Человек без страха

Наиболее вероятно было, что человек, знавший о револьвере, был вашим любовником. Почему? Конечно, потому, что вы, скорее всего, рассказали ему об оружии! Вы предупредили его. Черт возьми, миссис Логан, обычно люди не ездят за город на уик-энд с армейским револьвером 45-го калибра. Если ваш муж взял с собой револьвер, вы знали, почему он сделал это, и чувствовали себя не очень спокойно. Вы предупредили об этом своего любовника — возможно, он даже знал, где лежит револьвер, потому что вы точно знали это, так как распаковывали чемоданы в пятницу днем. Таким образом, на следующее утро он воспользовался случаем, проник в вашу спальню и взял револьвер.

Гвинет сжала кулаки.

— Я спала, — жалобно сказала она. Выражение ее лица было преисполнено той трагической серьезности, исходящей от ликов святых на старинных полотнах. — Говорю вам, я спала. Я не просыпалась и никого не видела. Я даже не знаю, куда девался револьвер.

— Ладно, мы вам верим.

— Вы…

С кривой, но не злобной усмешкой Эллиот продолжал:

— Хорошо, миссис Логан. А не кажется ли вам вполне вероятным, что если вы знали о том, что должно произойти, то могли пойти и спрятаться в комнате, где все случилось?

— Нет! Нет, конечно нет.

— Тогда если бы вы назвали нам имя этого человека, то очень помогли бы нам.

— Что еще вы хотите знать? — спокойно спросила Гвинет.

У доктора Фелла — то ли от волнения, то ли от растерянности и недоумения или по какой-то другой причине — было такое выражение лица, что даже по сравнению с мистером Харпо Марксом[11] оно казалось ужасным: его бандитские усы торчали, и он так энергично тряс головой, что космы его седых волос подпрыгивали над ушами. В какой-то момент показалось, что он хочет что-то сказать, чтобы выразить свой протест, но он промолчал.

Я же, хоть и держался нейтрально, считал все же, что Эллиот должен был держаться с Гвинет потверже, если хотел получить какой-то ответ. Иначе она, как нимфа из сказки, могла ускользнуть от него. И еще — если попытаться описать Гвинет, как совокупность абсолютно несовместимых черт, то следует заметить, что в ней они сочетались совершенно естественным образом: в Гвинет уживалась дюжина женщин, и, по крайней мере, десять из них были очень соблазнительны.

— Так что еще вы хотите знать? — повторила она.

— Простите, но я не получил ответа на свой вопрос, миссис Логан.

— Дело не в этом. — Гвинет резко тряхнула головой. — Вы можете подумать, что я уклоняюсь от ответа, но это не так. Скажите, а в этом не могут быть замешаны… призраки?

— О господи! — простонал Эллиот.

— Не смейтесь, я верю в призраков. Сейчас вы снова скажете, что я пытаюсь уйти от ответа. Так вот, скажите, что еще вы хотели бы узнать от меня, и мы выясним все сразу.

Эллиот и доктор Фелл снова переглянулись, обменявшись какими-то только им понятными сигналами.

— Ладно, — небрежно произнес Эллиот. Я тут же насторожился. — Тогда, во имя выяснения всего сразу, не могли бы мы снова вернуться к тому моменту, когда выстрелили в вашего мужа?

Гвинет вздрогнула.

— Вы согласны? Хорошо! Вы, конечно, заметили человека в коричневом костюме?

— Человека?…

— Человека, который стоял снаружи у северного окна, того, что обеспечил вам алиби.

— Вы имеете в виду мистера… о господи, никак не могу запомнить его имя. Погодите! Мистер Эндерби, вот. — Справившись с установлением фамилии, Гвинет приняла серьезный и задумчивый вид. — Мне очень жаль, но я смутно помню все, что было после выстрела в беднягу Бентли. Вообще-то я заметила, что после выстрела кто-то заглядывал в окно. Естественно, я не знала, что и раньше за окном кто-то стоял. В противном случае я не стала бы говорить так откровенно о… ну, вы понимаете… о том, что Бентли сделал со мной накануне ночью.

— Вы узнали мистера Эндерби, не так ли?

— Да, я… Нет, я не узнала его так, как вы имеете в виду, — поправила себя Гвинет, мило нахмурив брови и тут же улыбнувшись. — Я никогда раньше его не видела и познакомилась с ним уже после случившегося.

