О любви

«А вдруг там пенек?» — испугался Петров.

Он подошел к Зине и присел на корточки:

— Ты жива?

Зина не отвечала, она смотрела вверх. Петров взял ее за кончик носа и поводил из стороны в сторону.

— Небо, — сказала Зина, — какое красивое небо и облака. В городе не бывает такого неба, только переменная облачность.

Петров смотрел не на небо, он смотрел на Зину. Едва сдержал себя — так хотелось ее поцеловать.

— М-м-м-мужчину падшего я тебе сейчас покажу, — не то простонал, не то промычал Петров.

Он сложил Зине руки на груди, перевернул ее и подтолкнул с горки.

Зина рулоном скатилась вниз. Быстро вскочила на ноги, погрозила Петрову кулаком и показала язык. Она хотела подняться на горку с чинным и независимым лицом, но на середине подъема поскользнулась и остальную часть пути проделала на четвереньках.

Она уже забралась на край оврага, когда Петров остановил ее, перевернул на спину и снова спустил с горки.

Зина несколько раз на четвереньках совершала восхождение, но как только подползала к вершине, рядом оказывался Петров, брал ее за ворот куртки, переворачивал и толкал вниз. Зина шумно возмущалась и весело хохотала. За несколько скольжений она прокатала плотную дорожку. Петров требовал, чтобы Зина извинилась за обидную характеристику.

Его не устраивали компромиссы: «полупадший», «почти не падший», «наполовину падший», «падший много лет назад» — она снова и снова ехала вниз.

— Ну хорошо. — Зина стояла скрестив руки и смотрела на Петрова снизу вверх. — Может быть, ты еще не падший мужчина, но я уже совершенно мокрая женщина. Теперь я заработаю воспаление легких. — Она подняла глаза к небу. — Болеть приду на твою площадь, так привычнее, в твоей квартире и помру.

— Дудки, — сказал Петров, — мне хватило одной твоей болезни. Держи руку.

Когда Петров почти вытащил Зину наверх, она выдернула у него руки, плюхнулась на снег и дернула его за ноги. Петров полетел в овраг через ее голову. Он на животе проделал тот спуск, который раскатала Зина спиной и ягодицами.

Еще не встав на ноги, она оглянулась:

— Павлик, как называется упражнение, которое ты выполняешь? Я занималась гимнастикой, но такого не припомню. Скольжение пузом по наклонной?

После этого заявления она быстро пристегнула лыжи и побежала вперед. Петров догнал ее, погрозил пальцем, обошел и стал прокладывать лыжню.

*

Дома на вопрос Потаповых, как покатались, Зина ответила, что не помнит, когда последний раз было так хорошо. Петров заставил Зину переодеться. У нее не было запасной одежды. Выдали спортивный костюм Людмилы, в котором гостья чуть не утонула.

— Какая же я толстая, — вздохнула Людмила, глядя на Зину.

— Ничего подобного, — возразил Петров. — Зина тощая, а ты женщина в полном расцвете. Я вот думаю, что ты нашла в этом шклявом субъекте?

— Ты думай в другую сторону, — ответил за жену Потапыч, — и вообще занимайся более привычными для тебя вещами. Думает он… Ты бы еще балетом занялся.

У них была своего рода игра: Петров нахваливал Людмилу и уговаривал ее бросить Потапыча и выйти замуж за него. Потапыч изображал ревнивого мужа.

— Зиночка, — вкрадчиво сказал Потапов, — для полного сугрева вам надо выпить мой фирменный напиток, глинтвейн. Это горячее вино с капелькой водки и пряностями, набор которых — мой личный, пока незапатентованный секрет.

Петров и Людмила знали, что многолетние эксперименты Потапова привели к тому, что водка на восемьдесят процентов вытеснила из напитка вино. А пряности он добавлял методом сложения — все, что были в доме, плюс новые, которые скупались во всех командировках. Однажды Потапыч даже положил в глинтвейн лавровый лист и соль. Пить было невозможно — так называемый глинтвейн напоминал суп, в который влили спирт.

— От этого можно умереть, — честно сказал Петров, подавая Зине стакан, — но заболеть точно нельзя.

Она немного отхлебнула и почувствовала, что проглотила ароматические лезвия. Потапов гордо смотрел на нее, наивно ожидал похвалы. Зина выдавила улыбку, сказала, что напиток великолепный. Мужественно влила в себя весь стакан. Последние капли глинтвейна лишили ее голову последних капель ясности, а ноги стойкости. Зина хотела подняться, но тут же снова рухнула на диван.

