Драгоценный дар

Пока Пич говорила, лицо у Ари вытягивалось все сильнее. Он покачал головой.

— Я чувствую себя полным болваном. Синди мне рассказала, что у нее умирает мать. Я отпускал ее всякий раз, как она меня просила.

— Если только ее умирающая мать случайно не классный специалист по пластической хирургии, то она тебе бессовестно лгала. Синди раньше была дурнушкой. Теперь она красотка, вроде куклы Барби. Разве ты не заметил в ней перемен?

— Если честно, Я не обращал внимания ни на Синди, ни на других женщин. Был слишком занят мыслями о тебе.

Пич улыбнулась, но тут же вернулась к своей теме:

— Является ли ложь для получения отпуска основанием для увольнения?

— Это не слишком сурово?

— Возможно. — Пич помолчала. — Возможно, я сужу слишком строго. Может, я ее просто к тебе ревную. Но она на тебе помешалась, точно помешалась.

— Поверь мне. Может быть, Синди и ненормальная, но она безобидна.

— Не думаю. У женщины, которая вынесла множество пластических операций, должна быть стальная воля.

— Разве это плохо?

— Ты здесь командуешь. И решения принимаешь тоже ты. Надеюсь, ты прав насчет мисс Даунинг. Во всяком случае, у меня есть более важные дела. Я обещала позвонить сегодня Дэвиду Келлеру. Мне следовало сразу же рассказать ему, что у меня нет этой рукописи, и не заставлять его зря надеяться.

— Он взрослый человек. Он поймет. Все будет в порядке, Пич, вот увидишь.

И конечно же, Ари был прав. Дэвид Келлер был разочарован, но сказал, что все понимает, когда Пич сообщила ему плохие новости. После того как она попрощалась, Ари поручил ей составлять списки ресторанов и обзоры по ним, которые появлялись в каждом номере журнала. Это была работа для журналиста-новичка, но Пич была рада внести свою лепту.

По мере того как лето уступало место осени, ее жизнь менялась, и менялась в лучшую сторону. Она наконец примирилась, что не сможет выполнить предсмертную волю отца, и все реже вспоминала о его словах.

Близнецы ненадолго приехали домой на каникулы между двумя семестрами, и вихрь молодости расшевелил всех в старом доме на Ривер-Оукс. Перед возвращением к своей занятой жизни в колледже они вроде бы одобрили Ари, по крайней мере, когда они буркнули: «Давай, ма», — Пич поняла их именно так.

В начале октября Пич проснулась и увидела, что из равнинных штатов прилетела первая осенняя буря. В окна барабанил дождь, под крышей свистел ветер. Понимая, что до работы теперь придется добираться дольше, она поспешно позавтракала, поцеловала на прощание Беллу, погладила Лентяя, раскрыла зонтик и бегом бросилась к машине.

Прошлым вечером она оставила «ягуар» перед домом. Пока она отперла дверцу и забралась на переднее сиденье, ее одежда промокла насквозь. По дороге к Центру Аллена дворники на лобовом стекле с трудом боролись с потоками дождя, а сточные канавы были полны до краев.

Ари разговаривал по телефону, когда Пич вошла в кабинет. Он протянул ей трубку:

— Это тебя, леди босс. Твоя мать хочет удостовериться, что ты благополучно добралась.

Пич сказала Белле, что с ней все в порядке, и предупредила, чтобы Белла не выходила из дома, пока погода не наладится, потом села за стол работать над своим новым заданием — придумывать подписи к фотографиям, которые будут помещены в журнале. Это была трудная задача, и Пич промучилась с ней весь день.

Появление Беллы к концу дня явилось полной неожиданностью. Пич первая увидела ее на пороге кабинета: платье промокло насквозь, волосы мокрыми прядями упали на лоб, на щеках горят два красных пятна, а лицо белое как мел.

— Мама, ради Бога, что ты здесь делаешь? Я думала, ты сегодня не выйдешь из дома. У тебя ужасный вид. Что-то случилось?

— Мне очень жаль, дорогая, — произнесла Белла, стуча зубами.

Ари снял с себя пиджак, набросил ей на мокрые плечи и помог сесть на кушетку.

— Что случилось, Белла?

Казалось, Белла его не слышит.

— Я не собиралась выходить, но потом подумала, хорошо бы надеть мой жемчуг в театр завтра вечером.

