Страница 9 из 11
Иногда, когда Карлу было особенно плохо, женщина приходила каждую ночь, укачивая больного мальчика и напевая ему на ухо песни. Карл прижимался щекой к ее теплой груди и засыпал.
Она лечила его, поила горячим сладким вином с травами, ласково массировала поясницу и ноги.
Доктор прописал тепло. Карл сидел на куче разогретого солнцем песка, развлекаясь тем, что закапывал в песок свою руку, а затем раскапывал ее, стараясь не дотронуться до кожи.
На самом деле я хохотала совсем не из-за того, что никогда не позировала. Это в доме-то скульптора, где, что ни день, художник или ваятель? Рисовали меня и прежде, не однажды. И меня, и красавицу нашу и умницу Катеньку. Просто смешно вышло, что Великий, как прозвал его пиит Жуковский, вроде как всех женщин разделил на дур, которым нужно наряжаться, и дур, которым это не обязательно.
В отношении меня он, скорее всего, прав. Но только сдается мне, кого-кого, а Юлию Павловну он нипочем дурой бы не осмелился назвать. Но про то я никогда не узнаю.
Отец сделал деревянные формочки и принес их в песочницу. Но Карлу не нравились формочки и вообще обычные детские игрушки. Что в них интересного? Разноцветные формочки было приятно рассматривать, расставляя их по цветам. Когда удавалось выстроить формочки правильным магическим порядком, в награду мальчику спускалась с самого неба женщина из сна; черные, точно южная ночь, волосы которой развевались по ветру, а легкие одежды, накидки и шарфы делали ее похожей на диковинный цветок. Она обнимала маленького Карла и уносила его на берег моря, где они подолгу бродили по кромке воды, играя с волнами.
Когда приходило время обеда, из Академии возвращался отец, брал сонного Карла из песочницы и нес домой. Однажды старший брат Саша заметил, как при виде его Карл быстро засунул что-то за пазуху. Александр подошел к брату и потребовал показать ему спрятанное.
С неохотой мальчик пошарил за воротом рубашки и извлек оттуда ракушку. В любой другой семье, наверное, задались бы вопросом, откуда не могущий встать на ножки мальчик вдруг взял эдакую диковинку, но в семье Брюлло никого не интересовало, что и откуда. Вместо этого отец водрузил ракушку на стол, после чего вся семья по очереди начала разглядывать ее через увеличительное стекло. Затем Павел Иванович принес из мастерской коробку с красками и вместе с Александром и Федором они занялись выписыванием ракушки.
Глава 6
В тот день Карл остался спать в комнатах, и я попросил, чтобы его не тревожили без дела. Гости в нашем доме — дело вполне обычное. Иногда друзья собираются в столь великом количестве, что класть их абсолютно некуда. Для такого случая давным-давно разработано правило — особ женского пола устраивать дома на кроватях, диванах, топчанах и вообще везде, куда только можно бросить перинку или тюфячок, мужчины же спят в сарае или на сеновале. Зная простоту нашей жизни, свычаи и обычаи, никто до сих пор не обижался и не куксился.
И если барон фон Юргенсбург, баронесса и их дети не гнушаются сидеть за столом с рабочими из литейного цеха, с чего же гостям нос воротить? И так во всем.
В летние месяцы, когда в городе жара, пыль да вонь, милое дело — отправиться на природу. Друзья-художники везут на себе ящики с краской, бумагу, холсты, пялки [12]и… а дальше, как любит говорить моя Уленька, начинается легенда… история о том, как кто-то, живя летом пару недель в доме барона Клодта, писал дивное озеро; как кто-то выписывал степь широ-о-о-кую; третьему досталась извилистая река… Что же такое? Ведь не мог дом барона фон Юргенсбург стоять сразу же на озере, в степи, на реке, в густом лесу или пустыне? Ан мог! И те, кто в дом наш вхожи, знают, что несколько лет назад, по совету любимой Уленьки, поставил я домик наш крошечный на колеса надежные, и ездим мы теперь, передвигаемые лошадиной или, чаще, бычьей силой по всей нашей необъятной родине! А скоро и в другие земли, даст Бог, поедем. Вот только бумаги выправим да и поедем, ей-богу!
