Офицер по вопросам информации

Девушка была слишком занята, натягивая одежду, чтобы заметить его приближение. Схватив Констанцу, он развернул ее к себе, прижался к ее рту губами и с силой сунул язык ей в рот. Конечно, она сопротивлялась, даже когда он пригрозил, что может причинить ей боль, если она не прекратит. Самым умным было схватить ее за волосы, тем более что от этого не останется следов. Эти действия заставили ее подчиниться — достаточно, чтобы он сделал с ней все, что хотел, прямо на траве рядом с озером. Одновременно он говорил ей, почему это делает. После месяца ее чванства ему было что сказать. И чем яростнее девушка старалась высвободиться из-под него, тем больше удовольствия он получал от ее сопротивления; глубоко в нем жило темное чувство удовлетворения, которое он не испытал с миссис Бекетт. И когда все было кончено, он не поблагодарил Констанцу и не пообещал вечного молчания, как поступил с миссис Бекетт. Напротив, он пригрозил, что ее ждет страшная кара, если она заикнется хоть словом.

Пока девушка одевалась, он поразмыслил и попытался внушить ей, что это будет ее слово против его слова. И если даже она убедит родителей, что все это правда, от ее репутации останутся только лохмотья.

— Я понимаю, — сказала она.

Похоже, что так оно и было.

На следующее утро Констанца явилась к завтраку ровно в восемь часов, спокойная, но разве чуть более подавленная, чем обычно. Ее настроение можно было списать на необходимость возвращаться в Бремен после прекрасного месяца в Альпах.

Впоследствии она вышла замуж за богатого торговца зерном. Он знал об этом потому, что через несколько лет спросил о ней, и Лутц в изобилии снабдил его скучными деталями: еще один ребенок, новый летний дом у моря, ее благотворительность для безработных. Не стоит удивляться, что война положила конец всему этому, но он, думая о ней, по-прежнему испытывал прилив чувств. Пусть Констанца и не была самой первой, но именно она вызвала в нем признаки жизни, именно она вывела его на дорогу. Он сделал неправильный поворот, опасное отклонение, которое чуть не погубило его, но сейчас стал умнее — более осторожным, более терпеливым — и научился куда лучше скрывать следы.

День четвертый

Макс ворочался в постели, тщетно пытаясь проснуться, когда его вывел из забытья нарастающий рев сирены. Окна были закрыты, но слабый утренний свет просачивался в спальню сквозь трещину в стене. Еще в прошлом месяце со смесью любопытства и тревоги он заметил, что трещина растет. Она начала движение от пола рядом с комодом и по диагонали двинулась к потолку, по мере продвижения расширяясь до ширины ладони. В какой-то момент она исчезла под единственной картиной в комнате — наивной акварелькой с каким-то странным фруктом в вазе — только для того, чтобы неделю спустя вынырнуть из-под рамы и продолжить свой путь. Останавливаться трещина не собиралась. Нетрудно было представить, что произойдет, когда она доберется до потолка. Хотя знанием тонкостей строительства никогда в колледже не отличался, он понимал, что эта диагональ опасна. Из-за нее дверь в квартиру не закрывалась как следует.

Его соседи давно отбыли — грандиозный исход почти опустошил Валлетту, Флориану и Три города, а в окружающих городках и деревнях зарождалось бурное волнение. Отказ Макса сниматься с места удивлял и радовал их: хоть кто-то остался, чтобы давать отпор мародерам. Но в его решении остаться не было ничего благородного и мужественного. Из окна спальни открывался прямой вид на квартиру Митци и Лайонела в Валлетте, и он не был готов расстаться с этим видом. По крайней мере, сейчас.

Они жили на третьем этаже, в большой и светлой квартире, выходившей на сады Гастингса. Макс хорошо это знал. У него все еще оставался ключ от входных дверей внизу. Он был спрятан в ящичке прикроватного столика и лежал без нужды больше двух месяцев после того, как Митци резко прервала их отношения.

Оспорить ее логику было трудно.

— Во время войны каждый хватается за какой-то костыль. Что мы и сделали. Мы были как двое калек, которые опирались друг на друга. Так не может продолжаться, Макс. Я замужняя женщина. Нашим отношениям необходимо положить конец.

