Страница 18 из 23
Брук перевела взгляд с подруги на балдахин, свисающий над панельной обшивкой.
— Я не хочу, чтобы он менялся ради меня, Сал.
— Разумеется, нет. Если он и изменится, то только ради себя. Но ты можешь стать катализатором.
— Это подразумевает ответственность. А я не уверена, что хочу ее.
— Это подразумевает только то, что ты хочешь, — сказала Салли, потянув Брук за прядку волос. — И, уж конечно, это касается только тебя и Дункана.
— Между мной и Дунканом ничего нет.
— Да, сердце у тебя явно не в ладу с головой!
Повернувшись к подруге, Брук пристально посмотрела на нее.
— Знаешь, Сал, мы обе слишком углубились в психологию.
— Что делать, берем пример с этих медицинских типов!
Брук усмехнулась.
— Мне по душе то объяснение, что мы обе смышленые, умные женщины!
— К тому же независимые и умеющие ясно мыслить!
— А также самоуверенные и слишком сообразительные, чтобы использовать женские хитрости против самых смышленых мозгов!
— Или достаточно сообразительные, чтобы понимать, что эти женские хитрости каждый раз только усиливают потенцию! Таковы уж мужчины. А теперь… — Салли встала и помогла подняться Брук. — Давай подумаем о твоей смекалке и твоих хитростях и решим, что мы можем сделать, чтобы свести Дункана с ума!
Салли наблюдала, как Дункан взял Брук под локоть и пара вышла из парадной двери. Она вздохнула.
Джеймс нежно обнял ее и притянул к себе.
— Не волнуйся, Сал! Я серьезно поговорил с Дунканом. Он доставит ее домой до наступления комендантского часа.
— Какая забота с твоей стороны!
— Да, я пока что не совсем зачерствел. Я по-прежнему обычный, средний врач, специализирующийся в пластической хирургии.
Уж в ком, в ком, а в докторе Маккее не было ничего обычного. И они оба прекрасно это знали.
— Так куда вы теперь меня поведете, доктор?
— Тебе выбирать. К тебе… или ко мне!
— И что мы будем там делать?..
Он невинно пожал плечами.
— Мы могли бы посмотреть телевизор. Подождать, пока вернутся наши несмышленыши.
Салли заставила себя зевнуть.
— Полагаю, у меня найдется свободная минутка. Я всегда беру свободный вечер, когда хочу отпраздновать получение какого-нибудь нового благотворительного взноса.
Он резко повернул ее лицом к себе. Голубые глаза и ямочки на щеках засияли.
— Ты получила взнос для больницы?
Она кивнула.
— Тогда, будь добра, соверши еще один акт благотворительности, Салли Уайт, — засмеялся Джеймс. — По отношению ко мне.
Салли решила, что ее квартира ближе. Она сэкономит несколько шагов, и это будет единственный акт благотворительности, который получит от нее Джеймс Маккей!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Брук поднималась на второй этаж очень медленно. Тому было несколько причин. Первая причина — разрез ее платья. Перебрав все содержимое шкафа, они с Салли остановились наконец на восточном наряде.
Желтовато-зеленый шелк плотно облегал фигуру, высокий, стоячий, мандаринового цвета ворот заставлял держать голову надменно и высоко; рукава плотно стягивали плечи. Глубокий разрез ворота застегивался крошечными, обтянутыми тканью пуговками. Юбка доходила до икр и была очень, очень узкой.
Любое передвижение в таком платье требовало особой сосредоточенности. А подъем по лестнице к тому же и крепких нервов. Особенно если сзади поднимался Дункан Кокс — вот еще одна причина, по которой Брук шла по лестнице очень-очень медленно.
Сегодняшний вечер прошел чудесно. Она хотела и дальше вечно чувствовать себя принцессой из волшебной сказки.
Человек, с которым она сидела на балете, был загадочным принцем, а не тем сухим и черствым доктором Коксом, которого она успела узнать. И полюбить. Полюбить как друга, тут же пояснила она сама себе.
Брук ошибалась, думая, что Дункан не способен на эмоции. Сегодня вечером, пока сахарные феи вращались по сцене, она исподтишка поглядывала на него. Он не сидел бесчувственным болваном. Было видно, что и музыка, и разворачивающееся на сценке действо трогали его так же, как и ее. Он сбросил оболочку, под которой до сих пор с таким упорством скрывался.
