Страница 4 из 64
Как бы то ни было, символы всегда что-то обозначают. Круг — знак могущества, а груди — изобилия. Вероятно, это послание можно означает триумф жизни. В этих условиях к чему задавать другие вопросы? Крытая аллея в Авени говорит сама за себя: достаточно некоторое время постоять, повернувшись спиной к камню, как начинаешь чувствовать — все возможно; мощная энергия словно исходит от земли в этом месте, подобно молнии вырываясь через кроны деревьев к небу. Я глубоко убежден, что мегалиты Три-Шато и Авени являются ключами, необходимыми для того, чтобы открыть настоящие двери Жизора, которые ведут за пределы этого мира. Ведь прямые дороги приводят только к бестолковой суете.
Бывало, я часами бродил вокруг крытой аллеи в Авени. В то время лишь немногие посетители, высмотрев этот монумент в своем туристическом путеводителе, отправлялись посмотреть, что же на самом деле он собой представляет. Как правило, они быстро уезжали, прибавив к своим сувенирам кусочек камня. Но случалось, что некоторые из них задерживались, исследовали камни, фотографировали их, впитывая окружающую атмосферу. Когда же я ощущал потребность «подзарядиться», набраться новых жизненных сил, то возвращался по тропинке, петлявшей меж деревьев.
Чем чаще я возвращался в долину, тем ближе становилась мне романтика этого заброшенного места: уверен, что долина Эпты вот уже по меньшей мере столетие прекратила принадлежать этого миру — она стала забытой долиной. Такое впечатление, что там можно было заснуть простым весенним вечером под кустом цветущей сирени и проснуться только в конце времен, когда яблони на острове Авалон будут плодоносить круглый год. На старом мосту веет прохладой от воды. Клод Моне долгое время жил в долине Эпты, в Живерни, где все еще можно увидеть его дом и сады, неподалеку от того места, где Эпта впадает в Сену. Импрессионизм, символизм, стиль «конца века», зов Рэмбо, пытавшегося разбудить фей, спящих в глициниях, растущих в домах, истрепанных ветрами прошлого: все в этом месте готово дли того, чтобы шагнуть навстречу восходящему солнцу, когда божественный свет золотыми нитями протянется к земле.
От Авени я поднимался вверх по течению Эпты. Маленькая тропинка, отчасти повторявшая очертания крупной дорожной магистрали, шла вдоль берега. Параллельно нее тянулась железная дорога из Вернона в Жизор. Полотно этой дороги было настолько ветхим, что я всегда начинал думать о сценарии из сайн-фикш, в котором поезд идет по заброшенной ветке и исчезает в мраке потустороннего мира. Действительно, было в ней что-то ирреальное. Можно ли быть уверенным, что в домах в хуторе Бертенонвиль живут человеческие существа? Вокруг этой тропинки и железной дороги все настолько спокойно и тихо, что невольно задаешься этим вопросом. Нельзя избавиться от таких же подозрений и в отношении деревни Шато-сюр-Эпт, тем более что кажется, будто призрачные развалины древнего замка насмехаются над путешественником и указывают ему неправильную дорогу, на которой ему суждено потеряться. В то время я еще не знал — и не так уж это было для меня важно, — что замок этот построил английский король Вильгельм Рыжий в конце IX века, и долгое время она называлась Шато-Неф, тогда как группа домов на склоне холма носила имя Фюсельмон. Для меня эта твердыня была одним из тех бесчисленных замков, которые встречаются в романах артуровского цикла, одним из замков, где отважного рыцаря поджидали невиданные испытания. Проведя всю ночь в борьбе с порождениями зла, этот рыцарь утром обнаружил, что замок пуст, двор его порос сорняками, а строения обратились в руины, словно целые столетия сюда не ступала нога человека. Уж не в таком ли замке Персеваль присутствовал при сцене торжественного выноса Грааля: он ничего не понял, но постеснялся спросить о нем у хромого короля, пригласившего рыцаря разделить с ним ужин?
