Страница 46 из 89
Я мнусь… Однако тут же понимаю, что это не в моих интересах. Возможно, то, что хочет показать Волков, даст ответ на все интересующие меня вопросы!..
Поднимаемся этажом выше. Волков попутно просит не мелькать на фоне окон… Особенно тех, что расположены на лестничных пролётах — очень заметно.
Я киваю. Уже понимаю, в какую именно квартиру мы идём… Да, в ту самую, где на дверном косяке, кто-то просит прощение у Светланы…
Так, как это каждый день в мыслях делаю и я сам.
Волков на секунду замирает у дверного косяка. Сдерживается, чтобы снова не притронуться к надписи. Затем оглядывается на меня.
Я стараюсь сделать вид, будто ничего не заметил… Хотя он, кажется, и не особо скрывает собственных чувств.
Так и есть — Волков кивает на надпись, произносит на пороге слышимости:
— Когда-то здесь жила девочка, которую я предал…
— Предал?
Он сопит и кивает. Отводит глаза. Всё же находит силы, чтобы ответить:
— Да. Я не поверил ей. Посчитал душевнобольной.
— А что с ней было не так?.. — Я тут же осекаюсь, понимая, что это не моё дело! Это уже новый уровень взаимоотношений… А мы прочно застряли на предыдущем!
Смотрю на Волкова. Тот сосредоточен… Да, он готов это сделать! Рассказать то, о чём молчал долгие десятилетия…
Но почему именно мне???
— У неё было малоизученное нервное расстройство… СДВГ.
— СДВГ?.. Что это?
— Точно не знаю… Какой-то синдром… рассеянности… Она не могла долго на чём-то концентрироваться… Или очень быстро переключаться с одного на другое… Одним словом, была рассеянной, как дядя в том стишке…
Я киваю. Да, жил такой человек рассеянный, с улицы… Леси Украинки…
Пользуясь паузой, Волков предлагает войти в квартиру. Попутно продолжает говорить:
— Только на деле у неё, похоже, этого ничего и не было…
— Неверный диагноз?
— Я не знаю. Когда я с ней познакомился, она была нормальной девочкой… С фантазией, чувствами и эмоциями. Обычный советский ребёнок, любящий Родину, Солнце, родителей… брата. Если что-то и впрямь было, она этому успешно противостояла… — Он вздыхает. — Я просто не имел права так с ней поступать… Так вообще нельзя поступать с живыми людьми, перенёсшими стресс… Да, я был тогда всего лишь ребёнком, однако это не оправдание…
— Так что же произошло?
Пауза. Волков собирается с мыслями.
— В тысяча девятьсот восемьдесят пятом, в Припяти начали пропадать дети. С этого всё и началось…
— Тут пропадали дети?! Брось…
— Именно, что пропадали. Тел так никто и не нашёл…
— Но почему об этом нигде не упоминается?
Волков пожимает плечами.
— По официальной версии, озвученной осенью восемьдесят пятого, — в городе действовал душегуб… По-нашему, обыкновенный маньяк.
— Ничего себе… В это сложно поверить!
— Как и доказать… Очевидцы — пропали. Документы — не сохранились… Будто никого и ничего и не было… Я не однократно посещал Славутич, но… и там всё глухо.
— Но так ведь не бывает!
Волков задумчиво кивает.
— Я знаю… Но я это видел. Тут одно из двух: либо Светлана действительно с чем-то боролась… и проиграла… Либо с ней и впрямь было не всё в порядке… так что боролась она, в первую очередь, с собственным безумием…
Я чувствую, как на затылке дыбятся волосы. Куда я попал? Во что меня сейчас посвящают?..
— Ей снились странные сны… — Волков заметно напрягается, сжимает кулаки. — Страшные сны, в которых ею пытались овладеть… Проще говоря, изнасиловать…
— Изнасиловать???
— Да. Она этого очень боялась… Потому что порой и сама этого хотела… Скорее всего, какой-то сильнодействующий наркотик… — Волков замирает у санузла. Достаёт из кармана фонарик. — Подожди тут…
Я киваю. Да, Советский Союз был падок на всевозможные тайны… Особенно КГБ. Но чтобы госбесы так радикально совращали школьницу!.. Это уже сверх меры… Такое не то чтобы в голове не укладывается… До этого, вообще, ещё нужно додуматься!..
— А что говорили доктора?
