Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 122 из 143



Сколько отчаянных и невероятных дел свершили эти разведчики в годы войны! И сколько им ещё предстоит приключений в будущем!

Учеба увлекла Ромашкина своей необычностью, все было в новинку, предметы изучения назывались очень своеобразно: «Спецподготовка» — тонкости и хитрости практической работы: вербовка агента, явки, передача сведений, обнаружение и уход от слежки. «Фотодело» — работа с миниатюрными фотоаппаратами величиной с пуговицу. «Спецтехника» — перлюстрация почты, подделка документов и т. д. «Вождение» — практика на автомобилях различных марок. «История разведки», «История дипломатии», «Страноведение» — изучение страны, в которой предстоит работать: её история, культура, экономика, ну и, конечно, вооруженные силы. Язык — для Ромашкина английский. В Ташкентском училище немецким языком занимались два раза в неделю по два часа, здесь язык считался одним из основных предметов — четыре часа ежедневно, при этом один преподаватель на троих слушателей, за четыре часа он буквально переворачивал мышление на английский лад. А что будет через четыре года? Ромашкину очень понравился английский и перспектива овладеть им в совершенстве. Преподавателем был пожилой разведчик Валерий Петрович Столяров, он несколько десятилетий проработал в Америке и так ассимилировался, что по-русски говорил с акцентом. С первых дней он стал не только преподавателем, но и другом; седой, с отцовским взглядом, он так искренне хотела научить «ребят» говорить по-английски, что кроме часов, отведенных для классных занятий, высматривал «своих» вечером в кинозале, в библиотеке, на спортплощадке и всюду объяснялся с ними только по-английски. Через месяц запретил говорить с ним по-русски, все общение — только на английском языке. Он весь отдавался работе, наверное, у него не было семьи: с утра до ночи он находился в школе.

Ромашкин с некоторой жалостью думал: «Вот она, судьба разведчика, всю жизнь ходил по лезвию бритвы, и на старости нет ничего, кроме работы».

На первой вводной лекции начальник школы генерал Петухов начал издалека, с библейских времен, когда Ной после всемирного потопа выпустил с ковчега птиц, чтобы узнать (разведать) есть ли суша. Птицы не вернулись — значит, нашли землю. Слово «разведать» содержит в себе основной смысл действия — «ведать», знать, разузнать что-то.

Он изложил историю разведки с древних времен до современной сложнейшей государственной службы, когда ни одно решение правительства не принимается без изучения соответствующей информации, не говоря уже о решениях командования всех степеней в мирное и военное время. Разведка очень деликатный, тщательно оберегаемый тайный организм, который должен знать все и не допускать утечки никаких сведений о себе.

В конце лекции генерал несколько разочаровал Ромашкина, сказав, что слушателям надо отказаться от восприятия разведки как области романтических и загадочных подвигов, это — тяжелая, опасная и в какой-то степени неблагодарная работа.

В каждой разведывательной операции её участникам известно только то, что положено и необходимо знать для выполнения своей конкретной задачи. Или, как по этому поводу пишется в официальных документах: «Ознакомлен в части, касающейся».

Исполнители (многие из них не знают друг друга), как пчелы, собирают информацию и прилетают (или отправляют) её в улей (ГРУ). Те, кто работает в этом «улье», устанавливают её качество (сравнивают с другими — не дезинформация ли?), определяют её полезность (что-то новое; подтверждение или опровержение ранее известного), находят место этой крупице в сочетании с другими данными. Таким образом она попадает в доклад, касающийся определенного направления, или в сводку за какой-то период времени.

Эти данные докладываются государственным и военным руководителям, чтобы они не вслепую, а зная все необходимое о нынешнем или будущем противнике, принимали безошибочные решения.

Разведка — единственная военная профессия, в которую не назначают в приказном порядке.

В разведку идут служить только по желанию. И даже работая в этой системе, разведчик не слышит приказного, командирского тона начальства. С ним чаще говорят так: «Мы хотим поручить вам…» или «Как вы смотрите, если мы вас отправим…» Строевой офицер не имеет права отказаться от выполнения приказа. А разведчика могут спросить: «Согласны?» или «Что вы думаете об этом?»

И он должен твердо ответить — берется он за выполнение этого задания или нет.

