Страница 29 из 35
При этом американский капитан добавил, что через четыре часа американские войска отходят от города Шлюссельбурга и передают город советским войскам. — «У вас ещё много времени — пояснил он — Вы имеете возможность спасти своих людей, если распустите свои части и все будут пробираться на Запад небольшими неорганизованными группами, без оружия и в разные стороны. Для неорганизованного передвижения через демаркационную линию — запрета нет…» закончил он свой добрый совет, как бы от себя лично.
Тогда Буняченко попросил препроводить его к генералу Власову, который был в замке Льнарж, недалеко от Шлюссельбурга. Американец знал, где Власов и охотно согласился на просьбу Буняченко. Взяв его и подполковника Николаева в свой джип, они поехали к генералу Власову.
Встреча с генералом Власовым продолжалась не более пятнадцати минут. Буняченко доложил ему создавшуюся обстановку и своё решение последовать совету американца и распустить дивизию. Власов одобрил это решение и сказал, что в 12 часов дня ему назначен приём у американского генерала. При этом генерал Власов выразил сомнение, что американцы окажут дивизии какую-либо помощь. «Надежды — бесполезны» — сказал Власов, прощаясь с Буняченко.
Вернувшись, генерал Буняченко, по радио вызвал к себе командиров полков, находившихся с полками на американской территории…
Восточнее Шлюссельбурга, у небольшого озера, где стояли подразделения дивизии, не успевшие перейти на американскую территорию, царило полное смятение. Солдаты и офицеры поспешно срывали с себя погоны, многие переодевались в штатскую одежду, вымененную у чехов за продукты, оружие и другие вещи. Это была большая беспорядочная толпа, среди которой пробивались пешие, конные, мотоциклисты, повозки и автомобили бывшей Первой Дивизии. Люди расходились во все стороны — кто куда. Американцы не препятствовали этому беспорядочному, неорганизованному переходу на свою территорию. Только время от времени, когда проходила уж слишком большая толпа, американцы задерживали её и пропускали небольшими группами, приказывая двигаться по разным дорогам или в разных направлениях без дорог… Шли и на Восток…
Было около 12 часов, когда к Шлиссельбургу на боевых машинах подошла бригада полковника Мищенко. Американцы преградили ей путь, выдвинув танковые заслоны несколько вперёд перед городом. Впереди колонны находился сам полковник Мищенко. Колона остановилась. Советские солдаты и офицеры, выйдя из танков и машин, толпились, с любопытством глядя вслед беспорядочно уходившим на Запад, но уже за линией американских постов, власовцам… Послышались команды — «По машинам!»…
В стороне, на хорошо видимой возвышенности, в одном километре от Шлюссельбурга, стояло пять легковых автомобилей и автомобиль с радио станцией. Возле них находились генерал Буняченко, подполковник Николаев и несколько старших офицеров штаба Первой дивизии. По возвышенности проходила цепь американских танков, которые и задержали колонну генерала Буняченко.
Генерал Буняченко, как и другие бывшие с ним офицеры, были в форменной одежде, но уже без погон. Бледный, взволнованный Буняченко старался держать себя в руках и не терять самообладания. Ему плохо удавалось скрывать свое волнение, растерянность и отчаяние. Это был уже не тот твёрдый, решительный, волевой и смелый командир Первой дивизии генерал Буняченко, каким все привыкли видеть его всегда, даже в моменты самой большой опасности, в которой не раз находилась дивизия…
По мере приезда командиров полков, которых Буняченко вызвал после того, как его колонна была задержана американским заслоном, он поспешно, как-то несвязно и нервно говорил с каждым из них в отдельности. Казалось, что он чувствовал себя очень неловко, даже как бы виноватым перед своими командирами полков. Был короток разговор, короток был и последний приказ генерала Буняченко, который был похож скорее на совет, на просьбу:
— «Американцы в 14.00 часов отводят свои войска от Шлюссельбурга и передают город советским войскам. Распускайте полки, рекомендуйте всем кратчайшими путями идти в Западную Германию. Пусть идут одиночками, мелкими группами, избегая больших дорог и населенных пунктов. Дальнейшая судьба каждого теперь будет зависеть от самого себя… Я буду на юге Германии. Вы сумеете разыскать меня… Наше спасение только в Германии!»
