Страница 15 из 39
В этот момент послышались шаги, и в комнату вошел Тед Роббинс.
— Извините за беспокойство, Джесс, но я тоже здесь.
Она хмыкнула и вышла, а Стелла отвела взгляд от управляющего и вопросительно посмотрела на Мэтью:
— Я думала, что митинг закончился.
— Так и есть. Но еще один состоится утром, и мы с Тедом должны поработать над тем, что сказать бастующим.
— Вы собираетесь заниматься этим ночью? — холодно спросила она.
— Не беспокойся, любимая. — Мэтью сел и потянулся к куску хлеба. — Господи, как я голоден! Никогда не переносил чай, который подают в поезде. Не хватает еще набивать желудок мухами!
Он начал рассказывать, но Стелла не слушала, занятая борьбой с подступавшими слезами.
Джесс вернулась с еще одной кастрюлей, мужчины замолчали и принялись за еду. Тед изредка поглядывал на Стеллу и нервно крошил хлеб. Когда они закончили есть, Джесс поставила перед ними тарелки с бисквитами. Едва затолкав в рот последний кусок, Мэтью поднялся из-за стола:
— Пойдем поболтаем, Тед. Я хочу сегодня закончить пораньше.
Управляющий поднялся, и Джесс начала собирать тарелки:
— Идите в переднюю комнату, Стелла. Я недолго.
— Могу я помочь? — предложила Стелла.
Мэтью обернулся от двери:
— Джесс справится.
Он подождал, пока Стелла впереди него пройдет в холл:
— Ступай в логово, Тед, я хочу поговорить со своей женой.
Он провел Стеллу в гостиную и взял ее за руку:
— Поцелуй меня, любимая.
Она сердито увернулась от него и опустилась на колени перед камином:
— Зачем зря терять время? Я думаю, тебе следует поговорить со своим управляющим.
— Не сердись на меня, дорогая. Я бы все на свете отдал, только чтобы этого не случилось. Особенно сегодня! Но у меня не было выбора. Я должен был вернуться.
— У тебя бизнес на первом месте!
— Не говори глупостей. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Но я не мог бросить Теда. Если с этой фабрикой что-нибудь случится, это будет иметь очень серьезные последствия. — Он взял лицо Стеллы в свои ладони и поцеловал ее в бровь. — Я ненавижу бросать тебя, дорогая. Я буду спешить, как только смогу.
— Меня это меньше всего волнует, — парировала она. — Мой день, так или иначе, рухнул.
Мэтью беспомощно поглядел на нее, потом покачал головой и вышел из комнаты.
Остаток позднего вечера прошел так же, как ранний. Золовка флегматично сидела перед огнем, а Стелла обнаружила, что говорить ей трудно, и была очень благодарна Джесс, когда та отложила свое вязанье и встала:
— Я пошла в постель. Мне вставать в шесть утра.
— Вы уходите?
Джесс выглядела удивленной. Потом горделиво улыбнулась:
— Я встаю почти в шесть. Я с девчонок работала на заводе, а старые привычки не умирают.
— Уверена, что вам хочется иногда полежать.
— Никогда. Вот когда умру, у меня будет достаточно времени на отдых.
И на этой бодрой ноте она удалилась, а Стелла подсела ближе к огню. Она чувствовала себя здесь более чем странно, вдали от дома и родных. Человек, чей приглушенный голос доносился до нее, был ее мужем, но она не чувствовала никакого тепла к нему, только боль и разочарование. Стелла знала, что она и Мэтью — совсем разные люди, но была уверена, что они как-нибудь сумеют найти взаимопонимание. Его сегодняшнее поведение показало, как она ошибалась, потому что даже в самых диких фантазиях Стелла не смогла бы представить день своей свадьбы похожим на этот.
Ее мысли были прерваны часами, пробившими полночь. С легким вздохом она пошла наверх. Кровать была разобрана с обеих сторон, и, раздеваясь, Стелла старалась не смотреть на нее. Даже горячая ванна не сняла напряжения. Стеллу трясло от усталости и обиды.
В час ночи она еще лежала в постели, уставясь в потолок. Часы успели пробить два, когда на лестнице раздались шаги Мэтью.
Осторожно повернулась ручка, и Стелла закрыла глаза, ее сердце заколотилось, когда она почувствовала, как он приближается к кровати и смотрит на нее, прежде чем отправиться в гардеробную. Дверь открылась и закрылась, скрипнула дверца шкафа, послышалось проклятие, потом он вошел в ванную, и Стелла услышала звук льющейся воды.
