Вор в роли Богарта

И я никак не мог представить себе действий Богарта, попавшего в мою ситуацию, которую можно было охарактеризовать одним словом — пассивность. Я ждал, что произойдет дальше. Наверняка Богарт закусил бы удила, взял бы, что называется, быка за рога и сделал бы так, чтобы хоть что-нибудь наконец произошло. Но он был хорош лишь с пистолетом под мышкой. У меня же не было даже этого долбаного кейса. А единственным оружием, оказавшимся под рукой, могла служить лишь вешалка для пальто.

За дверцей снова началась какая-то жизнь, на сей раз они расхаживали по квартире и переговаривались — вполне внятно, но все так же непонятно.

А потом вдруг раздался грохот и что-то или кто-то ударилось о дверцу шкафа, в котором сидел я, и снова наступила тишина. А через секунду отворилась дверь — нет, слава тебе господи, не дверца шкафа, но входная. А потом закрылась, и снова наступила тишина.

Затем через пару секунд я услышал наконец звук, с которого все и началось, — звук поворачивающегося в замке ключа. Видимо, его хозяин, уже находясь на полпути к лифту, решил вернуться и запереть дверь. Возможно, это его намерение было продиктовано вполне естественной педантичностью или же… Или же он счел, что это несколько отсрочит обнаружение трупа.

Ибо подобная ситуация у меня уже была. Однажды я уже прятался в шкафу, когда один человек неожиданно вернулся домой. Случилось это в Грэмерси-Парк, а хозяйкой квартиры являлась Кристел Шелдрейк, и, выбравшись из шкафа, я обнаружил ее на полу с вонзенным прямо в сердце зубоврачебным скальпелем. За всю свою недолгую жизнь мне несколько раз доводилось натыкаться на трупы, так что можно было бы уже и привыкнуть, но я никак не мог привыкнуть, да и не хотел привыкать.

И вот это произошло снова. Я был твердо уверен. Именно оно и ударилось о дверцу шкафа — тело, мертвое как колбасный фарш, тело при переходе из вертикального положения в горизонтальное. Теперь оно заблокировало мне выход, и если я не хочу быть застигнутым на месте преступления, пусть даже в качестве свидетеля, то придется протискиваться в щелочку, в которую даже Раффлсу вряд ли удалось бы пролезть.

А может, это вовсе и не мертвое тело? Может, этот человек по ту сторону дверцы просто оглушен и придет в себя, как только я выйду из своего убежища? Менее мрачная перспектива. Хорошо, если б тем дело и кончилось. Раз уже пришлось столкнуться с телом, пусть лучше оно будет живое — правда, в данный момент я не испытывал особой тяги к контактам с живыми людьми. И мысленно вознес молитву святому Дисмасу, покровителю взломщиков и воришек. Пусть тело будет живым, но без сознания, просил я его. Пусть даже оно будет в нирване — но нет, это слишком, я, видно, совсем зарвался и просил слишком многого.

И тут мне в голову пришла мысль — простая и ясная, как правда. Ведь Богарт уже давным-давно выбрался бы из этого шкафа.

Я осторожно приотворил дверцу и… разумеется, никакого тела не было. Я обошел всю квартиру, дабы убедиться в этом: мертвое тело — это не та вещь, на которую мечтаешь наткнуться, но и не та, наличием которой следует пренебрегать. Нет, никакого трупа в квартире не было. Двое зашли, двое вышли, и один из них, видно, просто споткнулся по дороге и стукнулся о дверцу шкафа.

Постель, до того аккуратно застеленная, была перевернута вверх дном. Я смотрел на смятые простыни и на секунду устыдился, что стал соглядатаем. Впрочем, Господь свидетель, произошло это против моей воли, да и к тому же я ничего не видел и можно считать, что и не слышал, если учесть, что не понял ни слова. И, однако же, меня все равно одолевало смущение.

Если не считать кровати, то все остальное было на месте. Парень в мундире — эдакий Тедди Рузвельт эпохи джаза — по-прежнему ослепительно улыбался из серебряной рамочки. Та же одежда висела в шкафу, те же газетные вырезки лежали в кожаной шкатулке.

А вот портфельчик исчез.

Глава 3

И я через несколько минут тоже.

