Страница 9 из 20
— Не знаю. Может быть, сердцем? — Анна улыбнулась сквозь слезы.
Не зная, как отвлечь ее, Кирилл начал рассказывать ей про визит графа Мехцебера и о том, как хлопотно прошла неделя в подготовке встречи с ним. Он рассказывал про картины, наброски, про странную репутацию графа. Про то, как мысли о ней мешали ему сосредоточиться, и о том, как он отважно отгонял радивых слуг от своих работ.
— А покажи мне свои картины?! — внезапно попросила Анна.
Кирилл смутился. Он не представлял, как именно Анна хочет «посмотреть» его работу.
— Показать? Как?
Анна невесело улыбнулась.
— Ты знаешь… Я прекрасно вижу… пальцами. Мне кажется, что я смогла бы как-то понять, что именно ты рисуешь. Во всяком случае… Ведь это не может повредить?
— Конечно, нет, — обрадовался Кирилл. — Смотри сколько хочешь.
Войдя в мастерскую, он не стал зажигать лампу — Анне она была не нужна, а он и так знал здесь каждый уголок. Она не спеша прошлась по незнакомому помещению. Только сейчас Кирилл обратил внимание, как она растеряна. Смущаясь, он протянул ей руку и подвел к первой же картине, которая стояла у стены, натянутая на подрамник. Анна протянула руку и коснулась сухих мазков масляной краски кончиками пальцев.
Ничего не произошло. Она нежнейшими движениями обследовала каждую выпуклость на картине и при этом молчала. Кирилл чувствовал, как от вида ее руки, скользящей по полотну, у него перехватывает дыхание. Ему захотелось схватить ее в охапку и целовать, пока она не прозреет! Ну почему мир так несправедлив? Почему самая умная, нежная и внимательная девушка, из тех, кого он встречал, должна была оказаться слепой?! Хотя… Не было ничего справедливого и в том, что она приемная дочь крестьянки.
Анна вздохнула.
— Нет, не понимаю. Ничего не вижу. Картина, написанная маслом, такая сухая и твердая, что я только царапаю кожу. — Она была искренне расстроена. — Я обидела тебя, да?
— Что ты, конечно, нет. — Кирилла очень тронуло ее наивное внимание к его чувствам. — Мои работы многим не нравятся. У тебя самое убедительное оправдание своего мнения.
Кирилл старался говорить весело, но лицо Анны в пробивающемся из окна лунном свете оставалось грустным.
— Мне очень больно, Кирилл. Больно оттого, что я никогда не увижу того, что ты нарисовал. Я научилась видеть многие предметы, не пользуясь глазами… Но картины!
— Анна, пожалуйста, только не расстраивайся! Если бы я знал, что мне предстоит встретить тебя, то, клянусь, направил бы все усилия, чтобы стать скульптором.
Анна задумалась, а потом улыбнулась.
— Да, было бы легче, но только мне. Ведь истинный художник не выбирает для себя призвания. Поэтому пусть все будет как есть.
— Подожди! — внезапно Кирилла осенило. — Когда я только вернулся от учителя, Мишеля Морцо, я привез оттуда несколько учебных работ. Среди них были скульптуры. Сейчас я найду их!
Кирилл принялся копаться в темноте, позабыв включить лампу. Он спешно выдергивал из вместительных шкафов все то, что туда любовно упаковали слуги. Шкаф громыхал, дверцы ходили ходуном, а нужные вещицы все не находились. По правде говоря, Кирилл вполне мог их и выкинуть. Чертыхаясь и торопясь, Кирилл поднялся, чтобы разжечь лампу, но Анна остановила его.
Ее руки легко порхнули где-то рядом с ним, затем безошибочно нашли его руки, скользнули вверх и прикоснулись к лицу. Голос ее дрожал, а глаза блестели от слез.
— Спасибо! — шептала она. — Спасибо тебе, Кирилл… Не надо, не ищи больше. Бог с ними… Еще никто так не старался для меня. Я потом посмотрю, не надо…
Услышав ее срывающийся голос и почувствовав рядом с собой теплое дыхание, Кирилл ощутил, как закружилась голова. Ладони мгновенно стали горячими и влажными, во рту пересохло. Ему было одновременно и нужно, и невозможно прикоснуться к ней. Все напряжение прошедшей недели вылилось у него в единый вздох. Он протянул руки и прижал Анну к себе. И…
И замер… Минуты потекли, как расплавленный воск. Сквозь рубашку Кирилл чувствовал, как колотятся их сердца, и больше в целом свете ничего не происходило. Анна не убирала его рук, но и не подавалась навстречу, только опять, как и раньше, с прикосновением рук Кирилл почувствовал, что по коже пробежались маленькие молнии.
