Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 20



Поскольку в руках мальцов были деревянные мечи и их с раннего возраста обучали техникам боя, трое таких мальчишек против одной хрупкой девушки могли оказаться слишком серьезной преградой на пути спасения пострадавшего. Но только не для Любавы! Чем-то этот мальчишка им не угодил, это факт, и, возможно, они наказывают его за дело, но разбираться времени не было. Почему-то, ложась спать, Любава положила рядом весло от спрятанной лодки и сейчас смогла быстро вооружиться им.

— Эй, смельчаки! — крикнула она. — Отойдите от него. Дайте ему выбраться на берег! Вас трое, а он один. Даже звери не дерутся столь бесчестным образом со своими сородичами! Разве он ваш враг?

— Посмотрите-ка! — взвизгнул самый рослый и воинственный мальчишка, который в это время как раз оттаптывал пальцы своему поверженному сопернику. — Это дева-воин! Сейчас она спасет Акуньку.

Его дружки тут же бросились к Любаве с мечами наперевес. Поднимая над собой весло, Любава успела заметить, что мечи мальчишек обиты железом.

«Ишь, как серьезно у них поставлена воинская подготовка, — подумала она и тут же стала подаваться вперед, удар за ударом».

Любава выросла в племени потомков кочевых воителей. Поставленные на колени, обремененные унизительной данью, они были вынуждены продавать своих дочерей. Это позволяло приобрести оружие и совершенствовать технику боя. Каждого ребенка готовили к тому, что однажды ему придется отстаивать свою жизнь и независимость. Сейчас эти умения пригодились ей, как никогда.

Мальчишки окружали ее со всех сторон, ловко орудуя мечами. Дважды им чуть было не удалось перебить крепкое весло, но Любава уворачивалась. В конце концов один из них усмехнулся.

— Для девчонки, ты хорошо дерешься. Забирай Акуньку, он твой.

С этим словами мальчишки рассмеялись и убежали по направлению к городским воротам.

А Любава поспешила к мокрому Акуньке, который успел выбраться из воды, как только его соперников отвлекли на бой. Девушка имела возможность хорошенько рассмотреть его, пока он отжимал свою одежду.

Это был маленький крепкий мальчуган, загорелую кожу которого уже покрывали шрамы. Со временем из него вырастет отчаянный воин.

— А где твое оружие, — спросила его Любава. — Как же ты дрался с ними без меча?

— Был бы у меня меч, я бы там не оказался, — буркнул мальчишка. — И вообще! Ты сильно не воображай. Ты хоть и хорошо дерешься, но ты девчонка. Меня теперь засмеют.

— Глупенький, если бы не я, и осмеять было бы некого. Они же тебя утопить могли! Течение здесь вон какое быстрое. Дай мне хоть бок твой осмотреть, у тебя же кровь течет!

Но мальчишка вырвался.

— Не тронь! Меня Акун зовут. Я скоро буду служить в дружине князя.

— Правда? — Любава спрятала улыбку и принялась приглаживать волосы. — Стало быть, ты знаешь князя?

— Мой брат дружинник. Он знает. Я каждый день учусь сражаться, они меня не победят.

— Я и смотрю, — с серьезным видом сказала Любава и, понимая, что тема поражения для мальчишки болезненна, добавила:

— За что они с тобой так?

— Это все мамка, — дернул плечом Акунька.

Будто услышав его слова, где-то у ворот громко заголосила женщина.

Мальчишка и девушка обернулись. По направлению к ним бежала, причитая, крупная молодая женщина, в типичной одежде горожанки, с ухватом в руках. Женщина крепко ругала акунькиных обидчиков, звала его самого и постоянно громко всхлипывала. Увидев Любаву и притихшего Акуньку, она бросилась к ним.

— Слава богам! — твердила женщина. — Слава богам! Сыночек мой! Пусть не родят поля у отца этих выродков! Пусть мор падет на его скотину!

Любава не видела в причитаниях женщины никакого толку, поэтому попыталась ее отвлечь.

— Их уже нет, они ушли. Успокойтесь, мальчик в безопасности.

Женщина невидящим взглядом уставилась на Любаву. Акунька шмыгнул носом и признался, что это она его спасла.

После его сбивчивого рассказа женщина глянула на девушку, потом на весло, прижала к себе сына и спросила у Любавы, откуда она прибыла.

