Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 80

Своеобразную инициацию, пропуск в грядущую лунную жизнь Незнайка получает в «каталажке», то есть в тюрьме, а ведь только в России места заключения называют «народными университетами». Незнайка в общей камере узнает о принципах товарно-денежных отношений и системе лунных запретов и репрессий:

«У нас здесь всё можно. Нельзя только не иметь крыши над головой и ходить по улице без рубашки, без шляпы или без башмаков. Каждого, кто нарушит это правило, полицейские ловят и отправляют на Дурацкий остров. Считается, что если ты не в состоянии заработать себе на жилище и на одежду, значит, ты безнадежный дурак и тебе место как раз на Острове дураков. Первое время тебя там будут и кормить, и поить, и угощать чем захочешь, и ничего делать не надо будет. Знай себе ешь да пей, веселись, да спи, да гуляй сколько влезет. От такого дурацкого времяпрепровождения коротышка на острове постепенно глупеет, дичает, потом начинает обрастать шерстью и в конце концов превращается в барана или в овцу».

Здесь сразу отметим, что манера не только встречать, но и судить по одежке может быть спроецирована не только на ситуацию с бомжами, но и на гламур как идеологию российского потребления. Гламурные персонажи в романе — даже не коротышки, а собачки Роланд и Мимишка, за которыми ухаживает Незнайка — купание, визаж, салон красоты, ресторан, фитнес (с бассейном).

«Мимишка и в особенности Роланд были большими любителями бродить по городу, особенно в центре города, где они могли вдосталь разглядывать попадавшихся навстречу пешеходов. Говор толпы, шум автомобилей, а также разнообразнейшие запахи от прохожих, которые улавливало тонкое обоняние собак, — все это доставляло им неизъяснимое, только одним собакам доступное удовольствие».

Роланд и Мимишка — милейшие существа, охотно посещающие с Незнайкой ночлежку и обожающие там охотиться на крыс. Словом, полный — от парфюмов до поругивания властных грызунов — набор русского гламура, а парность персонажей явно кого-то напоминает… Не Ксению ли Собчак с Ксенией Соколовой, чей проект для журнала GQ «Философия в будуаре» мог бы сойти за творчество незнайкиных подопечных, пожелай они поговорить со встречными мужчинами об автомобилях, крысах и запахах…

В камере Незнайка, как и любой российский зэк-первоход, сталкивается с иерархией авторитетов, коррупцией скорых на расправу служащих лунного УФСИНа, подвергается разводкам и разборкам, «тискает р о ман» о семенах гигантских растений…

Диву даешься, насколько пребывание Незнайки в каталажке созвучно современным фильмам, романам и документальным свидетельствам из отечественной пенитенциарной жизни. Навскидку — «Брат-2» Алексея Балабанова, «Сажайте и вырастет» Андрея Рубанова, «Бутырка-блог» Ольги Романовой и Алексея Козлова…

Или фраза: «Измученных коротышек выпустили из сырого, мрачного трюма».

Вот именно:

Во всем, что касается бизнеса, весьма показателен лунный путь предприимчивого Пончика, открывшего производство неведомой лунатикам пищевой соли. Здесь — типичная история предпринимателя, «поднявшегося» в 90-е благодаря свободным рыночным нишам, но чьи дела «схлопнулись» в нулевые, когда конкуренты (нередко с помощью государственных структур) взялись «кошмарить лоха». Пончик предстает именно таким лохом и — символом унижения и уничтожения малого бизнеса в современной России. Лучшие времена Пончика, когда он имел завод, недвижимость, прислугу и звался «господин Понч» (ага, пропадает русское окончание имени!), Носов описывает, как ни странно, не без симпатии.