Его знобило. Полумгла, окружающая их, делала происходящее в этой комнате невероятно интимным. Для Анны же свет и вовсе не имел значения. Она всегда была наедине с собой.
Не имея сил сдерживать больше свою нежность, он слегка приподнял лицо Анны и нежно поцеловал в губы. Может быть, и нужно было остановиться или как-то еще выразить чистоту своих намерений, но Анна не дала ему от нее оторваться. Ее гибкие руки нежно, но настойчиво обвили его шею и приятно прошлись по взъерошенным волосам — она отвечала на его поцелуй! Более того, именно она сделала его таким, что Кирилл совершенно забыл, где он находится.
Еще через секунду Кирилл почувствовал тоненькие пальцы Анны на своем лице. Быстрыми, едва уловимыми движениями она ощупывала каждый дюйм его кожи, и князю эта ласка показалась сверхвозбуждающей.
Однако Анна быстрее, чем он, пришла в себя. Пройдясь несколько раз по его лицу, она опустилась на шею, затем тронула руки, губы… Они были все еще влажными от их поцелуя. Кирилл недоумевал. Сильным усилием воли он подавил неуместное возбуждение и постарался понять, что делает эта пытливая натура.
— Кожа… — еле слышно рассмеялась Анна. — У тебя прекрасная кожа! Матушка говорила мне, что ты некрасив, но это не так. Ты очень, очень красивый! У тебя такие брови, нос, губы… Такие красивые, ровные. — Она искала слова. — Кирилл, они безупречны!
Последние слова она произносила скороговоркой, опустив лицо ему на плечо.
— Спасибо, тронут. — Кирилл был сражен. — Ни разу не слышал от дамы комплиментов. Считается, что мужчины их не любят. — Допустим, я красив. Но чем это тебя расстроило?
Анна еле заметно затрепетала в его руках. Она, как и прежде не шевелилась, но подрагивание мышц под тонкой тканью выдавало нерешительное желание уйти.
— Просто тогда… — Анна смущалась и с трудом подбирала слова. — Тогда не понятно, зачем я… Вам.
Кирилл даже не понял сначала, о чем она, только заметил резкую перемену в ее отношении, и эта Перемена его не обрадовала.
— Что значит — зачем?
— Мама сказала, что ты никогда не женишься, потому что у тебя отталкивающая внешность. И я подумала… Я ведь слепая…
Кирилл внезапно ощутил приступ удушья и страха. Пожалуйста! Пусть она не говорит, что метила к нему в постель, подгоняемая мыслю о корысти. Для слепой красавицы крестьянки, уродливый аристократ — подходящая партия, не так ли? Раздражение захлестнуло его так же, как мгновение назад это сделала страсть.
— Анна, что ты говоришь?! — Он так закричал, что девушка отпрянула. — Ты была согласна принести себя в жертву уродливому неудачнику?! Ради титула, я смею полагать? Черт! А я-то думал, что встретил на земле ангела. Мне казалось, что твоя внешняя исключительность есть продолжение исключительности внутренней…
Анна испугалась. Резкий тон Кирилла оглушил ее. Она отчетливо почувствовала, что находится в незнакомом помещении и не сразу сможет найти выход. Показать беспомощность ей хотелось бы меньше всего. Зачем он так с ней?
— Кирилл, ты не понял! — Анна уже не пыталась сдерживать слезы и беспомощность. — Я подумала, что тебе нравится говорить со мной, потому что я не вижу твоего недостатка. Но у тебя нет недостатков! Тогда я не знаю, зачем тебе я… — девушка всхлипнула, — ведь у меня-то их в избытке… Я крестьянка! Я слепая!
Наконец-то Кирилл понял, что она имела в виду. Ай да затейница ее мамаша. Если бы не рассказ престарелой примы о несчастном уродливом князе, Анна никогда не подошла бы к нему и не посмела бы открыться. Какое счастье, что есть трусливые, суеверные бабы, плетущие небылицы!
— Аннушка, если бы ты могла повторять эти слова каждый день, я бы слушал их, не уставая! — Кирилл легко приподнял Анну на руки, и покружил по комнате. — Тебе очень идет эта милая нерешительность. И мне очень нравится, когда девицы заблуждаются о моих намерениях.