Ньюгейтская невеста

Узкое пустое помещение тянулось к двери на улицу. Несколько свечей горело в ожидании возвращения Кэролайн из оперы. Не составляло труда неслышно проскользнуть вверх по лестнице, где ее ожидала только горничная Мег.

Кэролайн сделала шаг вперед, когда, несмотря на расшатанные нервы, обратила внимание на более чем странное обстоятельство.

Дверь в столовую впереди справа от нее была распахнута настежь, и через проем в холл проникал мягкий желтоватый свет.

Внезапно из столовой донесся старческий голос, которого она никогда раньше не слышала.

— Ей-богу! Вы имеете в виду, что этим вечером здесь должна состояться дуэль?

Кэролайн застыла как вкопанная.

В ответ послышался голос Элфреда, первого лакея:

— Ну вы же говорили нам, мистер Таунсенд. Хозяин знает, кто такой этот кучер с кладбища. Вы сами выяснили это для него.

— Все идет как надо, приятель! — благодушно усмехнулся старик.

— Хозяин, — продолжал Элфред, — хочет застукать кучера в опере и разоблачить его. Но он знает, что кучер не пожелает драться честно ни на саблях, ни на пистолетах. Поэтому, если хозяину не удастся разделаться с ним в опере, он собирается заманить его сюда и покончить дело за запертой дверью. — Послышался звук, напоминающий тарахтение металла в коробке. — Вот почему хозяин велел мне раздобыть столько оружия. Вам не кажется, мистер Таунсенд, что лучше всего спрятать его в нижних ящиках буфета?

— Эй, погоди! — вмешался нервный голос Томаса, второго лакея.

— Не трепыхайся, Томми!

— Тебе легко говорить! Но не лучше ли нам погасить свет, закрыть дверь и смыться отсюда, пока они не вернулись из оперы?

— Ерунда! — отозвался Элфред. — Сейчас только без четверти двенадцать. Никто сюда не вернется еще по крайней мере час.

— Но что скажет ее милость? — настаивал Томас.

— Понятия не имею, Томми, — честно признался Элфред.

Колени Кэролайн задрожали так сильно, что ей пришлось опереться рукой о стену. Ее нервы, отнюдь не успокоенные падением из коляски, разбушевались с новой силой.

Кэролайн не была сердита — в конце концов, она принадлежала своему поколению. Если Даруэнт должен так поступать, ничего не поделаешь. Но сколько времени это будет продолжаться? Каждый раз, днем и ночью, когда они были готовы заключить друг друга в объятия, смерть и опасность разбрасывали их в разные стороны, словно сабельный удар или пистолетная пуля.

Не думая больше о перепачканных грязью атласном платье, белых кружевных перчатках, чулках и туфлях, Кэролайн быстро подошла к открытой двери и шагнула в столовую.

— Что здесь происходит? — строго спросила она.

Трое мужчин, отвернувшись от буфета, уставились на нее, разинув рот.

Портьеры на двух высоких окнах, выходящих на Сент-Джеймс-сквер, были задернуты. Двадцать свечей горели в стеклянной люстре, ярко освещая столовую с отполированным словно для танцев полом. Всю мебель отодвинули к противоположной стене, а ковер скатали.

Возле буфета стоял Элфред, держа в руках прямую саблю, какие использовали в легкой кавалерии. Рядом с ним находился Томас с коробкой из розового дерева, где лежали пистолеты. Их компаньоном был маленький толстенький старичок в длинном красном жилете, мешковатом сюртуке и белых брюках.

— Что здесь происходит? — повторила Кэролайн. Она так тяжело дышала, что с трудом могла говорить спокойно. Ее взгляд устремился на толстого старичка. — И кто этот человек?

— Миледи... — начал Элфред.

Но старичок остановил его, шагнув вперед. Его густые седые волосы были аккуратно завиты по последней моде, а проницательные глазки лучились благодушием. «Я? Да я и мухи не обижу!» — казалось, говорили они.

— Прошу прощения, миледи, — он выставил вперед круглое брюшко, — но если ваша милость не знает, кто я, то это знает принц-регент. Я храню его кошелек, когда он отправляется на ночную пирушку.

— Вот как?

— "Вы должны оставить мне немного на карманные расходы, Таунсенд", — говорит принц, доставая кошелек с пятьюдесятью или шестьюдесятью фунтами, — процитировал старичок. — «Я буду хранить кошелек и часы вашего высочества, — твердо отвечаю я, — прежде чем их заполучит какой-нибудь субъект, умеющий быстро работать кулаками».