Обычно разведчик не отказывается от поручаемого дела. Так происходит потому, что те, кто его подобрал, отлично знают его возможности, иначе они с ним не завели бы разговор об этом задании. Работа разведчика всегда связана со смертью, возможными пытками, длительным или пожизненным тюремным заключением. За рубежом разведчик превращается в преступника, потому что преступает законы страны, на землю которой его заслали.

* * *

Однажды, вернувшись в свою комнату после окончания занятий, Иван Коробов предложил Ромашкину:



— Давай вечерком погуляем, сходим в ресторан. Была у меня мечта, если выберусь живым из немецкого тыла, буду целую неделю кутить в самом шикарном ресторане.

Василия удивила не мечта Ивана, а его предложение участвовать в таком гулянье. Невольно вспомнились однокашники по училищу, которые его предали и доносили о разговорах. Может быть, в разведшколе таким способом проверяют моральную устойчивость слушателей? Чтобы не обижать Коробова подозрением, Василий схитрил:

— Ваня, я не могу с тобой пойти в ресторан, потому что мне не на что пригласить тебя на ответное угощение. Моего капитанского жалованья на это не хватит. К тому же я половину матери отсылаю ежемесячно.

— Вот чудак! Никаких ответных не нужно. У меня денег до черта! В тылу у немцев деньги некуда было тратить. За три года полчемодана накопилось. Родственников нет, все погибли во время оккупации. Жену ещё не завел. Некому было тратить. Так что не сомневайся! Какой в Москве самый шикарный ресторан?

— В этом деле я профан, не был ещё ни разу в жизни в ресторане. Не довелось, ни в Москве, ни в Ташкенте: училище, тюрьма, война, какие уж тут рестораны!

— Тем более! Неужели тебе не интересно?

Затея Ивана была заманчива, говорил он искренно, и Ромашкин согласился. Они ещё не приобрели гражданских костюмов, в них не было надобности. В первые годы после окончания войны в цивильное не переодевались, в военной форме при орденах всюду встречали с уважением.

Нагладив брюки, начистив награды, Иван и Василий отправились кутить. Они приехали в центр Москвы и, выйдя из метро «Площадь революции», сразу обнаружили огромную гостиницу «Москва» с рестораном, через площадь «Метрополь», а прямо напротив выхода из метро, прилепленный к гостинице «Москва», сиял белый, украшенный старинной лепкой «Гранд Отель» (теперь уже нет этого ресторана, его поглотил при реконструкции комплекс «Москвы», охвативший целый квартал.) В глаза бросилась сияющая яркими огнями реклама «Гранд Отеля».

— О! — воскликнул Иван. — Это то, что нам нужно! «Гранд Отель», грандиозно!

Они вошли в шикарный вестибюль — белый мрамор, зеркала в золоченых рамах, хрустальные люстры, швейцары и гардеробщики, похожие на адмиралов, в коричневых, отделанных золотыми галунами одеждах. Здесь был иной мир, какого Ромашкин прежде никогда не видел.

Холлы и главная зала ресторана были белые, с золотом, стены, потолки в лепке, зеркала в проемах между окнами обрамлены золотым вычурным багетом, и даже мебель — столы и кресла на замысловатых ножках — тоже была белой с золотом. Как позже узнал Ромашкин, это был стиль какого-то Людовика, номер его Василий не запомнил.

Расположились за столиком в углу, здесь показалось уютно и удобно, все и всех хорошо видно. Некоторое время Василий и Иван сидели молча, не то чтобы подавленные, а наоборот — вознесенные в какую-то сказочную нереальность.

У Василия, как в калейдоскопе, проносились в голове: тюремная одиночка, лесоповал, траншеи, залитые дождевой водой, расстрел компании Серого, прыжок с ножом на часового у знамени… Он думал: «Вся эта сказочная роскошь существовала, действовала в те же дни и часы, когда я проходил через те далекие теперь передряги. Когда темной ночью разведгруппа была на краю гибели, и Костя Королевич кинулся на пулемёт, в этом ярко освещенном зале, под звуки джаза, может быть, вон та красивая, элегантная женщина так же, как и сегодня, танцевала с седым, явно иностранцем, потому что у него вместо галстука непривычная для нас бабочка».