Тут же — одна из ключевых загадок романа. Отчего приспособленец и гедонист Пончик, коротышка эгоистичный и асоциальный, в итоге становится, как любили говорить советские учебники, «на путь борьбы» и вступает в независимый профсоюз с масонским названием «Общество свободных крутильщиков»? Тогда как любимый герой Носова — Незнайка, с его непоседливым и задиристым нравом, — живет на Луне жизнью вполне растительной, в полном подчинении влияниям и обстоятельствам, обожает кино, ТВ и развлечения и даже, в отличие от Пончика, не предпринимает никаких особых усилий для встречи с земными собратьями. Очень странно…





А ведь бэкграунд Незнайки хорошо известен по первым книжкам: художник-авангардист, артист в широком смысле слова, он занимался поэзией, музыкой, живописью, то есть — бунтарь по определению. Кроме того, у Незнайки был опыт практически демиурга — во времена обладания волшебной палочкой в Солнечном городе. Да и сюжет его беззаконного попадания на Луну свидетельствует о нешуточной пассионарности.

Тут имеет смысл пояснить: Незнайка в общем попадает своей социальной пассивностью в общий тренд лунных настроений. Бедняки-лунатики привычно ругают начальство и порядки, робко протестует интеллигенция — ученые и журналисты, но все это даже не на уровне ранних марксистских кружков (профсоюзники из Общества свободных крутильщиков — скорее исключение). Амбивалентность лунатиков не обязательно социальна, она чаще нравственная — аферисты Мига и Жулио, которых один из персонажей уважительно характеризует как «жуликов с мировым именем», поначалу вполне всерьез раскручивают затею с гигантскими растениями, рассчитывая доставить акционерам семена, и только под давлением да в ожидании еще более крупного куша решаются на масштабное кидалово. (Не так ли Сергей Мавроди с МММ?).

Бунтарь (до появления Знайки с компанией) на Луне всего один, и парадоксальный — макаронный король, миллионер Скуперфильд. Противопоставляет он себя олигархическому Большому Бредламу исключительно из шкурных соображений, но дальнейшие его скитания поданы автором на усиливающемся мотиве романа воспитания и преображения (угадывается даже нечто вроде «левого поворота»). В итоге Скуперфильд становится на собственном производстве рабочим, ударником и рационализатором, уважаемым производственником — «все знали, что макаронное дело он любит».

Если Николай Николаевич и здесь оказался провидцем, за послетюремное будущее М. Б. Ходорковского можно не беспокоиться…

Вернемся к загадке социальной пассивности Незнайки и лунных коротышек.

Рискну предложить собственную версию. Писатель Носов в «Незнайке на Луне» стал заложником фабулы, которая не позволяла вставать проклятьем заклейменному миру лунных голодных и рабов до тех пор, как на Луну прилетят устанавливать справедливость коротышки с Земли. (Здесь Носов выступает наследником фантастики Алексея Н. Толстого, чьи герои родом из красной России всюду, куда б ни попадали, хоть на Марс, тут же устанавливают Советскую власть). Поэтому, создавая портрет-памфлет лунного капитала, Носов решал задачу, сходную с той, которая в XX веке стояла перед идеологами и практиками западных демократий, напуганных победой большевизма в одной, отдельно взятой. И решили они ее одинаково — через максимальное расширение возможностей потребления и выпуск пара, социальной агрессии посредством спортивных игр, влиятельных медиа, индустрии развлечений и пр. Правда, капиталистам для этого потребовалось ликвидировать имущественные и социальные полярности, а Носову — придумать удивительно яркую и точную метафору Дурацкого острова.

Общеизвестен афоризм «свобода в обмен на колбасу и Турцию». Сам я как-то родил банальную сентенцию о том, что если бы советская власть дала народу колбасу и позволила бразильские сериалы, то простояла бы еще невесть сколько…

На Дурацком острове мы наблюдаем до боли знакомую картину с колбасой, играми, сериалами-стрелялками:

«К тому времени и все остальные коротышки разделились, если можно так выразиться, по интересам. Помимо шарашников здесь были карусельщики, колесисты, чехардисты, киношники, картежники и козлисты. (…) Считалось, между прочим, что смотрение кинофильмов является более интеллектуальным, то есть более полезным для ума занятием, нежели игра в шарашки или в „козла“. Это, однако, ошибка, так как содержание фильмов было слишком бессмысленным, чтобы давать какую-нибудь пищу для ума».