К тому времени он знал ее достаточно хорошо, чтобы не спорить. Митци редко принимала решения спонтанно. Она всесторонне обдумывала предмет разговора и лишь потом выкладывала свое заключение. И никакие слова или действия не могли разубедить ее.

— Хорошо.

— Я знала, что ты поймешь.

— Я не говорю, что понял.

Они лежали голые на постели. Пять минут спустя он был уже полностью одет и направился домой, переходя из тени в тень, как всегда делал. Вот тогда он и вспомнил о ключе в кармане брюк. Черный провал за стеной бастиона призывал избавиться от него, но он крепко сжимал ключ в кулаке. Он всегда гордился своим умением стойко переносить отказы и с удовольствием посчитал, что слезы, выступившие на глазах, — следствие пыли, которую резкие порывы ветра несли по улицам.

За последние недели его эмоции менялись, особенно когда стало ясно, что в сердце Митци не произойдет перемен. Молчаливая реакция на отставку постепенно уступила место бурному возмущению, а затем мрачной погруженности в себя.

Строго говоря, Лилиан была первой, кто заметил перемены в нем.

— Что случилось? — спросила она в одну из их еженедельных встреч. — Ты не похож сам на себя.

— А кто из нас похож?

Она, вскинув голову, посмотрела на него, слово говоря: ты должен выглядеть гораздо лучше.

— Я понимаю. Жизнь здесь… словно в другом воплощении. Я не могу вспомнить, кто я.

— Так расскажи мне.

— Что?

— Расскажи мне. Это поможет тебе вспомнить.

Макс говорил главным образом об архитектуре, этой странной и необъяснимой страсти, которая в детстве существовала где-то на задворках его сознания и которую он осознал как раз вовремя, за неделю до того, как принял пост, предложенный ему Форин-офис, хотя был еще студентом в Оксфорде.

Его университетские друзья, которые делали первые, осторожные шаги в будущей карьере, были удивлены его решением начать все сначала, сочтя это причудой человека, в глубине души считающего себя вечным студентом, что, скорее всего, было недалеко от истины. Однако его отец целиком принял эту идею. Он даже обнял Макса — чего не делал годами, — похвалил за смелость и предложил оплачивать маленькую квартирку в Лондоне на протяжении всего времени учебы.

Его пребывание в Архитектурной ассоциации стало волнующим откровением после Оксфорда, бесконечных клубных обедов и дебатов. Никого не волновало, считает ли он Эзру Паунда или Т. С. Эллиота отцами современной поэзии. Он чувствовал себя голым и восторженным. На первом месте была работа, ихработа, а не чья-то еще. Он даже научился находить красоту в занудстве технического черчения, немногословии людей, которые предпочитали делать, а не дискутировать. Да, они говорили об архитектуре, как он сейчас беседовал с Лилиан — о ее способности возносить человеческий дух и о ростках новой эстетики, которые пробиваются сквозь утоптанную почву. Если он и утомлял ее, она этого не показывала.

Но один разговор ознаменовал крутую перемену в их отношениях. Лилиан была инициатором, но они оба играли свою роль. Почти незаметно их совместные прогулки стали проходить дважды в неделю, и он поймал себя на том, что придумывает различные предлоги, чтобы покинуть кабинет на Сан-Пауль-стрит, когда бывает в городе. В первый раз он пригласил ее выпить в «Юнион-клаб» под каким-то сомнительным профессиональным предлогом.

Устроившись на стуле в женском баре — его иронично называли «Змеиная яма», что отнюдь не веселило ее, — Лилиан рассказала ему историю о своем отце, капитане йоркширской легкой пехоты, который провел год жизни на Мальте, оправляясь от ранений, полученных в боях у Салоников. Мальта выходила больше ста тысяч больных и раненых во время Первой мировой войны и обрела известность как «медсестра Средиземноморья».

Мать Лилиан, как и многие другие мальтийские девушки того времени, добровольно пошла в медсестры. Она отдала сердце стройному йоркширцу, которого выхаживала, и вышла за него замуж за несколько месяцев до того, как его послали обратно на фронт. Джордж Флинт погиб не от болгарской пули или бомбы; он скончался от малярии в сентябре 1918 года, за несколько дней до окончания войны.