.

— Ты слышала что-нибудь еще о нашей якобы связи?

— Нет. Что же можно об этом еще рассказать?

— Флора! Посмотри на меня! Подними голову!

— Не хочу!

— А слышала ли ты, — спросил Чевиот, язвительно улыбаясь, — что она крала деньги и драгоценности ради меня и я их брал?

Глаза Флоры взметнулись вверх; в них стояли слезы. Губы приоткрылись; она была поражена до глубины души.

— Какая чушь! Чтобы ты… Самая наглая ложь… Интересно, кто посмел?…

— Если ты веришь в одно, то должна поверить и в другое. Ты веришь?

— Я…

— Или ты только дразнишь меня, Флора? Разве в глубине души ты не знаешь, что Маргарет Ренфру ничего для меня не значила — как и я для нее? Разве не знаешь?

Наступило молчание. Потом Флора быстро кивнула.

— Да, — призналась она. — То есть я знала… раз ты со мной, ты не мог одновременно быть и с ней. — Она вспыхнула, но не отвела серьезного взгляда. — Виной всему просто мое ужасное воображение. Я ничего не могу с собой поделать.

— Так возможно ли, чтобы нас и дальше разделяло непонимание?

— Нет! Нет! Никогда!

Он поднял свой бокал. Флора чокнулась с ним краешком своего. Оба выпили залпом, отставили бокалы в сторону и, словно сговорившись, отложили в сторону несъедобные сандвичи.

Флора протянула к нему руки. Он не мог, физически не мог сообщить ей о нависшей над ними обоими грозной опасности. Он не мог сообщить ей о подозрениях мистера Ричарда Мейна, который парил над ними, словно коршун, готовый броситься вниз и нанести удар. Если кто-то видел, как из муфты Флоры выпал пистолет, а он прятал его под лампу, оба они вполне могут оказаться на скамье подсудимых.

Но об одном он обязан ее предупредить. Чевиот притянул ее ближе и заговорил шепотом:

— Милая, если ты веришь мне, ты должна делать то, что я скажу. Ты должна уйти отсюда, причем немедленно.

— Уйти? — Он почувствовал, как она вздрогнула. — Почему?

— Из-за «подсадных уток» Вулкана. Их слишком много. Я нюхом чую опасность.

— «Подсадные утки»? Кто они такие?

Чевиот еще раз незаметно окинул взглядом зал.

— Попросту говоря, люди, нанятые заведением. Им платят по одной-две гинеи за ночь.

— И что же? Не молчи!

— Они побуждают простофиль и новичков повышать ставки, а потом утешают и подбадривают их до тех пор, пока те не проиграются. Сами «подсадные» тоже играют по маленькой — понарошку, друг против друга. Если они выиграют, то обязаны вернуть выигрыш до закрытия банка, до трех часов утра. А если простофили что-то заподозрят… их запугивают. Если не удается запугать… все «подсадные» неплохо боксируют и управляются с ножом и пистолетом. — Чевиот снова окинул взглядом толпу игроков. — Говорю тебе, — повторил он свистящим шепотом, — их слишком много! Сегодня здесь слишком много шума и разговоров; неужели сама не слышишь? И все очень напряжены; они без конца переглядываются друг с другом.

— Я ничего не замечаю!

— Да, наверное. Зато замечаю я. Они чего-то ждут. Ждут взрыва.

— Взрыва? Но какого?

— Точно не знаю, но… Флора! Зачем ты сюда пришла?

— Я… надеялась найти здесь тебя. Я подумала… — Она замолчала.

— Ты подумала, что я снова играю и пью напропалую, совсем потерял рассудок? Как вчера ночью, ты так решила?

— Я не то имею в виду! Правда, поверь мне! Только…

— Посмотри на меня. Похож я на пьяного или безумного? Нет! И потому тебе тем более необходимо уйти, прежде чем котел взорвется. Иди, обменяй жетоны на деньги. Роберт доставит тебя домой в целости и сохранности.

Чевиот стоял так близко от Флоры, что мог бы, наклонившись, поцеловать ее в губы. Он ощущал исходящий от нее зов, даже не видя, что написано у нее на лице; и вдруг почувствовал, как у нее резко изменилось настроение.

— О боже! — прошептала Флора. — Неужели опять?