Если и был повод задержаться, то просто не приходил в голову. Я еще раз наскоро обыскал квартиру — может, кто-то из них взял да и перепрятал портфель, не с целью присвоить, а шутки ради. Но вскоре убедился, что его нет ни на полу за кухонным шкафом, ни в груде книг, сваленных у камина, ни где-либо еще. Нет — и все тут.

И я вышел из квартиры. Все то время, что я в ней находился, на мне были перчатки, так что отпечатков не осталось. А если их оставили те загадочные визитеры, то это их проблема.

Я отпер входную дверь и не поленился произвести отмычками ту же операцию, что и они ключами, — то есть запер ее за собой.

Затем поднялся на двенадцатый этаж и вызвал лифт. Было уже около часа ночи, а новая смена заступала в двенадцать, но в подобных обстоятельствах пренебрегать нельзя даже мелочами. Лифтер, как и следовало ожидать, оказался незнакомым, но я скорее готов подняться на четыре этажа пешком, чем дать человеку повод удивляться, отчего это тип, которого он высадил на двенадцатом, вдруг входит в лифт на восьмом.

Но он не сказал ни слова, даже лишний раз не поднял на меня глаз, и консьерж за столом — тоже. Портье же проводил меня взглядом лишь с целью убедиться, что мне не требуется вызвать такси. Я дошел до Лексингтон-авеню, завернул за угол и вскоре взору моему предстал «Вексфорд-касл» — все такой же вонючий и обшарпанный. У стойки бара ошивалось с полдюжины алкашей, но они обратили на меня не больше внимания, чем консьерж или лифтер, да и кто бы стал укорять их за это?

— Я заходил примерно с час назад, — сказал я бармену. — Случайно не оставил тут свой кейс? Вы не видели?

— Такой, вроде чемоданчика?

— Точно.

— Примерно вот такой ширины и высоты? С металлическими замочками?

— Так вы его видели?

— Боюсь, что нет, — ответил он. — Поклясться, конечно, не могу, но вроде бы при вас такого не было. Я вас запомнил. Вы были с приятелем, он выпил двойную водки да так торопился, будто на поезд опаздывал. А сами вы ничего не пили.

— Ну, это тогда, — заметил я.

— Что желаете?

— То же, что и мой друг. Двойную водки.

Идя на дело, я никогда не употребляю, ни капли, даже глотка пива себе не позволяю. Но на сегодня с работой покончено, если, конечно, можно назвать это работой. Лично я назвал бы это пустой тратой времени или же довольно прискорбным недоразумением.

Он налил из той же бутылки, с русским в меховой шапке и с дикарской ухмылкой. Называлась водка «Людомир» — новый, неизвестный мне сорт. Я поднес стаканчик к губам, выпил одним махом и почувствовал, что сейчас отдам концы.

— Господи Иисусе… — пролепетал я.

— Что случилось?

— И люди это пьют?

— А что тут такого? И не говорите мне, что водка разбавлена. Потому как чего нет, того нет.

— Разбавлена? — сказал я. — Если даже она и разбавлена, то, скорее всего, формальдегидом. Надо же, «Людомир»! Первый раз слышу.

— Начали отпускать в розлив примерно с месяц назад, — объяснил он. — Лично я ее не заказывал, но, когда босс говорит «надо», стану я, по-вашему, с ним спорить?

— Дешевая? — догадался я.

— В самую точку, — кивнул он и, приподняв бутылку, уставился на этикетку. — «Производство Болгарии», — прочитал он. — «Импорт». И еще тут написано, что в ней сто градусов.

— Если не больше.

— А парень на этикетке выглядит таким довольным, правда? Словно собирается пуститься в пляс. Знаете, у них есть такие танцы, ну, со скрещенными руками, и еще кажется, что они сидят, хотя никакого стула под ними нет. Да стоит вам или мне попробовать хоть раз, тут же отобьем задницы!

— Уж я во всяком случае, — согласился я.

— Дешевка, — заметил он. — Но за все то время, что я ее разливаю, вы первый, кому не понравилось.

— Я же не говорил, что не понравилось, — ответил я. — Просто сказал, что ее, должно быть, разбавляют жидкостью для снятия лака.

— Вы говорили, что формальдегидом.

— Правда? — Я на секунду призадумался. — Вы абсолютно правы. И знаете, налейте-ка мне еще.