Атмосфера полностью изменяется при приближении к Бордо-Сен-Клер. Дорога, ведущая из Парижа в Руан, буквально кишит автомобилями и тем самым безжалостно развевает мечту, навеянную тишиной долины. Однако заводы, находящиеся поблизости, имеют одну общую с долиной черту: они также заброшены и зарастают зеленью. Именно благодаря этим заводам железная дорога все еще существует, подобно драгоценному артефакту. Признаюсь, я не могу удержаться от ностальгических воспоминаний, когда думаю о Бордо-Сен-Клер; память об одном весеннем вечере 1971 года только усиливает это общее чувство. Когда пересекаешь Эпту, словно переходишь границу того, что кельты называли иным миром, миром, населенным странными существами, которые как две капли воды похожи на людей, но буквально растворяются в дымке, когда думаешь, что уже схватил их. Какое послание мне несла женщина, которая отзывалась на имя, ей не принадлежавшие, и, прежде всего, кем она была? Существом из плоти и крови или одной из тех фантазий, что неустанно преследовали меня с самого детства. Не знаю. Быть может, то был символ чар Вексена, этого края, куда меня влекло, эдакой свечой, где мне, как мотыльку, грозила опасность опалить крылья…
Вернувшись в долину, я поднимался к Дангю, более крупному поселку, где возвышалась романская церковь, значительно перестроенная в XVI веке. Рядом находился нормандский дом с фахверковыми стенами, характерными для старых построек этого региона. Дангю, раскинувшийся между берегом Эпты и высшей точкой плато, занимает привилегированное положение, которое свидетельствует о его важном стратегическом значении. Сначала там на холме была возведена галльская крепость, затем в долине — римский лагерь. После договора 911 года это место стало передним краем нормандской обороны, ее крепостью, контролировавшей долину Эпты к югу от Жизора. Вокруг замка вырос город, который в XII веке спалил Роберт Чандос, не желавший, чтобы его захватил французский король Людовик VI Толстый. В конце этого столетия Дангю стал театром ожесточенных военных действий между англо-нормандцами и французами, которые поочередно занимали замок и, по-видимому, разоряли его дотла. В 1400 году старая цитадель была заброшена по приказу Жака де Бурбона, распорядившегося построить себе другой замок. В эпоху Второй империи он принадлежал графу де Лагранжу, тренировавшему там коней для Наполеона III. От этого здания, полностью разрушенного, остались только подвалы. Напротив, с 1908 года над поселком доминирует другой замок: речь идет о замке, некогда построенном по воле мадам де Помпадур в Монтрету и перевезенном в Дангю вплоть до последнего камня.
Место войны и памяти, Дангю хранит свидетельства и той эпохи, когда друиды исповедовали свой культ посреди природы, вдали от любых строений, на nemeton, священной поляне в глубине леса. Их святилище было, без всякого сомнения, христианизировано и превратилось в собор Нотр-Дам дю Шен ( Chene— дуб), возвышающийся в лесу, куда ведет простая тропинка, по которой непрерывно снуют паломники. Название говорит само за себя, и место это было очень посещаемым, как видно по внушительному числу приношений по обету. От друидического святилища — к христианскому паломничеству, тень матери-богини среди древних дубов все еще витает в этих краях, сохранившись, невзирая на перемены и катаклизмы, в верованиях и ритуалах на протяжении столетий.
По дороге в Жизор можно слегка отклониться и посетить Нефль-Сен-Мартен. На дороге к этому месту высится необычный крест. Издалека кажется, будто перед вами кельтский крест вроде тех, что до сих пор можно увидеть в Ирландии. На самом деле крест этот был воздвигнут в XIV веке: его присутствие в этом месте связано с существованием древнего святилища. Мы находимся на плато, открытом всем ветрам. Крест господствует над однообразным пейзажем. Создается впечатление, будто он касается неба. Чуть дальше, в направлении Нефля, вырисовывается силуэт донжона, все, что осталось от важной крепости, предшествовавшей Жизору. Легенда гласит, будто эта твердыня была связана с жизорским донжоном через подземный ход; но точно известно лишь то, что нефльский замок служил резиденцией «Даме Бланш» — знаменитой королеве Бланке д'Эврё. Правда, все возможно в этом краю полутонов, куда влекло стольких художников.