Поведав этот анекдот, старичок с достоинством выпятил брюшко.

— Джон Таунсенд, миледи, — представился он. — Уже сорок лет в раннерах. Служил еще под началом слепого сэра Джона Филдинга[119]. Доверенное лицо королевской семьи и лучший ловец воров, не исключая Сейра.

— Ловец воров! Раннер!

— Совершенно верно, миледи.

— Тогда, должно быть, это вы прислали сегодня письмо лорду Даруэнту?

— Не могу отрицать, — кивнул Таунсенд.

— Почему вы прислали его?

— Прошлой ночью милорд написал мне... попросил обыскать жилище одного человека, чтобы добыть доказательство против некоего кучера.

— Доказательство?

— Да, миледи. — Таунсенд громко усмехнулся. — Что я и сделал, причем без всякого труда. Не пришлось даже пользоваться инструментами.

Под пристальным взглядом Кэролайн старичок, несмотря на всю свою самоуверенность, опустил глаза.

— Значит, мистер Таунсенд, вы сообщник преступников?

— Преступников?! — с негодованием воскликнуло «доверенное лицо королевской семьи». — Никогда в жизни я не принимал участия в преступлениях! Но лорд Даруэнт щедро заплатил мне, миледи. У нас на Боу-стрит достаточно ушей. Думаете, мы не слышали об этом кучере?

— Что вы имеете в виду?

— Какой-то джентльмен, переодетый кучером, уже целый год занимается грязными делишками в Ковент-Гарден и Сент-Джайлс, большей частью ради забавы. Он всех там знает. — Внезапно Таунсенд достал из объемистого бокового кармана пистолет с печатью короны и стрелы на рукоятке, но, поняв неуместность своего поступка, спрятал его назад. — Когда этот джентльмен нанимал боксеров для расправы с лордом Даруэнтом, половина из них успела накачаться джином, а другая половина — элем. Они не слишком держали язык за зубами, а уши тем временем слушали. Что мне оставалось делать, как не добавить постскриптум в письмо милорду и не предупредить его?

— Значит, вам известно, кто такой кучер?

— Теперь известно. Черт возьми, это многих удивит!

— И кто же он?

— Этого я вам не могу сказать, миледи, — почтительно отозвался Таунсенд. — Вы не мой клиент.

Томас с грохотом уронил на пол футляр с пистолетами. Он слишком долго держал его под взглядом Кэролайн, и угрызения совести разжали ему пальцы.

И вновь все ощутили, что комната убрана в ожидании смерти. В напряженной тишине Кэролайн теребила рубин на груди. Послышалось позвякивание клавесина без всякого намека на мелодию.

Кэролайн посмотрела на потолок. Рядом с зеленой гостиной у нее над головой находилась музыкальная комната, которой пользовались только во время приемов и званых обедов. Среди других музыкальных инструментов там имелся и клавесин.

— Томас, — спросила она, — кто играет на клавесине?

Слово «играет» едва ли было уместным — неопытная рука просто тыкала в клавиатуру одним пальцем. Томас и Элфред обменялись испуганными взглядами.

— Кто играет на клавесине? — повторила Кэролайн.

Элфред шагнул вперед, все еще держа саблю:

— Вы позволите мне объяснить, миледи?

— Разумеется. Именно этого я и жду.

— Возможно, вы помните, миледи, что миссис Роли временно приняла на себя обязанности миссис Демишем... — он имел в виду экономку, — в домашних делах?

— Ну?

— Мистер и миссис Роли легли спать около десяти. — Элфред откашлялся. — Простите, миледи, но их трудно порицать. Они не спали почти двое суток. Ну а потом мисс Спенсер встала с постели...

— Встала?

— Да, миледи. В конце концов, вы сами сказали миссис Демишем, что молодая леди может подняться и примерить любое из ваших платьев...

— Я не говорила миссис Демишем ничего подобного, — заявила Кэролайн. — Я сказала мисс Спенсер, что она может взять себе полдюжины платьев, если будет оставаться в постели до завтра. Ее состояние все еще в опасности.

119

Филдинг Джон (1721-1780) — сводный брат писателя и мирового судьи Генри Филдинга. Будучи слепым, он стал преемником своего брата на Боу-стрит, создав отряды пеших и конных патрулей, когда еще и раннеров-то не было.