Задавать вопросы было бесполезно. Было ясно, что генерал Буняченко больше ничего не может сказать и сам находится в растерянности перед полной неизвестностью… Сухое пожатие рук. Холодно расставались командиры полков со своим командиром…
В это же время подполковник Николаев на ломанном английско-немецком языке энергично пытался в чём то убедить стоявших на постах американцев, показывая им какую то бумагу. Наконец, американец, сделав повелительный жест рукой, произнес: — «О кэй!»
Бывший генерал Буняченко и сопровождавшие его сели в автомобили и, беспрепятственно миновав, американские посты, взяли направление на запад…
Бригада полковника Мищенко, развернувшись, стояла перед американскими танками в бездействии.
IV
В полках дивизии, находившихся западнее Шлюссельбурга, уже на американской территории, ещё не было ничего известно. Бойцы отдыхали после бессонной, тревожно проведённой ночи, в ожидании дальнейшего приказа. После перехода в американскую зону, люди ободрились, повеселели, настроение поднялось и вновь вернулась утраченная было надежда на благополучный выход из создавшегося положения.
Люди спокойно и крепко спали, устроившись на зелёной траве на живописном лугу у речки, пригреваемые лучами солнца. Офицеры были на своих местах. Несмотря на все неудачи и на неопределённость положения, колебания и тяжёлые моральные испытания, полки опять стали организованными и дисциплинированными войсковыми частями. Солдаты по-прежнему относились с уважением к своим офицерам и были готовы выполнить любой их приказ. Чувство ответственности и отношение офицеров всех рангов к своим обязанностям не понижалось до последних минут существования дивизии. При всех пережитых испытаниях честное отношение большинства стойких, не потерявших самообладания офицеров к своему долгу было высоко оценено подчинёнными.
По приезде в свои части от генерала Буняченко командиры полков объявили построение. Полки строились с надеждой на добрые вести, которые, может быть, привезли им их командиры. Полкам было сообщено создавшееся положение и передан приказ о роспуске дивизии… — «Спасайтесь сами, идите на Запад!»
Тяжёлым ударом это известие было для всех. Понуря головы, молча, не шевелясь, продолжали стоять в строю солдаты и офицеры. Каждый отдался своим мрачным мыслям о безвозвратно потерянных надеждах. Прошло несколько секунд полной тишины…
— «Прощайте, друзья мои боевые! Благодарю за службу солдатскую! Желаю вам удачи!»
Последняя команда — «Разойтись!» — всколыхнула неподвижно стоявших в строю людей. Этой последней командой было разрушено всё то, что до сих пор объединяло, сколачивало людей, создавало из них мощную дисциплинированную военную организацию. Был разрушен сплочённый в своем единстве боевой коллектив, каким являлась Первая дивизия… Так вдруг разрушилась та сила массы, которая являлась следствием организованности, психологического и морального воздействия. Та сила, которая заставляла людей забывать всё личное и беззаветно идти на самопожертвование; сила, которая направляла мышление людей, заставляла их рассуждать, чувствовать и действовать не иначе, как в интересах воинского долга… Перестали существовать полки, батальоны, роты. Всё было сломлено и мгновенно превратилось в толпу, каждый человек которой был одержим лишь мыслью о своем личном спасении и благополучии… Случилось так, что всё то, что еще так недавно крепко объединяло людей, всё то, ради чего они готовы были идти на смерть, и шли — сделалось вдруг для каждого таким далёким, чуждым и ненужным… Не стало силы, организующей и направляющей людскую массу. Каждый почувствовал себя растерянным, неуверенным, беспомощным перед непривычной необходимостью самостоятельно выбирать решение о своих дальнейших поступках. Люди, привыкшие подчиняться, готовы были и теперь последовать любому приказу, который мог бы ответить им на вопрос — что делать?