Драгоценный дар

Белла слабо улыбнулась.

— Ты пересмотрела шпионских фильмов, Пич.

— Вовсе нет. Твоя квартира единственная пострадала от пожара. Больше ничего не сгорело. И это не случайность. Этот поджог — работа профессионала.

— Это ничего не доказывает.

Пич сжала кулаки. Иногда привычка Беллы смотреть на жизнь сквозь розовые очки могла привести в отчаяние.

— Подумай хорошенько. Сначала фининспекция устроила проверку папиных дел на предмет уклонения от уплаты налогов. Через несколько недель кто-то распустил слухи о том, что папа использовал фонды избирательной кампании на личные нужды. Затем женщина, которая работала с ним во время последней избирательной кампании, женщина, которую, по его словам, он едва знал, подала на него в суд, обвиняя в сексуальных домогательствах. Потом слухи насчет злоупотребления влиянием и использования служебного положения в корыстных целях. А теперь этот пожар. Я убеждена, что кто-то устроил охоту на папу.

Белла с недоверием смотрела на Пич.

— Пич, приди в себя. Даже если в прошлом и существовал какой-то заговор, в чем ты меня никогда не убедишь, смерть твоего отца положила ему конец. Все кончено, Пич. Почему ты не можешь взять это в толк?

Конечно, умом Пич понимала, что мать скорее всего права. Но она уже не могла оставить эту тему. Подозрение, поселившееся в ее душе, не давало ей покоя.

— Потому что я убеждена — все, что случилось с папой в этом году, тесно связано между собой, включая этот пожар. Последние слова папы были «Не дай этим ублюдкам уйти от ответа». Я не успокоюсь, пока не выясню, что он имел в виду.

Белла вздрогнула. Умоляюще взглянула на Пич:

— Мы уже обсуждали это. Твой отец был не в себе перед смертью. Он даже не узнавал меня. Не придавай его словам большого значения — уверена, он бы этого не хотел.

Пич упрямо сжала губы. Отец вложил в ту фразу последние силы — и никто не переубедит ее, что она была сказана в бреду.

Белла встревоженно глядела на нее. Покачала головой. Выражение ее лица стало таким же, каким оно бывало, когда она пыталась уговорить маленькую Пич есть полезную морскую капусту.

— Тебе в последнее время приходилось трудно. Наверное, тебе показалось, что все рухнуло, когда ты одновременно потеряла отца и мужа. Но жизнь на этом не кончается. Пусть сейчас тебе кажется, что развод — это конец света, но потом все образуется.

— Не надо менять тему, — сказала Пич несколько резковато. Неужели мать права и все эти жуткие подозрения — просто следствие тяжело переживаемого развода? Или Белла пытается ей это внушить?

— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Ты еще молода и привлекательна. Может быть, тебе когда-нибудь снова захочется выйти замуж.

— Благодарю за доверие, но я уже достаточно пожилая и далеко не привлекательная. И никто сейчас не выходит замуж. Завязывают отношения, съезжаются, и тому подобное. Теперь, когда люди трахаются, как кролики, это дипломатично называют серийной моногамией.

Белла вздрогнула.

— Я никогда раньше не слышала, чтобы ты употребляла такие слова. Это на тебя не похоже.

— Просто трезво смотрю на вещи. У одинокой женщины моих лет столько же шансов выйти замуж, сколько попасть под удар молнии. Кроме того, я еще не разведена. — Пич скрипнула зубами. Зачем она позволила Белле сбить себя?

— А как же Ари? Он так внимателен — и он очень красив.

— Я ему плачу за то, что он так внимателен. Он мой служащий.

— Эти желтые розы говорят о том, что ему хотелось бы быть не только служащим.

— Если ты и правда желаешь мне счастья, пожалуйста, больше о нем не вспоминай, — взмолилась Пич.

Не хватало только, чтобы мама окружила этого человека ореолом романтики. Она и сама слишком успешно это делает.

— Извини, не хотела тебя огорчать. Ты уже думала о будущем, строила какие-то планы?

— Я собираюсь проводить больше времени в редакции журнала, — сказала Пич и сама удивилась своим словам.