Со всеми нашими дорогими «квартирантами», копытными нашими гостями, моделями моими, что позируют неустанно и уже запечатлены многие в скульптурах [13].
— Выпускная золотая медаль давала право на поездку за границу с пенсионом. Штука более чем привлекательная, — начал Карл, едва я оторвал его от чаепития и призвал заняться делом. — Отчего же всякий учащийся Академии, да и не учащийся, но художественным делом занимающийся, — покосился в мою сторону: не обидел ли ненароком? Не обидел. Продолжает дальше. — Отчего же все мечтают об этой командировке, ради которой приходится отрываться от всего привычного, от семьи, друзей, и тащиться… — он несколько раз махнул рукой, как бы заранее зарекаясь рассказывать о превратностях судьбы и о тех неприятностях, которые в дороге путешественнику встретиться могут. — По окончании Академии, что может ждать свободного художника? Если за время обучения он стал знаменит, завел необходимые знакомства или добрейшие учителя стремятся ему потрафить в этом деле, стало быть, будет он получать заказы от частных лиц или от обществ, малевать портреты, возможно, совершенно неинтересных ему людей, расписывать церкви, писать образа. А нет… начнет бегать по урокам или пристроится к какому-нибудь художественному ремеслу — по дереву резать, ткани для театра раскрашивать, да мало ли что еще.
Пенсион для того и платят, чтобы ты, о хлебе насущном не заботясь, учился и творил! Свой почерк, свою индивидуальность выказал, чтобы потом уже и…
Одно плохо: в Европе в то время было неспокойно. В Неаполе карбонарии (угольщики) устроили военный бунт. Некто Лувель во Франции зарезал герцога Беррийского, племянника короля Людовика XVIII, когда тот, покинув зал парижской Оперы, собирался уже уехать домой. Герцог едва успел усадить супругу в карету. Поговаривали, что, пронзая герцогскую печенку длинным ножом, Лувель держал жертву за шиворот. Что было сразу же отражено в карикатурном изображении, которое после тиражировалось во множестве.
Во Франции и Италии народ требовал конституцию, шествуя по городам с трехцветными кокардами карбонарских цветов (красного, черного и синего). Австрия наносила удары по неаполитанской армии, и в это же время над Турином поднялось и затрепетало в воздухе национальное знамя. Разбуженная князем Александром Ипсиланти Греция выступила против турецкого владычества.
В Испании Рафаэль Риего во главе батальона шел по Андалузии, провозглашая конституцию. Был разбит и с сорока пятью оставшимися от батальона воинами засел в горах, ожидая, когда брошенная им искра разгорится в пламя и когда это пламя охватит всю страну.
Мощные волны революционных взрывов достигли пределов отечества, взбаламутив мыслящую молодежь:
Вильгельм Кюхельбекер приветствовал греческих повстанцев. Через три года, в июле 1823-го, Байрон оставит Италию, чтобы присоединиться к греческим повстанцам, ведущим войну против Османской империи за свою независимость.
В это время нашему выпуску угораздило закончить свое обучение, я посватался было к дочке моего учителя Иванова, получил отказ, а стало быть, рвался поскорее убраться из Петербурга, дабы снискать немедленной славы.
Не желая нарушать закона, но одновременно с тем понимая, что, отпустив такого человека, как я, за границу, он невольно посылает меня в мир, в котором я либо сгорю заживо, оказавшись на пути несущихся коней свободы, либо сам примкну к карбонариям, Алексей Николаевич Оленин оказался лицом к лицу с непростой задачей.
12
Пялки — подрамники.
13
Из воспоминаний Михаила Петровича Клодта, старшего сына Клодтов фон Юргенсбург: «Как приезжали гости, так дом по швам трещал. Дамы спали в комнатах, а мужчины — вповалку на конюшне или сеновале. И никто не обижался. Потом отец изобрел дома на колесах. Когда мы на этих тарантасах передвигались, детишки бежали следом и кричали: «Смотрите, цыгане приехали!»