Жена по найму

— И что, они все думают, я присвоил миллион?

— Нет, они просто думают, что ты богач, — сказал Хэнк.

— Народ здесь прекрасный, — заметила Хелен, похлопав Мэгги по руке, — и в чем его не заподозришь, так это — в недостатке остроумия.

Фред Макдонахью постучал в заднюю дверь. Бабба был прав в отношении Фреда, его вид явно оставлял желать лучшего: тяжелые мешки висели под глазами, щетина покрывала мертвенно бледные щеки.

Хелен открыла дверь, впустила Макдонахью и налила ему кофе.

— Мерзкое чувство, — выговорил он.

— Не надо было так много пить, — сочувственно отозвалась Хелен.

— Мы стараемся тут выяснить это дело с похищением дневника Мэгги и миллионом долларов.

— Короче, отец предлагал вам миллион долларов за то, чтобы украсть дневник Мэгги?

Макдонахью залпом выпил обжигающий кофе и даже не поднял глаз.

— Да, он сказал, что даст миллион долларов только за то, чтоб подержать этот дневник в руках. Это его точные слова. Но я — пас. Не намерен больше встречаться с той чертовой собакой.

Гарри Мэллон потер лоб:

— Теперь я вспомнил! Идиот, я же не говорил украсть! Я просто интересовался его содержанием!

Голова Мэгги буквально закружилась от облегчения. А она уж напридумывала невесть что! И какого-то богатого бывшего клиента борделя, стремящегося избежать огласки, и даже родственников, спасающих свое имя от соседства с тетей Китти.

— А почему вы не попросили его у меня? — спросила Мэгги, отхлебнув кофе.

Гарри вздохнул:

— Это не та вещь, о которой принято говорить. Но я могу точно сказать, что это не из интереса к интимным подробностям жизни борделя.

— Почему же, детали не так уж плохи, — почти обиженно сказала Мэгги.

Гарри бросил на нее непонимающий взгляд:

— Еще бы.

— Итак, позвольте уточнить, значит, вы не говорили, что нужно украсть дневник? — спросил Макдонахью.

Гарри снял очки, протер их и положил на стол.

— Совершенно верно.

Макдонахью уставился в пространство, переваривая услышанное.

Хелен посмотрела на мужа, поджав губы.

— Гарри Мэллон, ты причинил очень много беспокойства и сыну, и Мэгги, и должен извиниться перед ними.

— Это просто недопонимание, — пытался защищаться он.

— Нет, не просто, ты не доверял ни сыну, ни Мэгги. А он теперь рано встает и завтракает.

Гарри не выглядел особо растерянным.

— Я думаю, тебе надо дать ему заем, — сказала Хелен.

Румянец мгновенно залил щеки Гарри Мэллона.

Хелен сидела решительно, скрестив руки на груди.

— Думаю, это самое меньшее из того, что нужно сделать.

— У него не хватает дополнительного обеспечения для ассигнований.

— Чепуха, — сказала она.

Гарри вскинул руки вверх.

Может быть, кому-то со стороны могло показаться, что Хелен чрезмерно уступчива, но Хэнк знал, что если она хотела чего-то добиться, это от нее не ускользало. И он знал, что когда отец вскидывал руки вверх, указывая на невозможность разумного убеждения, это буквально означало капитуляцию перед упрямством жены. Хэнк мог сосчитать подобные случаи буквально по пальцам. Однажды — когда его мать настаивала на том, чтобы ехать встречать Рождество в Охио к своей сестре. Второй — когда решила переделать на свой манер кухню. Третий — когда с тетей Тути случилась истерика, и она вывела ее и ее собаку Снаффи приходить в себя в гостиную.

Вернувшись домой после уборки в зале ассоциации, Хэнк застал Мэгги собиравшую вещи.

— Что это значит? Почему ты укладываешь одежду в чемодан?

— Я уезжаю. Твой отец дает тебе заем, поэтому у меня нет причин оставаться.

Он нахмурился:

— Что значит — нет причин оставаться? Я ведь предложил тебе выйти замуж за меня?

— Я не хочу выходить за тебя.

— Ты не любишь меня?

— Я так не сказала.

И Мэгги положила футболки в чемодан.

— Я сказала, что не выйду за тебя. Я жила в неподходящей обстановке в доме родителей. И хотя я очень люблю маму, но жить с ней я больше не собираюсь. Как и с тобой.