Салли оказалась права. Она, Брук, послужила катализатором, предоставив Дункану возможность проявить свои чувства, о которых он раньше и не подозревал. Показав ему, что именно человеческие чувства — главное в жизни.
Она знала, что идет по канату. Ведь Дункан по-прежнему предан своей карьере, и в этом смысле ничего не изменилось. И не должно измениться. Во всяком случае, не из-за нее.
Да, он переделал свое расписание, чтобы сегодня сопровождать ее на балет. И, кажется, сделал это очень охотно. И теперь она досадовала на себя за то, что неверно истолковала его вежливый жест. Она больше никогда не будет неверно истолковывать его поступки.
И все же, зная, против чего она восстала, признавая силу того, что стояло между ними, она не собиралась его отпускать. Во всяком случае, сегодня вечером.
И когда они добрались до ее квартиры, Брук пригласила его войти.
— Если тебе не надо рано вставать, — поспешно добавила она. — И не надо возвращаться домой.
— Нет, — сказал он, беря ключ у нее из рук. — Я с удовольствием.
— Замечательно! — Она улыбнулась и глубоко вздохнула.
Она вошла первой, он последовал за ней и закрыл дверь.
В квартире было почти темно. Крошечный лучик света исходил лишь от лампочки над плитой. Она включила торшер, стоящий в углу гостиной. Лампочка щелкнула и… перегорела.
— Прости. Я сейчас заменю, — сказала она, бросая на бар вечернюю сумочку.
— Все в порядке. Давай лучше выпьем кофе.
Брук на минуту остановилась.
— Для тебя лучше кофе, чем свет? — Когда он кивнул, она сказала: — Хорошо, — и вышла в кухню готовить кофе.
Лампочка над плитой бросала тусклый лучик света и в гостиную, и Брук увидела, как Дункан сел в ее большое мягкое черное кресло, положил ногу на ногу. Она не могла разглядеть только его глаза. Но она их чувствовала. И оставалась на месте — смотрела на него поверх стойки бара, пока варился кофе.
Воздух постепенно пропитывался тем чудесным ароматом, который она так любила. Брук вздохнула. Да. И Дункан был здесь. И теперь, пока она варила кофе, наблюдал за ней из соседней комнаты.
Она сглотнула, думая о том, что нужно бы включить верхний свет. Но тогда он обнаружит, что она очень возбуждена. Брук перевела дыхание. Чем это объяснить? Ведь он даже не дотронулся до нее, не заговорил до тех пор, пока они не вошли в ее квартиру. Да и потом они обменялись лишь несколькими словами, когда он попросил ее заварить кофе, а не заменять лампочку.
Почему тогда ее всю колотит от возбуждения? Ответ был только один: это Дункан. И она хочет, чтобы он снова ее поцеловал! Дотрагивался до нее снова и снова!
Кофе вскипел, и она волевым усилием отогнала от себя все свои дурацкие мысли и фантазии. Она угостит его кофе, а потом отошлет восвояси. Через два дня закончится Рождество. Ей больше не придется играть роль Мисс Веселое Рождество. А ему — ходить с ней на балет. Они будут лишь соседями. Как и раньше. Просто добрыми, вежливыми соседями.
— Как ты пьешь кофе? — спросила она голосом более хриплым, чем ей бы хотелось, но с интонацией, соответствующей ее настроению, и, не дождавшись ответа, предложила: — У меня есть сахар, заменитель сахара, нежирное молоко. У меня даже есть вкуснейшие пирожные с кремом!
Он по-прежнему не произнес ни слова. Но пошевелился. Встал. Казалось, занял собой все пространство гостиной. Брук стало тяжело дышать.
На нем были черные слаксы, — темная спортивная куртка и на тон светлее льняная рубашка без ворота. Она встретилась с ним в фойе театра и до сих пор не могла забыть этот момент. Брук всегда считала его элегантным, но в тот момент поняла, что дело не в его одежде, а в импозантности и уверенности, которые от него исходили.
В слабом свете блестели его кофейного цвета глаза, пряди светло-каштановых волос казались темнее, чем обычно. Она снова подумала, что эта цветовая гамма напоминает оперение какой-то хищной птицы. А сегодня она чувствовала себя добычей. Особенно из-за затуманенного взгляда, который он искоса бросал на нее из-под длинных ресниц.