— Ожерелье из японского жемчуга? Я не знала, что оно сохранилось! — воскликнула Пич, садясь рядом с Беллой на кушетку. — Ты сказала, что тебе очень жаль. Что, его украли?

— Оно у меня в сумочке.

— Ты меня совсем запутала, мама. Я полагала, что твои драгоценности были проданы на аукционе вместе со всем остальным.

Ари наливал кофе, пока Пич разговаривала с Беллой. Он подал каждой по дымящейся кружке.

— Хотите, чтобы я вышел, пока вы расскажете Пич, что вас тревожит?

— Боже правый, нет. У нас нет от вас секретов. Я нашла кое-что еще, кроме жемчуга, когда открыла сейф.

Пич осенило. Только одна вещь могла заставить Беллу приехать сюда в такую непогоду.

— Рукопись?

— Нет, но нечто почти столь же важное. Твой отец написал мне письмо и положил его в сейф. Думаю, на всякий случай. Он рассказал мне о книге. Я теперь знаю, у кого она.

Первой мыслью Пич было: почему именно сейчас? После всего, что пережили они с матерью, они наконец-то счастливы. Рукопись снова изменит их жизнь.

— У кого она? И почему он нам ничего не сообщил?

Белла опустила глаза.

— Это она. Джин Синклер звонила в тот день, когда умер твой отец. Теперь я знаю почему.

Пич прищурилась.

— Папа сказал тебе, что книга — в драгоценностях, перед тем как назвал имя Джин. Если бы я связалась с ней, когда она позвонила, или позже, когда мы с Ари были в Вашингтоне, все бы закончилось. Репутация папы была бы спасена.

— Я в этом не уверена, — тихо произнесла Белла. — Он сказал, что собирается сказать правду. Это не совсем то же самое.

— Ты еще не говорила с Джин Синклер?

— Нет, дорогая. Я поехала прямо сюда.

— Где письмо? — спросил Ари.

— В моей сумочке, вместе с жемчугом, — ответила Белла.

— Можно мне прочесть? — спросила Пич.

Белла покачала головой.

— Извини, дорогая. Это очень личное письмо. Я многое рассказала тебе об отце, но только не это.

— Почему он доверил книгу Джин Синклер, а не нам?

— Хотела бы я знать. В последний год жизни всякий раз, когда его служащие не могли его найти, он был у нее. Она печатала его записи и то, что он ей диктовал.

Белла казалась такой потрясенной, что Пич чуть не заплакала. Как мог отец снова солгать маме? В эту минуту Пич ненавидела его за то, что он сделал с жизнью Беллы — и с ее жизнью.

— Позвоню-ка я мистеру Келлеру и спрошу, не передумал ли издатель.

— Может быть, сначала следует связаться с Джин Синклер? — спросил Ари.

— Ты никогда не делаешь ошибок, да?

Он лукаво улыбнулся ей:

— Это одна из мужских привилегий.

Пич не знала, стукнуть его или поцеловать.

— У меня с собой ее номер, — сказала Белла, открывая сумочку и вынимая листок бумаги. — У нее секретарская контора в Аннаполисе.

Пич бросила взгляд на часы.

— Там уже больше пяти часов.

— Твой отец подумал обо всем. Он записал номер ее домашнего телефона и адрес тоже, — ответила Белла с болезненной улыбкой. — Пока ты будешь звонить, пойду скажу Берту, что мне завтра, наверное, не захочется идти в театр.

Она вышла из кабинета своей обычной быстрой походкой, расправив плечи, высоко держа голову. Но Пич понимала, чего это стоит. Белла только что узнала, что ее муж, отец ее детей, никогда, никогда не был ей верен.

— Если ты только посмеешь взглянуть на другую женщину, я тебе яйца отрежу, — рявкнула она Ари. Затем, стиснув в руке листок бумаги, подошла к телефону и набрала домашний номер Джин Синклер, заранее ненавидя женщину, которая ей ответит.

После двух гудков в трубке раздался вежливый женский голос с южным акцентом:

— Джин Синклер слушает.

— Это Пич Морган, дочь сенатора. Вы ведь помните его, не так ли? — Пич словно выплевывала каждое слово.

— Я никогда не могла забыть вашего отца. — Вежливый голос помолчал. — Я долго ждала, чтобы вы мне перезвонили. Почему вы молчали?