Страница 49 из 79
И последнее ее слово было именно это — кретин.
А назавтра в обеденный перерыв возникает у столика нашей бригады Вася–Профсоюз и говорит:
— Приятного аппетита, братья по разуму.
Это старая хохма. Смысл ее в том, что совокупный ай–кью нашей бригады равен себе же, поделенному на число работников. Ну, сами посчитайте, если не лень. Кому попало мы эту шуточку не прощаем. Она строго для своих, и Вася нынче много на себя взял. С чего бы?
— Че те надо, защитник угнетенных? — спрашивает тим–лидер. — Нам нечего тебе пожертвовать, кроме своих цепей, можем отклепать пару метров на нужды профсоюзного движения.
— Да я на минуточку, — говорит Вася. — У меня к Малевичу нашему пара слов. Витя! Сочувствую, что ты в конце квартала увольняешься. Не мог до Нового Года дотерпеть? Мы же тебя планировали на поездку, на показательные выступления… Прямо скажу, здорово ты нас подставил!
И вроде должен я по закону жанра подавиться макаронами по–флотски. А в голове одна мысль: свободен. Я свободен. За меня все решили. Хорошо–то как. И выгоняют не резко, а гуманно, авось еще квартальный бонус получу.
Вася смотрит, ждет ответной реакции. Тут лидер, который тоже отнюдь не подавился, спокойно его спрашивает:
— А чего это — Витя подставил?.. Мы подставили. Мы его попросили уволиться к едрене матрене. Он нам надоел. От него одни неприятности. А ты не знал?
Вася–Профсоюз так и встал столбом.
— До свидания, Василий Иваныч, — советует лидер и ненароком сгибает вилку тремя пальцами. — Покинь опасную зону. Не стой под стрелой.
Васю сдуло. Лидер вилку разгибает и давай жевать. Говорить ему больше не с кем и не о чем. Бригада глаза прячет. Только напарник мой молодой не выдержал. Потому что молодой, специфику заводскую еще не просек до конца.
— Я бы на твоем месте уперся рогом. Пусть выгоняют без объяснения, кинь им такую подляну.
Тут вопрос принципиальный: если ветерана и чемпиона погонят «без объяснения причин», это шухер на ползавода. Глядишь, и дубина народной войны поднимется. Может, еще кому «темную» устроят в узком коридоре. А то непорядок — один только Рой Калиновски поумнел и вежливый стал… Хотя чего на пиндосов силы тратить, вон у Василия Иваныча давно морда рихтовки просит.
— Не надейся, — говорит лидер. — Это не мы им, это они нам подляну кинут. Допустим, Железному Джону настройки собьют. Через неделю вас с Витей пинками выгонят обоих, коллеги наши дорогие выгонят… Да я первый вынужден буду вас попросить.
Я сразу глаза опустил. Лидер куда дольше меня работает и больше гадостей тут видел. Подставить нас с Джоном легко. Сегодня, завтра, послезавтра — легонькое вмешательство в настройки. Ремонтники бессильны: робот проверен, «мозги» опломбированы, в журнале — роспись мастера участка. Просто робота глючит, когда я прихожу. Разлюбил он тебя, Витя, ха–ха–ха… И будут на веддинге затыки, короткие, но чувствительные для всех, пока я не восстановлю против себя целый конвейер. Народ будет знать, что меня подставляют — и злиться, отчего я такой упертый. На день хватит народа, на два, а потом терпелка лопнет. Ну, показал характер, молодец, но сколько можно?.. И уйду я совсем не героем, а неприятным типом с обостренным чувством собственного величия, который нагадил не столько пиндосам, сколько трудовому коллективу.
— Намек понял, — говорю.
В «кадрах» младший менеджер разыграл удивление и сожаление, но стандартная форма увольнения «по собственному» уже была распечатана. Только я ее заполнил, открывается дверь кабинета, и зовет меня заведующий. Ну правильно, его виза нужна.
Кажется, он был поддатый. Уселся, кинул перед собой заявление и загрустил. Подпер щеку рукой так, что физиономию перекосило, и выдал:
Много лет стоял, как в книжке, Я над пропастью во ржи. Только все мои детишки Ушли квасить в гаражи!
— Да вы поэт! — говорю.
— А ты художник, — сообщает кадровик. — От слова «худо». Сколько раз я тебе говорил — не болтай? У меня где–то записано, сколько. Надо поискать.