Эллиот задумчиво кивнул:

— Миссис Логан, вы совершенно уверены, что это был мистер Эндерби?

— Прошу прощения?

— Я спросил: вы совершенно уверены, что это был мистер Эндерби?

В нашем углу темной курительной комнаты, где свет единственной лампы в стеклянном плафоне бил нам в глаза, стало жарко: казалось, температура поднялась сразу на несколько градусов. Эллиот ждал; ждал доктор Фелл. Ждал и я, уставившись на кричащую вывеску, расхваливавшую красоты пролива Басса. У меня даже взмок воротничок рубашки.

— О! — слегка вздрогнув, пробормотала Гвинет. — Но это, должен быть, мистер Эндерби, — запротестовала она после некоторого раздумья. — Он ведь сам сказал, что это был он? И вы говорили… Зачем же ему утверждать, что это он, если его там не было? Все так ужасно запуталось, но вы меня поняли. В конце концов, откуда он знал, что я тогда сказала и что потом случилось, если его там не было?

— В любом случае у вас нет сомнений.

Гвинет колебалась:

— Это очень странно: я только мельком взглянула на него, он слишком быстро спрыгнул вниз, и я больше его не видела. Вообще-то, когда еще не знала о мистере Эндерби, я подумала, что это был призрак, потому что он напомнил мне кое-кого другого.

— Кое-кого другого? Кого же?

— Мартина, — ответила Гвинет. — Мартина Кларка.

Ни один мускул не дрогнул на лице Эллиота. Взяв в руки кружку, он сделал большой глоток и, поставив ее обратно, положил руки на стол.

— Миссис Логан, вполне возможно, что когда-нибудь в будущем кто-то попытается убедить вас, что это я внушил вам эту мысль. Не могли бы вы здесь и сейчас в присутствии свидетелей подтвердить, что я этого не делал?

— Я сама об этом подумала, — испуганно подтвердила Гвинет. — А в чем дело? Я что-то не то сказала? В любом случае, если этим человеком был мистер Эндерби, то это не мог быть Мартин.

— Но вы все время думали, что это был мистер Кларк?

— Да.

Эллиот и доктор Фелл снова переглянулись.

— По-моему, он протянул руку в открытое окно, не так ли?

Гвинет задумалась.

— Я ничего не могу сказать об этом. Я вам все время повторяю, что не смотрела прямо на него. Это было как… — Она облизала губы. — Вы когда-нибудь в детстве играли в игру: ты специально кружишься, кружишься, кружишься — до дурноты, а потом останавливаешься и смотришь, сколько сможешь простоять не падая? Вот тогда я видела все именно в таком состоянии. Просто — з-з-з! По-моему, на нем был коричневый костюм и коричневая шляпа. В комнате было темно, из-за стекла лицо его было видно не очень четко, так что единственное, что я заметила, — овал лица. Я не обратила на него внимания, поскольку думала, что он вскочил на ящик, только когда раздался выстрел. Поэтому не могу с уверенностью сказать, просовывал ли он руку в окно или нет. Мне очень жаль.

— Ну хорошо, миссис Логан, вы уже достаточно сказали.

— Мадам, — заметил доктор Фелл. — Вы сказали действительно довольно много, но — о Бахус! — вы все время говорите иносказаниями!

— Я не говорю иносказаниями! Это правда!

Доктор сделал извиняющийся жест, взял свою кружку и, выпив залпом целую пинту, поставил на стол. Это до определенной степени изменило цвет его лица, но совершенно не нарушило физических и умственных способностей.

— Я имел в виду кое-что другое, — сказал он. — Я имел в виду ту игру, когда специально кружишься до головокружения, а потом останавливаешься и стараешься не упасть. Вот это, если угодно, иносказание. — Тут он очень пристально посмотрел на меня: — Что скажете, друг мой Моррисон?

— Только то, что мне хотелось бы знать, что это значит.

— Иносказание?

— Да нет же, бог с ним, иносказанием! Я имею в виду всю эту путаницу. Я хочу знать, что заставило револьвер отодвинуться от стены и выстрелить; что за невидимая рука вначале схватила за щиколотку Тэсс, а потом на глазах у всех нас завела часы; я, наконец, хочу знать, что заставило Энди Хантера, совершенно разумного человека, или, по крайней мере, столь же разумного старого дворецкого Полсона, подпрыгивать и раскачиваться на люстре с куском бумаги со вколотыми в него иголками в кармане, а кроме этого, и многое другое.