Волков кряхтит. Похоже, пытается до чего-то дотянуться. Потом отвечает:
— Доктора?.. Их было много. От одного она совсем чуть было не спятила. Точнее, спятила окончательно, если всё это действительно бред и ничего больше… — Волков неожиданно появляется из темноты. — Вот…
Я машинально отстраняюсь, но тут же беру себя в руки.
— Что это?
— Это «Метод Шевченко».
— «Метод Шевченко»?
— Да. Проще говоря — дневник советской школьницы.
Я принимаю в дрожащие руки «общую» тетрадку с вздувшейся от сырости обложкой. Тут же пытаюсь определить, что на ней было написано. Понимаю, что это пустая трата времени — десятилетия качественно отформатировали пожелтевшую бумагу…
На помощь приходит Волков:
— Тут было написано: «Сознание Светланы Шаврей».
— Шаврей? Очень знакомая фамилия…
— Её отец — пожарный. В ночь взрыва на четвёртом энергоблоке, он нёс дежурство на станции… Герой-ликвидатор.
— Да, я читал. Мужественный человек…
— Они все мужественные… — Волков манит меня на свет. — У этого самого Шевченко, Светлана Шаврей наблюдалась с момента переезда в Припять.
— А откуда они приехали?
— Из Киева… Кстати, сама Светлана была уверена, что в Киеве у неё не наблюдалось никакого нервного расстройства… Как не существовала и истории её болезни. Синдром развился только тут, в Припяти.
— Разве так бывает?
— Выходит, что бывает. Этот СДВГ до сих пор толком не изучен. Светлана говорила, что он проявляется в отдельных местах… Но впрочем, ты сейчас и сам всё поймёшь…
— Ты хочешь, чтобы я это прочитал?
Он молчит. Потом кивает.
— Видишь ли, этот Шевченко был уверен, что СДВГ можно победить собственным интеллектом, силой воли, одной лишь уверенностью! А дневник — своего рода инструмент… Он помогает запоминать, анализировать, мыслить… Мозг при этом уверен, будто его стимулирует что-то извне — тот же дневник!.. На деле же, он сам себя стимулирует… Как-то так. В общем, это и впрямь голова советской школьницы в разрезе… Тут есть всё. Солнце и тьма, радость и боль, счастье и обида…
— Я не уверен, что имею право это читать… Особенно после того, что ты уже рассказал.
Волков снова сопит. Смотрит под ноги.
— Мне нужно понять, что именно я совершил тогда, двадцать семь лет назад… Потому что я не могу больше с этим жить… Я думаю, ты меня понимаешь. — Он поднимает голову и ищет мои глаза. — С каждым годом становится только хуже… К тому же, я привёл тебя в Припять, только ради этого… Чтобы ты прочитал!
Теперь уже я смотрю под ноги. Пытаюсь определить, что именно чувствую. Ничего. Какая-то пустота. Я словно сухая губка… Выброшенная на берег форель… Отбившийся от стада ягнёнок…
Это страх?..
Спрашиваю первое, что приходит на ум:
— Почему именно я?
Он отвечает сразу… Значит это — правда. Заранее отрепетированную лож так не озвучивают — осознанно делают паузу, чтобы мелком взглянуть на собеседника и определить его восприимчивость…
— Ты — писатель. Можешь запросто отличить правду ото лжи, бред от простого ужаса и так далее — я просто не силён в ассоциациях… Ты в состоянии преподнести правду, какой бы страшной и горькой она ни была!.. Я читал некоторые твои книги — это действительно так. Я думаю, ты лучший кандидат на это.
— А почему бы тебе не найти эту Светлану? Разве не проще спросить её саму?.. Она сейчас взрослая, вряд ли помнит детские обиды…
— Это была не обида. Это было предательство! Она во всём мне доверяла, а я это всё просто спустил… Я даже не знаю, жива ли она.
Я киваю.
— Ты думаешь, она напишет, если жива?..
Волков вздрагивает.
— Я знаю, что если она жива… она обязательно вернётся в Припять… Чего бы ей это не стоило! Раз ответа нет, значит, она либо не хочет меня видеть, либо… — Он отворачивается.
Мне печально и неудобно… Печально слышать трагедию, о которой я практически ничего не знаю… Неудобно осознавать то, что меня посвящают во всё это лишь из-за пресловутого ожидания истины…