Страница 20 из 32
Чтобы хоть чем-то занять руки, он принялся варить кофе.
— И что… — голос Мей звучал глухо, еле слышно, — что ему прописали врачи?
Стиснув зубы, Энтони зачерпнул из металлической коробки ложку кофе.
— Лекарства здесь бессильны.
— О Боже!
Теперь сахар, молча приказал себе Энтони. Что угодно, лишь бы не оборачиваться и не видеть искаженного мукой лица…
— Поэтому отец… и написал мне? — срывающимся голосом предположила Мей.
— Да. Нику очень хотелось с тобой увидеться… И, как легко можно догадаться, он торопился жениться на Корал, прежде чем ему станет хуже.
— Расскажи, что говорят врачи, — попросила Мей. — И ради всего святого, перестань возиться с этой дурацкой коробкой и повернись ко мне лицом! — на истерической ноте выкрикнула она.
Что ж, он это заслужил. Энтони размешал кофе и неохотно повернулся. Глаза Мей были полны слез, губы беспомощно дрожали.
— Я его тоже люблю, — заверил он.
— Да. Знаю. Рассказывай.
— Спустя некоторое время наступит частичное затемнение сознания. У Ника уже сейчас случаются провалы в памяти, а будет еще хуже. Сердечные сбои сказываются на работе мозга, понимаешь? Ник станет забывчивым, раздражительным… Однажды перестанет узнавать близких людей. И… врачи говорят, что очень скоро он и есть не сможет без посторонней помощи… Будет ходить под себя… и все такое прочее.
Мей молчала. Похоже, услышанное потрясло ее до глубины души. Не в силах стоять спокойно, Энтони принялся мерить шагами кухню, то и дело роняя короткие, отрывистые фразы:
— Интересы Ника — вот о чем следует думать в первую очередь. Я хочу, чтобы последние отпущенные ему дни, старик прожил счастливо. Никаких стрессов! Мей, я выскажусь начистоту. Меня влечет к тебе, влечет с неодолимой силой. Но я должен заботиться о Нике и о Бекки.
— Конечно, — отрешенно кивнула она.
— Решение за тобой. Ты можешь сказать, что, несмотря ни на что, хочешь воссоединиться с отцом. А можешь и передумать. Ваши отношения долго не продлятся, зато причинят тебе много напрасной боли… Если ты предпочтешь уехать, я все пойму и не стану тебя осуждать. Если же останешься, я вынужден буду попросить тебя не усложнять жизнь нам обоим.
— Но как? — спросила Мей.
— Сними номер в гостинице или, скажем, квартирку… как захочешь. — Энтони по-прежнему расхаживал по кухне взад-вперед, с каждой минутой все быстрее и быстрее. — Я оплачу все счета. Когда Нику станет получше — возможно, он какое-то время пробудет в санатории, — я расскажу ему про тебя и подготовлю к встрече.
— И долго мне ждать?
— Недели две-три, — неопределенно пожал плечами Энтони, затем резко повернулся к Мей. — И тебе придется пообещать, что, как только Ник перестанет узнавать тебя…
Энтони умолк, не в силах совладать с волнением. Именно тогда больной будет больше всего нуждаться в дочерней заботе…
— Да? — еле слышно выдохнула она.
— Тогда ты навсегда исчезнешь из нашей жизни, — заявил он.
7
Мей вскочила. И хотя колени у нее подгибались, она умудрилась сохранить равновесие, крепко вцепившись в край стола.
— Не пойдет! — отрезала она. — Ты и в самом деле полагаешь, что отец меня устроит только в том случае, если он здоров и крепок, никаких забот не требует и при этом в общении приятен? По-твоему, отцов выбирают, как породистую лошадь или собаку?
Энтони, похоже, смутился. Лоб его прорезала глубокая морщина.
— Ты сначала навести его. Посмотри на него в момент просветления…
— Это мой отец! Почему я должна довольствоваться ролью сторонней наблюдательницы тогда, когда более всего ему нужна?
— Да потому что ухаживать за ним испытание не из легких! — рявкнул Энтони. — Потому что я предлагаю тебе шанс сохранить об отце самые светлые воспоминания.