Когда Мэтью опять вошел в спальню, она открыла глаза, он улыбнулся и присел на край кровати, совсем незнакомый в темно-зеленом халате.
— Хэлло, любимая, — нежно сказал Мэтью, — извини, что я задержался.
— Я думала, ты совсем не пойдешь спать.
— В мою-то брачную ночь? — Со смехом он лег поперек кровати и хлопнул Стеллу по руке. — Не расстраивайся, Стел. Я ничего не мог поделать.
— Это твое постоянное оправдание?
— Пожалуйста, дорогая, постарайся понять. Дела такого рода случаются раз в жизни. — Он взял ее за руку. — Я так долго ждал, когда смогу вот так говорить с тобой, не порти сейчас все. Дорогая, почему ты дрожишь? Да ты холодная как лед! — Он прижался щекой к ее волосам. — Я так люблю тебя. И совершенно не переношу, когда ты сердишься.
Мэтью нежно поцеловал ямку ниже ее горла, его руки неловко теребили тесемочки ее ночной сорочки.
— Любимая, — приглушенно пробормотал он и прижался губами к ее груди. Мэтью тяжело задыхался, его слова стали бессвязными, он прошелся мелкими поцелуями по гладкой, прохладной коже Стеллы, много нежнее его собственной, такой сухой по сравнению с ее кожей. Его руки были теперь более настойчивы, их прикосновения решительнее, требовательнее, перемещаясь по ее талии и вниз до бедер.
В смертельной муке Стелла смотрела в темноту, ненавидя свое тело за его непрошеный отклик, ненавидя Мэтью за то, что он мог оставить ее одну на многие часы, а потом с уверенностью собственника явиться для обладания ею, как будто у него есть право на это. Как смеет он так касаться ее! Как смеют его руки… его губы…
— Нет! — вскрикнула она. — Не трогай меня! — Стелла, как дикая кошка, вырвалась из его рук и откатилась на другой край кровати. — Оставь меня. — Она задыхалась. — Я не переношу тебя!
— Дорогая, не расстраивайся. Не стесняйся.
— Я стесняюсь каждого слова! Неужели ты думаешь, что можешь заниматься со мной любовью, когда тебе угодно? Или что я могу ждать момента, когда у тебя не найдется лучшего занятия? Я — женщина, Мэтью, а не статуя!
— Ты расстроена, любимая. Если…
— «Расстроена, любимая», — передразнила она. — Вот и весь твой словарный запас. Конечно, я расстроена! Расстроена тем, что совершила глупость, выйдя за тебя замуж! Тем большей глупостью было надеяться, что мы будем счастливы вместе.
— Ты не понимаешь, что говоришь!
— Понимаю! Прекрасно понимаю! Ты эгоист, ты невнимательный и… и вообще! Это потому, что ты неуклюжий и вульгарный! — Она спрятала лицо в ладонях, хрупкие плечи затряслись от рыданий. — Оставил меня на весь день и полночи и ждешь, что я… что… А я не могу, — плакала она, — я не могу! Уходи, оставь меня одну!
Кровать заскрипела, он поднялся:
— Не надо плакать. Не надо ничего бояться. Я не подойду к тебе прежде, чем ты меня об этом попросишь.
Она зарыдала еще пуще: о себе, о нем, об их разбитых мечтах.
— Мэтью, — выдохнула она, но он уже ушел.
Лежа без сна всю ночь, Стелла наконец разобралась, в чем дело. Ее вспышка высветила факт, который она скрывала даже от самой себя: хоть Мэтью и казался ей привлекательным, но его манеры и выговор вызывали раздражение, которое разрушало все ее влечение к нему. Действуй подобным же образом Чарльз, посчитай он какое-то дело более важным, чем медовый месяц, разве она так рассердилась бы? Стелла понимала, что честный ответ был бы отрицательным, и мрачно задавалась вопросом: куда их с Мэтью все это заведет? Если бы она разобралась в своих чувствах к нему до того, как стать его женой! Еще во время помолвки Стелла думала, что ее боязнь его любовных ласк — это естественная реакция неопытной девушки на страсть зрелого и пылкого мужчины. Однако она надеялась, что после свадьбы ее симпатия к Мэтью позволит им наладить нормальные отношения.
Теперь она знала, что об этом не может быть и речи. Счастье потребовало бы от них обоих слишком больших усилий. Но забудет ли Мэтью ее взрыв? Сможет ли он забыть то, что она ему наговорила?