— Дти, — пролепетала она заплетающимся языком, — мне надо их накрмить и улжить. Ой, батюшки, что это со мной?

— Сегодня глинтвейн удался, — сказал довольный Потапов. — Главное в нашем деле — испытание на чистых людях, светлых натурах. На Петрове экспериментировать бессмысленно. Зиночка, приезжайте к нам почаще. Каков эффект! Может, еще рюмашку?

Зина отрицательно затрясла головой. Комната запрыгала перед глазами. Зина с трудом сфокусировала испуганный взгляд на Петрове.

— Ничего не случится с твоими детьми, — сказал он. — Пойдем-ка я тебя уложу.

Он подал Зине руку, и она схватилась за нее как утопающий за канат. Зина хотела извиниться перед Потаповыми, открыла рот, но вместо слов вырвался громкий «ик».

В комнате, которую отвели Зине с детьми, Петров посадил ее на тахту, присел на корточки, стал расшнуровывать ей кроссовки.

— Палик, знаешь, что я думаю? — хихикнула Зина — Нет, я не буду говорить, потому что я пьяная. Ой, как смешно! А здорово мы сегодня покатались?

— Здорово. Давай я сниму с тебя свитер.

— Еще чего! Я сама, — возмутилась Зина.

Она перекрестила руки, взялась за край свитера на талии и потянула вверх. В следующую секунду стала валиться на бок. Петров придержал ее и помог стянуть свитер. Одновременно слезла и футболка.

— Не смотри, — велела Зина, пытаясь вывернуть и надеть футболку.

— Не смотрю, — согласился Петров, наблюдая за ее попытками просунуть голову в рукав.

Он отобрал у нее футболку, разобрался, где зад-перед.

— Я сама! — твердила Зина и мешала ему.

— Конечно, сама, — вторил Петров, натягивая футболку ей на голову. — Ты уже большая девочка. Не маши рукой, давай ее сюда, толкай. Где другая рука? Не ерзай! Большая девочка, а напилась как сапожник.

— Вдрызг! — согласилась Зина, — Но первый раз в жизни. Что дальше? — Глаза у нее закрывались.

— Дальше снимаем с тебя штаны.

— Зачем?

— Я бы тебе ответил, голубушка…

— Зови меня просто — дорогая… А штаны снимать не бум.

— Почему?

— Потому что под ними ни… ни… ничего нет. Все суши… суши… суши — это блюдо японской кухни. Вопрос из кроссворда, хи-хи. Все шушится.

Зина повалилась на подушку.

— Тогда конечно, — буркнул Петров.

Он положил ее ноги на кровать, укрыл пледом.

Зина заснула мгновенно. Петров стоял рядом и смотрел на нее. Вспомнил, как однажды оказался с ней в одной постели, как она прижалась к нему забинтованной грудью. Лучше бы она ее не разбинтовывала, а единственными чувствами Петрова по отношению к этой женщине остались жалость и сострадание. Теперь ему самому впору жаловаться и напрашиваться на сострадание.

Он стал на колени и положил голову на Зинину подушку. Он привык к тому, что, приближаясь к лицу женщины, он вдыхает сладкий и томный аромат духов. От Зины духами не пахло. Винный дух глинтвейна смешивался с лесным — немножко хвои и запах чистого снега.

— Палик… — пробормотала Зина.

— Что, милая? — Он прикоснулся губами к ее щеке.

— Я тебя не люблю, — четко сказала Зина и отвернулась к стене.

Петров на секунду замер, потом медленно встал.

— Знаю, — пробормотал он. — Я круглый дурак и старый осел.

В пьяном сне все было просто, ясно и совсем не так, как в жизни. Зина любила Петрова, но пришел Игорь, стал предъявлять права Зине было почему-то не жалко мужа и совсем не совестно. Она с легкостью заявила Игорю: «Я тебя не люблю». Игорь растворился, а они с Петровым закружились в зимнем лесу. Никто не говорил ей, что она поступает бесчестно по отношению к мужу, мужа этого вообще не существовало. Никто не напоминал, что Павел друг ей, а не любовник, что у него батальон девиц, не чета ей, Зине. Петров любил только ее.