Страница 7 из 62
Макс поймал обеспокоенный взгляд Пембертона и махнул ему.
— Кто это? — спросил Фредди.
— Наш новый рекрут. Он направлялся в Гиб, когда мы перехватили его.
— Симпатичный сукин сын, — усмехнулся Эллиот. — На голубятне все будут махать крылышками.
— Обращайся с ним помягче. Он хороший парень.
— Ясное дело, — сказал Эллиот, хотя и не был в этом убежден.
Макс представил Пембертона, а он в свою очередь отдал честь Фредди и Эллиоту.
— Так какие данные, капитан? — спросил Эллиот с преувеличенной военной строгостью.
— Данные, сэр?
— О налете, капитан, об этом чертовом воздушном налете.
— Боюсь, что я тут новичок, сэр.
— Новичок?! Черт побери, что хорошего в новичке на тропе войны с итальяшками?
— Не обращайте на него внимания, — сказал Макс, — он вас заводит.
— Шутник, — буркнул Фредди. — И чтобы ты последний раз отдавал ему честь.
Эллиот ткнул пальцем в свои знаки различия.
— Эй, они настоящие.
— Эллиот — офицер по связи с американскими военными, — объяснил Макс. — Что бы это ни значило.
— Никто из нас толком не может понять, что это значит.
Повернув голову к Пембертону, Эллиот произнес тоном заговорщика:
— И если вы разберетесь, обязательно дайте мне знать.
Макс рассмеялся от восхищения, и, может быть, к этому чувству примешивалась малая толика ревности. Все, кто знал Эллиота, были загипнотизированы его ярким обаянием, и было приятно думать, что именно ты выбран объектом его внимания, пока не становилось ясно, что он столь же легко производит впечатление на других.
— А Фредди — военный врач, — продолжил представлять друзей Макс. — Только никогда не называйте его доктором. Он терпеть не может, когда его так называют.
— Он проводит время зашивая людей, вот как нас недавно.
Фредди протянул Пембертону стакан с джином:
— Ну, допустим, не все время…
— Не обманывай его своим обаятельным мальчишеским видом. Если вам потребуется спешная ампутация — это к нему. — Эллиот хлопнул Фредди по плечу. — Подполковник Фредерик Ламберт волшебник пилы и скальпеля. Его девиз: «При чем тут руки или ноги, когда мы друзья?»
Фредди привык, что Эллиот представляет его этаким средневековым мясником, поэтому снисходительно улыбнулся, уверенный в своей репутации и в своей славе.
На протяжении последовавшего затем краткого допроса Пембертон чувствовал себя как нельзя лучше. Правильно оценив свою аудиторию, он с юмором обрисовал время, проведенное в Александрии, и свой скромный вклад в военные действия.
В это время стали вскидываться первые руки, указывая на север, на заливы Сент-Джулиан и Сент-Джордж, и на то, что было за ними.
На террасе воцарилась неестественная тишина, и все прислушались к нестройному гулу приближающихся самолетов.
— Вам придется стать свидетелем весьма одностороннего представления, — сказал Фредди. — Постарайтесь, чтобы оно не подавило ваш дух.
Он не шутил. У артиллерии был запас всего в пятнадцать снарядов на весь день. «Бофор» мог выдать весь свой боезапас за семь секунд.
Похоже, враг это знал. Первая волна истребителей, закрывшая небо, шла с какой-то непривычной раскованностью, в боевом строе эскадрилий отсутствовал привычный немецкий жесткий порядок. Подобно боксеру, легко выскочившему на ринг, противник демонстрировал полную уверенность.
Пара крупнокалиберных орудий рявкнула преждевременным вызовом на бой, и несколько дымных клубов расцвело вокруг Ме-109, которые уже выходили на цели. Они шли стаей, птицы горя, и вплотную за ними шла настоящая опасность.
С севера появилась высокая этажерка бомбардировщиков «Юнкерс-88», окруженная прикрытием из истребителей.
— Иисусе, — пробормотал Фредди.
— Ни фига себе, — поддержал Элиот.
Вот сукины дети, подумал Макс.
Теперь стало ясно, что их внимание привлекали только аэродромы: Та-Куали, Луга, Хал-Фар и, может быть, новые полосы в Сафи и Кьюренди. Все они держали путь куда-то в глубину, мимо Валлетты и Трех городов, вытянувшись в ломаную линию. Было видно, что они нацелились на южную половину острова.