— Я странница, — ответила девушка, понимая, что не стоит рассказывать в незнакомом городе о том, откуда и зачем она прибыла. — Ищу пристанище на эту ночь и, возможно, работу.



— Девушке в твоем возрасте стоило бы поискать себе мужа, — недовольно проговорила женщина. А то вон чем заканчиваются эти блуждания.

С этими словами женщина хмуро кивнула на сына.

— Они же его треплют за мои грехи. Родители науськали, они и рычат, как зверята. Акунька-то сам хороший. Брат вон его добрый дружинник. Ему почет и хвала, а мне плевки да хула! Проходу от них нет!

— Неужто лишь за то, что у вас нет мужа?

— Так был бы! Только отказала я всем добрым мужам. Всё любови своей дожидалась. Многие хотели бы такую справную жену, — женщина похлопала себя по бокам. — И приданое за мной! Да ведь все не впрок. Остались мы одни с Акунькой. Ладно. Пойдем уж в город. Остановишься у нас на этот день, а потом разберемся, кто ты и откуда. За спасение сына — будь моей гостьей.

Любава не заставила себя уговаривать. Как она и предполагала, попасть в город оказалось куда проще, чем казалось ночью. Еще и день не разгулялся, а у нее уже есть кров и стол, осталось только найти возможность попасть к князю.

В доме женщины царил порядок и чистота. Просторный деревянный сруб изнутри был выскоблен от сажи и даже имел дымоотвод, что было большой редкостью для бедного жилища. Приглядевшись, Любава заметила, что хозяйка не так уж и бедна.

— Меня зовут Шушунья. Так меня и зови. Люди придумали, по-другому уж и не помню, когда звали. От зависти это все, но я не спорю… Чем меньше красоты в имени, тем чище ты перед богами. Вот тебя как зовут?

— Назвали Любавой.

— Кто назвал? — оживилась Шушунья.

— Родители, — спокойно соврала Любава, прекрасно понимая, что менять имя имели право лишь они, муж или хозяин, а о рабстве она говорить не собиралась.

— И где они?

— Умерли, — не моргнув глазом, снова соврала она. — С тех пор и странствую. Сейчас вот с поручением к князю Вадиму иду.

Женщина уставилась на нее в немом удивлении. Казалось, она раздумывает, какого зверя под женской личиной она провела в город.

— А к Вадиму-то зачем? Ты смотри, девка, худого не удумай. Не спокойно в наших местах. Да и не пустят тебя к нему.

— Меня не пустят, — покорно согласилась Любава. — А вот тебя — запросто.

— Это с чего еще?

Глаза женщины испуганно забегали.

— И что я князю скажу? Что моего сына девка инородная спасла, которая его видеть желает? Да меня казнят, чтобы не мешалась князю по всякой глупости!

— Да ты ничего ему и не скажешь. Только вещь одну передашь. Она маленькая и ничем для князя не опасная.

С этими словами Любава стянула с пальца перстень и показала его женщине. Шушунья принялась разглядывать его, не спеша прикасаться руками, будто бы он мог быть заколдован.

Перстень и впрямь был необычен. Выполненный из железа, а не из серебра или золота, он мог бы ввести в заблуждение относительно своей ценности. Но мелкие детали, из которых состояло его украшение, показывали высочайшее мастерство человека, выполнявшего эту работу.

Приглядевшись, Шушунья ахнула.

— Твоя работа? — выдохнула она в изумлении.

— Что ты! Просто хочу показать князю.

— Я сама занимаюсь этим ремеслом, — зашептала Шушунья. — Вот посмотри! Но такой красоты еще не видела.

Любава знала, что мелкие украшения на Руси делали обычно женщины, но никогда не видела этих мастериц. А тут Шушунья раскинула перед ней образцы своего мастерства. Чего там только не было! И серьги, и височные кольца, и браслеты, и перстни. Некоторые изделия украшали мелкие каменные бусины, другие — только витиеватые изгибы металла… Но все они были необыкновенно изящны. Раньше Любаве не приходилось видеть такого количества украшений.

— Ты только посмотри, — возбужденно говорила Шушунья, указывая Любаве на мелкие зернышки серебра, меди и железа, украшающие перстень, предназначенный для князя. — Это необыкновенно тонкая работа! Вот этими кольцами я очень горжусь, я потратила на них не одну неделю, но завитки здесь гораздо грубее. А вот тут, — она снова ткнула в перстень дрожащим пальцем, — будто бы птица, пьющая из цветка!