— Я что-то не так делаю?

— Все так. Но вокруг тебя все не так. Твой отец осуждает меня, твой друг обижает меня, даже твой пес плохо уживается с моей кошкой.

— И это все?

— Нет, не все. Я тупею, сидя в этой комнате день за днем. Думаю, сельская жизнь не по мне. Я хочу пойти в магазин, даже поругаться с кем-нибудь в очереди, я скучаю по загрязненному воздуху и автостраде, водителям, делающим при виде меня непристойные жесты, я хочу поговорить с кем-нибудь без местного акцента, наконец.

— У тебя жар?

— В этом городе полно чудаков.

— Но большинство из них — хорошие люди, ты поймешь это, если останешься.

— Никогда! — сказала Мэгги. — Никогда не привыкну к Скоджену, я вернусь домой, пойду на работу к Гризи Джейку и закончу книгу. А потом махну в Тибет.

— Говорят, Тибет уже не рай, там тоже есть проблемы.

Мэгги отправила еще стопку одежды в чемодан.

— Никто не принимает меня всерьез.

— Неправда, я всегда принимал тебя всерьез… до сегодняшнего момента.

Хэнк схватил чемодан и вывернул его содержимое на кровать.

— Мы заключили сделку, и ты должна быть моей женой в течение шести месяцев, и я надеюсь, будешь выполнять свои обязанности.

Мэгги почувствовала, что слезы обжигают ее глаза. Почему он все так усложняет? Ведь она любила его, и не хотела уезжать, но то, что она сказала — правда. Она думала, что будет несчастна в Скоджене. Да и он тоже. И их брак, и их дети, когда они будут. И она хотела уехать отсюда как можно скорее, чтобы забыть все как можно прочнее. И неужели он не понимал, что каждое ее движение в его присутствии было агонией?

Но он не желал сдаваться:

— Мы заключили соглашение, хочешь, я переберусь в амбар до конца срока?

— Хорошо, — она упрямо наклонила голову, — я останусь, но я посвящу все свое время книге. Я готова выполнять все свои общественные обязанности, но не личные — идет?

— Идет!

Глава 10

Мэгги повесила телефонную трубку и вновь уселась к столу, невидящим взором уставясь в окно своего кабинета. Несмотря на утро, солнце едва пробивалось сквозь завесу падающего снега. Весь мир казался тусклым. Сад давно уже был завален снегом, деревья представляли собой снеговые холмы, со стелющейся меж ними поземкой. Только их верхушки торчали какими-то причудливыми остовами, молчаливо сносящими натиск стихии. И лишь глухой звук шагов да скрип дверей говорили о существовании жизни в доме. Маленькие сухие снежинки отвесно падали вниз. О таком снеге люди говорят, что он зарядил надолго. Мэгги многое уже знала о снеге: мокрый, сухой, метель, снег, который хорош для катания на лыжах, для катания на санках, из которого отлично получались снеговики. В лучшие времена снегопад вызвал бы у нее глубокое волнение, ибо она была отважной женщиной. Но это в лучшие времена.

Мэгги была одинока в полном людей доме. И сама хотела этого. Или не видела иного выхода. Все пять месяцев она запиралась в своей комнате, день и ночь работая над книгой о тете Китти. Хэнк не нарушал ее уединение. Элси только ворчала по этому поводу. Ее пребывание здесь подходило к концу. Шесть месяцев истекали в январе. Она добилась своего, написала книгу, и даже смогла продать ее. Как раз минуту назад ее представитель сообщил ей, что она богатая женщина. По-видимому, не одна она сочла информацию, содержащуюся в дневнике, интересной.

Но победа оказалась нерадостной. Мэгги была несчастна. Вычеркнув из своей жизни Хэнка, она получила взамен только постоянную сердечную боль, от которой у нее временами захватывало дыхание; хорошо еще, что книга отнимала у нее большую часть дня. Но теперь, когда книга закончена, она лишилась этого прибежища. Нужно начинать новую книгу, говорила она себе, но эти уговоры не вызывали особого энтузиазма. Поглядев на себя в зеркало, она увидела, что заметно осунулась за последнее время.

Элси постучала в дверь.

— Все пошли украшать елку, а ты киснешь здесь одна.