Психиатрическая власть

426

427

чив от Купера наименование «антипсихиатрия»,45 это движение выступило в 1960-е годы с радикальной критикой психиатрии и ее институционального и символического насилия. В самом деле, насилие трактовалось им не только в физическом смысле, как принудительная госпитализация, но и как воздействие аналитической рациональности, которая с помощью своих нозологических категорий представляет как «душевную болезнь», требующую специальной компетенции и передачи больного под институциональную опеку, попытки субъекта ответить на угнетение, жертвой которого он является с рождения и которое продолжается силами институтов, делегируемых обществом, — семьи, школы, работы и т. д. И поскольку психиатрическая институция подвергает «насилию» этот «опыт» субъекта, который тому требуется довести до крайних пределов, чтобы получить шанс выйти из него «измененным», — Лэйнг характеризует этот процесс с помощью евангельского слова «претворение», термина метанойи,— ее пространство нужно демедикализировать, очистить от действующих в нем властных отношений. «Вместо психиатрических больниц, этих перерабатывающих заводов, мы нуждаемся в таких местах, где люди, зашедшие в своем странствии дальше, чем психиатры, и считающие себя умственно здоровыми, имели бы возможность пойти еще дальше во внутреннем пространстве и времени — и вернуться оттуда».46 В апреле 1965 года Купер, Эстерсон и Лэйнг создали Филадельфийскую ассоциацию призванную «открывать местз. для приемз. людей страляющих или стосШсШШИХ душевными болезнями» и «изме-нить само представление об умственном здоровье" и hvitiев ной болезни"».47

45 Cooper D.Psychiatrie et Anti-psychiatrie. P. 9: «Более радикальный пересмотр дисциплины привел некоторых из нас к выдвижению концепций и процедур, которые кажутся совершенно противоположными традиционным концепциям и процедурам и которые как раз и могут рассматриваться как зачатки антипсихиатрии».

"LaingR. D.La Politique de l'expйrience... P. 88.

47 Из отчета о деятельности Филадельфийской ассоциации (1965—1967), цитируемого в статье Ж. Байона «Введение в антипсихиатрию» (Baillon G.Introduction а l'antipsychiatrie // La Nef. 28 аппёе. N 42. Janvier-mai 1971. P. 23). Вероятно, знакомство с этими текстами объясняет слова из выступления Фуко «История безумия и

Хотя описанные критические течения послевоенного времени тоже избрали в качестве точки проблематизации психиатрический институт, лекционный курс Мишеля Фуко расходится с ними, полагая в принципе, что «прежде институтов следует рассматривать силовые отношения в рамках тех тактических диспозиций, которые пронизывают собой эти институты».48 В самом деле, понятие института имеет ряд недостатков, таит в себе «опасности», на которые Фуко указывает не раз. Во-первых, рассмотрение проблем психиатрии сквозь призму этого понятия заставляет оперировать уже сформировавшимися, готовыми объектами: коллективом с его функциональными закономерностями, входящим в них индивидом и т. д., тогда как важно подвергнуть анализу также процедуры их формирования на уровне диспозитивов власти и процессов индивидуализации, которые эти диспозитивы подразумевают. Во-вторых, сосредоточение на институциональном микрокосме угрожает пренебрежением к стратегиям, за счет которых он утверждается, в которых он черпает свои эффекты, и «растворением в нем всех психологических или социологических дискурсов» как говорит

антипсихиатрия» на коллоквиуме «Следует ли изолировать психиатров?», организованном 9 мая 1973 г. в Монреале А. Ф. Элленберже (о котором Фуко вспоминает в интервью Стивену Риггинсу [Fouca-ultM.DE. IV. N 336. Р. 536—537]): «В той антипсихиатрии, которую практикуют Лэйнг и Купер, центральное место занимает демеди-кализация пространства, в котором осуществляется безумие. Следовательно, это антипсихиатрия, которой аннулируется отношение власти. Эта демедикализация подразумевает не только институциональную реорганизацию психиатрических учреждений; речь, несомненно, идет о чем-то большем, нежели просто эпистемологический поворот и даже, возможно, чем политическая революция; говорить следует об этнологическом разрыве. Не просто, может быть, наша экономическая система, не просто нынешняя форма рационализма, но вся наша необозримая общественная рациональность, какою она сформировалась со времен древних греков, — вот что не в состоянии вынести сегодня, в самом сердце нашего общества, опыт безумия это неподконтрольное медицинской власти открытие истины» (Стенограмма. С. 19)

48 См. выше: лекция от 7 ноября 1973 г. С. 29.

