Нелюдь

— Ты не упала в обморок?

— Почти упала, конечно, — ответила Людмила честно. — Уж на что, на что, а на это я не рассчитывала. Мне такое и в голову не приходило.

Гена сказал, и что я ему понравилась, и вполне утраиваю его, как будущая жена. Он объяснил, что должен вскоре получить повышение, а вместе с ним и улучшение жилищных условий. То есть он дал понять, что мы не будем жить в этой однокомнатной квартирке. Хотя после общежития и она казалась мне раем на земле.

— Ты не будешь больше работать на фабрике, — сказал он также. — Я присмотрю для тебя какую-нибудь глупую синекуру, где ничего не нужно будет делать. И ты сможешь посвятить все свое время дочке. А зарплата у меня и сейчас приличная, а будет просто царская.

Наверное, это было совсем не объяснение в любви, и я отдавала себе в этом отчет. Но, черт возьми, чего мне было еще желать?

Подруги в общежитии умерли от зависти, когда я сказала им, что выхожу замуж, да еще за кого. Это было выше их понимания. Многие от зависти просто перестали со мной разговаривать. Они чувствовали, что если заговорят, то не сдержатся и выцарапают мне глаза. Где это видано — мать-одиночка, да еще из общежития, да еще такого поведения — и вдруг замуж. И не просто за алкоголика Васю, а за ответственного партийного работника…

Мы подали заявление в загс, и уже через неделю Гена был назначен заведующим отделом. Он уже смог написать в анкете, что почти женат и заявление подано. Этого было вполне достаточно.

Правда, я все же ничего не могла понять. Зачем я ему нужна? Но все-таки я смело дала телеграмму родителям, сообщила им радостную новость и получила в ответ поздравления и сожаления о том, что не смогут приехать. Что ж, я их и не ждала.

А ответ на все свои вопросы я получила в день свадьбы. Вот тогда я и узнала про все привходящие обстоятельства.

Свадьба была скромной. Я пригласила двоих подружек, а Гена — двоих своих товарищей. Мы сходили в загс, а потом устроили ужин дома у Гены. Теперь это был уже наш общий дом.

Товарищи Гены были его коллегами и за ужином один из них сказал, что новую квартиру для него уже присматривают. Так что скоро мы сможем переехать поближе к центру и в более удобную квартиру.

Потом гости ушли, и мы остались одни.

Должна тебе признаться, что несмотря на всю необычность происходящего, на все свое смятение, я все же была настроена серьезно.

Какая молодая женщина будет равнодушна воспринимать свое первое замужество?

Я была ошеломлена, я многого не понимала, я была подавлена благородством этого человека. Ведь он взял меня в жены просто с улицы. С ребенком, который не от него. Такой уважаемый перспективный человек женился на мне. На мне!

Нет, ты не подумай, у меня и тогда не было заниженной самооценки. Я понимала, что я красивая женщина, что у меня много достоинств, но все же я была Гене совсем не ровня…

И конечно я всерьез готовилась к свадьбе. До самой последней минуты я не верила, что это возможно, но все же готовилась. Я купила себе очень красивое белое платье. Только фату не стала покупать. Все-таки фата на мне была бы вопиющим цинизмом…

Но платье было красивым — белое, шелковое. Может быть, ты заметил, что я вообще люблю шелковые платья.

Я сразу вспомнил, что Людмила была в зеленом шелковом платье, когда мы встретились в ресторане, и кивнул.

— Ну вот… Еще я достала самое изящное нижнее белье, которое тогда было можно достать. Тогда это была целая проблема, не то, что теперь…

Дело в том, что я все время уговаривала себя, что в сексуальной жизни тоже все будет хорошо. Я совсем не понимала такой холодности Гены со мной. Уж если решил жениться на мне, то почему он только один раз использовал мой рот, и отказывался от всего остального?

Мне казалось, что это у него от робости, от смущения. У многих советских мужчин бывает комплекс на этой почве.