«Восемьдесят восьмые» потянулись кверху, началась беспорядочная бомбежка, и небо затянуло дымом. В бой вступили «бофоры» — послышался треск очередей, показались линии трассеров. Казалось, что с этого расстояния они лишь щекотали подбрюшья бомбардировщиков, но внезапно раздался крик:
— Смотрите, горит!
И в самом деле, «восемьдесят восьмой» отклонился от курса, волоча за собой хвост черного дыма. Он неуверенно потянул к северу, направляясь домой. Это, естественно, дало сигнал «спитфайрам», что можно покончить с подбитым самолетом, и горсть истребителей, которые несколько минут назад набирали высоту, чтобы ради спасения уйти подальше от острова, ринулись за ним. Нетрудно было понять, в чем дело. Ковровая бомбардировка продолжалась, огромные столбы дыма и пыли вздымались в небо, затягивая опускающееся солнце.
Все присутствующие с молчаливым сочувствием смотрели на этот далекий спектакль. В начале года Макс оказался застигнут налетом на Та-Куали; это было одним из тех специальных представлений, которые немцы любили устраивать время от времени. Он провел двадцать минут, прижавшись к земле в воронке, которые усеивали аэродром. За последнюю пару лет он попадал в такие ситуации, в память о которых остался шрам на теле, но ничто не могло сравниться с тем всепоглощающим ужасом, который он испытывал тогда, лежа в воронке. Как ни странно, больше всего он боялся до смерти задохнуться в облаке желтовато-серой пыли, тонкой, как пудра, — она была повсюду и затягивала солнце, превращая день в ночь. Земля под ним колыхалась, как живое существо, а в воздухе стоял визг осколков, смертельная симфония камня и металла, перекрывавшая другие звуки: свист падающих бомб, грохот взрывов, стаккато очередей «бофоров», бивших вслепую, и пронзительный визг пикирующих «Штук».
Слух у него так никогда полностью и не восстановился, и он подозревал, что в тот день с ним случилось нечто такое, словно он был машиной, которую отремонтировали, замотав проволокой.
Он почувствовал легкое прикосновение к руке. Это был Фредди.
— Мне надо поговорить с тобой, — сказал он тихим, доверительным тоном. — Не здесь. С глазу на глаз.
— Хорошо.
— Найдешь время завтра утром?
Макс кивнул.
— Можешь прийти в центральный госпиталь?
— Во сколько?
— Пораньше. Как насчет восьми?
— Сложно, но приемлемо.
— Встретимся в морге.
Максу пришлось сдержать любопытство. Эллиот стоял у парапета, откуда было лучше всего наблюдать за налетом, но сейчас он повернулся к ним и сказал:
— Похоже, старик Заммит обзавелся новым ружьем.
Виторин Заммит жил в доме по другую сторону улицы. Он разменял шестой десяток, был худым и обладал забавным характером. Он приобрел небольшое состояние, экспортируя кружева, что позволяло ему свободно путешествовать по миру; он говорил на безупречном английском, что под силу только иностранцу. Виторин постоянно появлялся к обеду на «Вилле Мария», пока год назад не умерла его жена. Кончина жены тяжело сказалась на нем, и, хотя умерла она от того самого диабета, который терзал ее годами, Виторин безоговорочно возложил всю вину за ее смерть на врага. Теперь он вел собственную кампанию, когда не был занят делами добровольческой гвардии Слимы, в которой быстро вырос едва ли не до лидера.
У него был пистолет, и во время налетов старика часто можно было увидеть на крыше, откуда он беспорядочно палил по самолетам. Это были не только тщетные усилия, но и вопиющее нарушение правил. Он должен был хорошо это знать, и, скорее всего, так оно и было, но никто не выражал недовольства в его адрес. Если кто-то и считал по-другому, Хьюго был безоговорочно уверен, что у них иной взгляд на ситуацию.
Порой Виторин носил униформу, а иногда костюм. Он никогда не стал бы участвовать в военных действиях в рубашке с короткими рукавами. Сегодня на нем был черный костюм и нарукавная повязка добровольческой гвардии; в этом виде он бродил по крыше своей террасы как какое-то темное привидение, не обращая внимания на толпу на соседней крыше. И вместо привычного пистолета он держал в руках ружье.