*

428

429

Фуко. Сравним, к примеру, проблематику курса с вопросами, рассматривающимися в книге Ирвинга Гофмана «Приюты», неоднократно выделяемой Фуко.49 Разумеется, заслугой автора можно считать то, что он избегает медицинских рационализации, «деспецифицируя», так сказать, психиатрический институт, помещая его в один ряд с другими структурами (школой, тюрьмой и т. д.) при помощи понятия total institution(здесь: тоталитарный институт), характеризующего учреждения, предназначенные для охранения индивидов и контроля над их образом жизни. Однако этот квазиэтнографический подход к больничному институту имеет свои ограничения. Так, принимая его в качестве автономной «целостности», чтобы затем включить в общий ряд институтов, Гофман упускает из виду то, что лечебница является ответом на историческую проблематику, имеющую свою эволюцию. В итоге суть конститутивной для больничного пространства отгороженности мыслится в статичной форме, при помощи таких бинарных оппозиций, как внутреннее/внешнее, находится в заключении/выходить и т. п., указывающих барьеры, которыми тоталитарные институты «преграждают процессы социального обмена с внешним миром [...] и которые зачастую конкретизируются в материальных препятствиях: дверях с запорами высоких стенах и т д »50 Но стоит взять вместо этого образа «закрытого» пространства

идею «замкнутой зоны столкновения места поединка,

институционального поля в котором решается вогшос победы и под чинения»,51 и больничная изоляция приобретает новое измере-ние Эта, «замкнутая» среда предстает тем чем и явтгртся на деле, — местом, активно отгораживаемым, то

49 Goffman E.Asylums: Essays on the Social Situation of Mental Patients and Other Inmates. New York: Doubleday, 1961 (Trad. fr.: Goffman E.Asiles. Etudes sur la condition sociale des maladies mentaux et autres recl-us / Trad. L. et Cll Laone, prйface de R. Castel. Paris, Ed. de Minuit, 1968). Ср.: FoucaultM.[1] DE. II. N 139. P. 611—612 («Истина и юридические формы» [июнь 1974]); [2] DE. III. N 272. P. 802—803 (интервью M. Дил-лону [октябрь 1979]); [3] DE. IV. N 280. Р. 38 («Фуко изучает смысл государства» [весна 1980]); N 310. Р. 277 («Пространство, знание и власть», интервью П. Рабинову [март 1982]).

50 Goffman E.Asiles. Р. 46.

5 1 Foucault M.DE. II. N 143. P. 679.

мым y старых форм опеки вследствие исторических процессов, определяющих безумца как того, кто остраняется не столько по отношению к семье, сколько в рамках некоторого технико-административного поля. Фуко подчеркивает это в лекции от 5 декабря 1973 года: «Безумец, прежде бывший индивидом, способным подорвать права, владения, привилегии своей семьи, становится отныне [...] опасностью для общества». Кроме того, иной характер приобретает и центральное место психиатра, подчеркиваемое и Гофманом: психиатр отличается от больного не тем, что он свободен; его характеризует то, что он вмешивается как посланник внешнего мира, уполномоченный насаждать в лечебнице общественные нормы. Он — «это тот, кто призван придать реальному принудительную силу, с помощью которой оно сможет овладеть безумием, пронизать его насквозь и уничтожить как таковое».52

Если Гофман сосредоточен на проблеме, поднимаемой самим институтом и его функционированием, то Фуко в лекционном курсе задается вопросом о том, каким образом определенная техника власти, сопряженная с социальными и политическими структурами, делает возможной «рационализацию управления индивидом».53