Белла понимающе улыбнулась:

— Это правильно. Мистер Раппапорт такой приятный мужчина.

— Черт побери! Ты опять о том же. У тебя хватка, как у бульдога. Мое желание проводить больше времени в редакции не имеет никакого отношения к Ари — по крайней мере как к мужчине, — заявила Пич скорее себе, чем матери. — Он раньше был первоклассным специалистом в области журналистских расследований. Я собираюсь попросить его помочь мне выяснить, что значили последние папины слова.

Когда Пич увидела, с кем приехал Ари на отпевание, она поняла, что у нее нет ни единого шанса. С Синди ей не сравниться. Теперь благодаря Белле и дюжине желтых роз он снова ворвался в ее мысли подобно урагану, сметающему все на своем пути.

Нет, она должна выкинуть его из головы. Для нее он только опытный журналист.

Ну пускай он очень красив, что с того?

Пускай он ее поцеловал, что с того?

Один поцелуй — еще не роман, как одна кость — еще не скелет. Итак, решено. От Ари ей нужен только его ум. Главное, не забыть об этом.

Глава 7

Ари и Берт встречались в кафе университетского городка каждое субботнее утро в десять часов. Там они неспешно завтракали булочками-багель, копченой лососиной, плавленым сыром и бразильским кофе и беседовали ни о чем — возможно, несколько дольше, чем необходимо, но одиночество давало о себе знать. Прежде чем уйти, Ари всегда заказывал дюжину отборных багелей с разнообразными сортами плавленого сыра в придачу, чтобы взять с собой.

В это утро, положив в микроволновку пару багелей-халапеньо, он стоял перед распахнутым холодильником, пытаясь решить, что будет лучшим дополнением к блюду — плавленый сыр с овощами или с чесноком.

Ари считал себя искусным кулинаром. Он умел приготовить обжигающий рот и выворачивающий внутренности зеленый чили по всем правилам мексиканской кухни или потрясающего цыпленка-каччаторе, заставляющего вспомнить о выжженных солнцем холмах Тосканы. Но лучшие свои блюда он научился готовить на кухне у матери. В его репертуар входили такие блюда, как блинчики с начинкой, кугель, голубцы и куриные грудки.

Он уже твердо выбрал сыр с овощами, когда зазвонил телефон. Ари даже вздрогнул от неожиданности. Кто, черт подери, мог ему позвонить, да еще так рано?

После гибели жены Ари сказал себе, что такого больше не повторится. Если дорогие тебе люди могут попасть из-за тебя под удар, сделай так, чтобы тебе не за кого было бояться. В результате, кроме Берта, у него больше не было близких друзей. А Берт не из тех людей, которые звонят по утрам.

В его квартире стоял всего один телефонный аппарат, старенький, самый примитивный, не снабженный автоответчиком, памятью или устройством для подтирания задницы в свободное время. Телефон этот стоял в гостиной, которая была обставлена мебелью, судя по всему, подобранной на помойке.

Ари мог позволить себе более пристойную мебель, но после смерти жены ему было наплевать на обстановку. Как и на многое другое. Он пробрался через заваленную книгами, журналами и всевозможными газетами гостиную, схватил телефонную трубку и прорычал:

— Раппапорт слушает.

В ответ раздался женский смех. От звуков этого смеха сердце запрыгало, как «попрыгунчик» на резиночке. Этот горловой смешок он узнал бы где угодно и когда угодно.

— Какой страшный рык! Не с той ноги встал? — спросила Пич.

— Можно и так сказать.

Прошлой ночью Ари видел ее во сне и проснулся в очень возбужденном состоянии, запутавшись в простыне. В таком состоянии любая нога — не та.

— Ари, ты еще там?

— Конечно, Пич. Что случилось?

— Мне нужно с тобой встретиться.

Ари чуть было не рванулся к двери, но вовремя вспомнил, что, во-первых, из одежды на нем только шорты, а во-вторых, он все еще держит телефонную трубку. Пожалуй, будет несколько невежливо так резко оборвать разговор.

— Когда вы вернулись из Вашингтона? — спросил он, стараясь говорить спокойно. От радости перехватывало горло.

— Вчера после обеда. Пока не забыла, спасибо за цветы.