Я подумал, что Людмила права и это совершенно верное замечание. Особенно это стало заметно сейчас. В восьмидесятом году секс вообще был в «загоне» и о нем было не принято даже много говорить. А сейчас развелось много разных борцов с эротикой в разных формах и видах…

Посмотришь — взрослые мужчины, облеченные властью, а о чем говорят, чем занимаются? С эротикой борются… Пишут что-то, обличают, запрещают…

Я подозреваю, что Людмила права, и что это у них, бедных, все от комплексов происходит. Неправильное половое воспитание, зажатость, комплексы, неудовлетворенность… Отсутствие культуры тоже сказывается. Борются, потому что сами себя боятся. Своей собственной ущербности.

— Я еще подумала тогда, что, может быть, у Гены ослабленная потенция, — продолжала Людмила. — Я заметила, что у многих наших мужчин так бывает, Чем он солиднее на вид, чем серьезнее на нем костюм, чем тяжелее у него ответственный портфель — тем он слабее как мужчина.

Вот я и надела на свадьбу самое красивое и изящное нижнее белье под платье, чтобы ему понравиться и заинтересовать таким образом.

Мне и подруги такое советовали…

Но Гена оставался совершенно безучастен. Он разделся и лег в постель. Я скинула с себя платье и подошла к нему, но он не пригласил меня к себе. Больше я уже не могла молчать и недоумевать. Сколько можно, в конце концов?

— Гена, — сказала я. — Нам, кажется, пора объясниться.

И я сказала ему несколько слов о том, что он напрасно меня боится. Что если у него что-то не в порядке с потенцией, то я ему помогу. Только мне для этого нужно как минимум лечь с ним в постель, а не делать все, стоя коленями на полу и работая только губами…

Рядом спала маленькая Юля и я говорила тихо, потому что боялась ее разбудить.

Гена понял меня и вдруг сказал:

— Ты права. Нам пора поговорить, так что пойдем на кухню.

Мы вышли на кухню — маленькую и заставленную тарелками после нашего свадебного ужина. И вот на этой маленькой кухне, среди тарелок и пустых бутылок я услышала новость — мой муж педераст.

Да-да, он был гомосексуалистом. Да, собственно, отчего я говорю был — он и есть гомосексуалист.

Людмила посмотрела на мое лицо и захохотала радостно и оживленно. Она радовалась тому, что ее сюрприз удался.

Мое лицо и впрямь вытянулось.

— Ты этого не ожидал, да? — спросила Людмила.

Я был вынужден признаться, что да, не ожидал.

Чего-чего, а такого поворота ее рассказа я не ожидал. Можно было предполагать все что угодно в качество объяснения странного поведения этого Гены, но только не это. Вернее, это — в последнюю очередь.

— Он так мне прямо и сказал, — произнесла Людмила с оттенком горечи. — Он сказал — я педераст.

Видно было, что и сейчас, по истечении многих лет, ей нелегко рассказывать об этом. Не исключаю даже, что я был первым, кому она столь подробно рассказала обо всем.

— Он не «двустволка», — пояснила Людмила, имея в виду мужчин, которые могут иметь секс как с мужчинами, так и с женщинами. — «Двустволок» довольно много, а Гена — полный гомосексуалист. То есть у него что-то с гормонами. Он так считает. Потому что ему просто невыносимо прикасаться к женщине, — сказала Людмила. — Он сказал мне, что просто делает над собой усилие, когда трогает меня. Он объяснил, что у женщин, у женского тела есть какой-то невыносимый для него запах.

Про запах я понимал. Конечно, у женщин есть свои специфические запахи. Но для полных, то есть гормональных гомосексуалистов они нестерпимы. Можно вспомнить одного великого композитора, который стал несчастен именно оттого, что не мог заставить себя прикоснуться к женщине. Ему даже не удалось иметь потомство.

— Одним словом, Гена сообщил мне, что он был просто вынужден вступить в брак, потому что в противном случае его никто бы не повысил в должности, — сказала Людмила, — и он потому и женился именно на мне, что был абсолютно уверен — я буду молчать. Мне некуда деваться. Что же я, дура совсем, что ли? Все-таки теперь у меня есть муж, дом, мне есть на что содержать дочку… Это ведь немаловажно.

«А в том, что к Юле я всегда буду относиться как настоящий отец, ты можешь не сомневаться», — сказал он мне тогда. И, надо сказать, он не солгал. Действительно, он очень полюбил мою дочку и стал ей настоящим отцом. Искренним и любящим.