— Думаешь, такая легкомысленная вертихвостка, как я, не способна разглядеть за жалким внешним видом сердце, ум и душу? Я отлично знаю, какой мой отец по характеру, — ты мне все рассказал. Я буду уважать и любить его, как бы он ни выглядел, как бы сильно ни расхворался…
— Ты не можешь взять на себя уход за тяжелобольным, — угрюмо настаивал Энтони. — А я ни за что не найму какую-нибудь там сиделку, которая старика совсем задергает!
— И я не найму! — возразила Мей в ужасе от одной только этой мысли. — Одно дело — экономка или приходящая домработница, и совсем другое — ухаживать за недужным отцом. Тут нужна любовь, чтобы не воротить нос от малоприятных подробностей и чтобы не подавать виду, как тебе больно, когда дорогой тебе человек медленно угасает…
— Эта ежедневная пытка не для тебя, Мей! — яростно выкрикнул он.
— Отчего же? — не сдавалась она. — Если для тебя она подходит…
— Я совсем другой.
— Вовсе нет! Конечно, я его почти не знаю. На протяжении многих лет мой отец заменял тебе отца, был старшим другом, наставником, кумиром… Но я всей душой стремлюсь узнать и полюбить отца, и этого ты у меня не отнимешь!
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Мей подскочила к Энтони и крепко сжала его запястья. Он должен понять ее чувства! Необходимо любой ценой привлечь его на свою сторону!
— Ты, верно, позабыл! — воскликнула она. — В Квебеке я два раза в неделю работала в доме престарелых. Я такого там насмотрелась, что у тебя волосы встали бы дыбом! Я видела, как умирают беспомощные старики и старухи, и надеюсь, что мне удалось скрасить их последние минуты: я держала их за руки, разговаривала с ними, утешала, ободряла. Да, это тяжкое испытание. Да, это больно. Да, я плачу, узнав, что умер кто-то, кого я знала. Однако такова жизнь: есть в ней и смерть, и любовь, и страдание. И чтобы узнать одно, приходится смиряться с другим…
— Мей… — хрипло начал Энтони, серые глаза его лихорадочно блестели.
— Нет, дай мне докончить! — исступленно продолжала она. — Грязной работы я не боюсь. Я знаю: мне придется нелегко. Но речь идет о моем отце, и ты не можешь отказать мне в праве окружить его комфортом и заботой! Мне нужна его любовь. Я хочу любить его, Энтони! Ты же сам вырос без отца, ты должен мне посочувствовать! Я должна остаться в доме! Давай установим расписание дежурств. В конце концов, на тебе еще и Ребекка. Почему бы нам не ухаживать за отцом вместе? Ну пожалуйста!
— Черт подери!
Энтони рывком высвободился, закрыл рукою глаза, поспешно отвернулся. Но Мей заметила исполненный муки взгляд и поняла, что задела его за живое.
— Энтони, — мягко уговаривала она, — что такое наши распри и несогласия перед интересами отца? Больше всего на свете мне хотелось бы, чтобы отец был здоров и крепок. Но он болен, и мне надо с этим смириться.
— Ты меня удивляешь, — тихо проговорил он.
— Почему? — изумленно заморгала Мей.
Энтони шагнул к ней. Гнев его, похоже, поутих, напряжение схлынуло. Неужели он готов смягчиться? Мей знала: ей жизненно необходимо остаться в доме, и не только ради отца, но и затем, чтобы помочь Энтони сокрушить непробиваемые стены, которые он возвел вокруг себя после смерти Корал… Он должен обрести свободу. И тогда, возможно, он встретит хорошую девушку, которую полюбит…
Мей нахмурилась, поняв, что эта мысль почему-то не доставляет ей ни малейшего удовольствия. Что-то кольнуло в сердце — неужели ревность? А Энтони, к ее изумлению, провел пальцами по ее лбу, словно разглаживая морщинки…
— Твои преданность и страстность меня потрясли, — произнес он глухо. — Очень немногие женщины выбрали бы для себя столь тернистый и неблагодарный путь. Хорошенько подумай прежде чем что-то решить. Возможно, ты жертвуешь целым годом жизни ради того, чтобы растравить свои же раны.
— Я бы пожертвовала всей оставшейся жизнью, если надо! — закричала она, вкладывая в слова весь жар исстрадавшегося сердца.
— Я тебе верю.
Мей вдруг обнаружила, что они стоят совсем близко друг к другу. В серых, как сталь, глазах Энтони она читала нечто большее, нежели жажду утешения или просто секса. Он явно восхищался ею, уважал ее. У Мей перехватило дух.