Лезет в стол, чем–то там звенит и булькает, достает толстенную папку. На обложке написано: «Промышленный шпионаж и электронная разведка. Пособие для слушателей третьего курса Академии…» — дальше я прочесть не успел. Выпал в осадок. Да и сам кадровик смотрит на папку в легком недоумении.
— Господи, как мне все это надоело, — говорит. — Раньше людей по–настоящему готовили. А теперь… Кто мне прислал эту муть? На рецензию, наверное… А кто автор?.. Как — я?! Зачем?!
Поднимает глаза к потолку. Я сижу, не дыша — жду, пока кадровик очнется.
— Денег, что ли, пообещали? — думает он вслух. — А, точно, так оно и было. А это мне авторские прислали… Слушай, тебе не надо? Лежит, пол–ящика занимает…
Меня хватило лишь на то, чтобы головой помотать.
— Ну, как хочешь, — говорит кадровик и сует папку обратно. — Не смею настаивать. А то по чуть–чуть?..
— Я за рулем.
— Это правильно. Одобряю. Чего–то я хотел тебе сказать… Ах, да. Не знаю, что ты помнишь, а вот я, например помню, когда у нас тут было… Много всего. А потом оно развалилось. И долго ничего не было. Власть меняется, жизнь меняется, а мы тут в берлоге лапу сосем… Дальше явились пиндосы и завод поставили. И город снова зашевелился, на всю Россию прославился. Благодаря пиндосам. И по большому счету твое поколение, кроме пиндосов, ничего не видело. И вам, наверное, кажется, что если на заводе фигня творится, это так, местный колорит, пиндосские закидоны. А вокруг — огромная Россия, всюду наши, жизнь прекрасна и удивительна… Не надо иллюзий, ребята. Не надо иллюзий, Витя! А теперь, раз ты за рулем — желаю дальнейших успехов в труде и личной жизни!
На парковке я посмотрел на свой «цитрус» (3–дв. хэтч, красный, 1,8 турбо, 215 л.с., механика, все электро, сел и поехал) и сам у себя спросил: что кадровик хотел сказать? Что пиндосы — всюду?
И тут замечаю: идет в мою сторону, точнее, почти бежит Кен.
А я понимаю, что ничего не понимаю. Ничего в этой жизни не понимаю! Кен умный, Джейн целеустремленная, а я — что за человек? Недоразумение, а не человек. Вот меня и выкинули с завода, где я столько лет отпахал, словно кота, что мышей не ловит — за шкирку.
И вроде бы надоел мне завод. А уходить больно. И вдруг такая обида захлестнула, что я даже по «цитрусу» кулаком врезал, обидел любимую машинку.
А Кен глядит на меня круглыми глазами и бормочет:
— Да чего ты, Витя… Ну… Это же не трагедия.
Вот именно. Комедия.
Дальше события развивались слишком быстро, чтобы кто–то успел задуматься и понять, как себя вести. Люди действовали рефлекторно. Поэтому, кто бы что теперь ни говорил, я считаю — винить некого. С рефлексом не поспоришь. Увидел добычу, пустил слюну, побежал на перехват.
И уж совсем как динозавр повел себя я.
У компании было два завода в России, один в Центре, другой на Дальнем Востоке. Мы с «восточными» находились в состоянии перманентной гонки — кто кого перепиндосит. Выше знамя соревнования, и все такое. Но если отбросить шелуху, любой косяк «востока» нас, простых сборщиков, обижал — и наоборот. Болезненная это штука, престиж национального филиала. Начнутся из–за «центральной» сборки рекламации — «восток», конечно, поиздевается над нами в Интернете, напишет гадостей, но заметно будет, до чего ребятам тошно: мы ведь родную страну подставили.
А тут «восток» пролетел. У них китайский поставщик решил «оптимизировать схему» электроусилителя рулевого управления. Углядел там что–то лишнее с точки зрения своего национального менталитета — и радостно это лишнее сэкономил, заменив проволочкой, именуемой в народе «соплей».
Привела китайская экономия к тому, что изредка (спасибо и на этом) в крайнем левом положении руля (прямо скажем, повезло) каждый тысячный (счастье–то какое) усилитель внезапно делал «право на борт» со всей своей электрической дури. Пальцы людям выбивало только так. И машину разбивало обо все, что подвернется. Слава богу, на большой скорости никто руль до упора не перекладывает, поэтому бились люди не в хлам. Но автомобилей потом боялись долго, любых, а от цитрусов — кидались с воплями. Ждали, что сейчас напрыгнет.