Страница 69 из 81
Невдалеке Александра Владимировна в неизменной панаме и выцветшем сарафане ходила между грядок с большой лейкой. Рядом в тени дерева сидел Шарик с высунутым языком и наблюдал за хозяйкой.
«Нет, это невозможно», — лениво подумал Кирилл, опуская веки. Из полудремотного состояния его вывел звук приближающихся шагов. Он приоткрыл один глаз, затем — второй, посмотрел на Александру Владимировну.
— Что-то вы, Кирилл Иванович, совершенно разморились, — сказала она, продолжая неспешно идти. — Сходили бы на реку или озеро.
В ее руках была вязанка сухих веток и древесных обломков. Следом плелся Шарик и тоже смотрел на Кирилла.
— Действительно, надо бы сходить, — согласился Кирилл. Он немного проводил взглядом хозяйку и Шарика, которые направились в сторону гамака, потом снова закрыл глаза. Посидев так еще несколько минут, он медленно встал и ушел в комнату, где рухнул на кровать лицом вниз.
Весь день прошел, как во сне. Только после ужина, поздно вечером, когда спала жара, Кирилл, частично преодолев сонливое состояние, по сложившейся привычке отправился на речку окунуться. Сбежав с откоса, он плашмя упал в воду левее горбатого мостика…
«…Жесткий порыв ветра ударил капитана в лицо, заставив почувствовать на губах соленый вкус воды, взлохматил длинные седые волосы. Капитан снова посмотрел на грот-мачту и медленно вынул из кобуры револьвер. Бледные лица матросов застыли; замерли темные фигуры в штормовых одеждах. Десяток взглядов скрестились на руке капитана, сжимающей револьвер.
Капитан поднял руку, раздался хлопок выстрела, еле слышный сквозь рев штормового ветра. Пуля пробила жесткую ткань грота, и ветер вцепился сырыми пальцами в эту маленькую дырочку, раздирая парусину. Через несколько мгновений на рее вместо паруса полоскались по ветру огромные серые лоскуты. Скрипя, мачта заметно выпрямилась. Капитан убрал револьвер и пошел по мокрой палубе в сторону мостика. По пути остановив кока, выбежавшего на свежий воздух, он распорядился:
— Чаю и сухарей в мою каюту.
Кок быстро кивнул и бросился на камбуз…»
Кирилл вынырнул на поверхность и огляделся. Течение отнесло его под самый мост, и сейчас над его головой возвышалась черная деревянная арка. Едва он подумал, что под мостами водятся водяные, как из глубины ивняка донесся странный и непонятный звук. Это был явно человеческий голос — будто кто-то кого-то звал. Стало так жутко, что Кирилл одним махом выплыл из-под моста. Он выскочил на берег, прислушался. Голос повторился. Нет, это не зов, скорее — пение.
По телу бегали мурашки, зубы выстукивали самую настоящую дробь.
— Боже, как я замерз, — жалобно проговорил Кирилл, понимая, что трясет его не от холода, а от самого настоящего страха.
Обняв плечи руками, он на цыпочках стал медленно подниматься по откосу. На полпути он остановился и вновь прислушался. Было очень тихо.
— Показалось, — слегка запинаясь, проговорил Кирилл и побежал по дорожке в сад. Поднявшись наверх и увидев теплые светящиеся окна дома, он остановился, переводя дыхание. Вскоре он совершенно пришел в себя и спокойно зашагал к дому. Ему даже стало смешно за свой страх.
— Ты почему такой мокрый?
Кирилл резко остановился. Из-за зарослей полевого колокольчика на дорожку вышла Катя. Свою панаму она держала в руке.
— В реке купался, — Кирилл провел рукой по волосам, чувствуя, как на лицо сбегают струйки воды. — А ты чего бродишь? Скоро совсем темно будет, потеряешься.
— Не-а! — Катя затрясла своими хвостиками-ушками. — Я тут каждый камушек знаю.
— Ага! — сказал Кирилл и, немного помедлив, спросил: — А ты ничего такого интересного не слышала?
— Когда?
— Да вот несколько минут назад. Будто пел кто-то.
— А-а! — Катя улыбнулась. — Это я.
— Ого! — удивился Кирилл. — Ты умеешь так петь?
— Да. Мама говорит, что у меня природный голос. Она со мной занимается… — Катя запнулась и поправилась: — Занималась.
Потом надела панамку и сказала:
— Ну, мне пора. Спокойной ночи!
Она слегка встряхнула стебель колокольчиков и побежала к дому. А Кирилл застыл на месте и с изумлением смотрел на качающиеся цветы: колокольчики тихо, но явственно звенели.
— Бред какой-то, — пробормотал Кирилл и подошел к цветочным зарослям. Осторожно прикоснулся к нежным лепесткам. Потом слегка встряхнул цветы, но ничего, кроме травянистого шелеста, не услышал.
— Конечно — бред! — Кирилл оставил цветы в покое и направился к флигелю, который со своим темным окном во всю стену выглядел совершенно нежилым и заброшенным. У самого порога он оглянулся на стук распахиваемых рам. В освещенном окне второго этажа стояла Катя. Она поднесла к лицу раскрытую ладонь и, как и несколько дней назад, сдула с нее серебристое облачко.
— Зачем ты приносишь в дом всякую ерунду? — донесся голос Анжелы.
Катя оглянулась в комнату и сказала:
— Это не ерунда, мамочка.
— Ладно, закрой окно и ложись спать.
Стукнули закрываемые рамы, легкие шторы занавесили окно.
Кирилл стоял и смотрел, как плывет по звездам и медленно тает маленькое облачко. В неподвижном воздухе ощущался запах реки.
VI.
На другой день, проснувшись под скрежет открываемой чердачной оранжереи, Кирилл твердо решил перебороть свою лень. Он почти за волосы вытащил себя из постели, оделся и направился к озеру.
Вода была холодной, а поверхность, как всегда, гладкой, как стекло. Кирилл лег на спину и неспешно поплыл от берега. А все-таки интересно, разорвется простреленный парус от сильного ветра? И вообще — эта ситуация, скорее всего, уже была кем-то описана. Я мог что-то подобное только вычитать, думал Кирилл. Правда, никто и не запрещает пересказывать на свой лад какие-то известные истории, но надо искать что-то свое. Хотя… даже в самых известных сюжетах можно найти нечто такое, на что никто до тебя не обращал внимания. Или просто рассказать так, как никто раньше не рассказывал.
Кирилл оглянулся. А далековато я отплыл, подумал он, однако совершенно не беспокоился: слева тянулась межозерная коса, а до нее — рукой подать. Кирилл посмотрел в сторону косы и чуть не поперхнулся водой: совсем рядом на косе между двумя бамбуковыми удочками сидел на складном стульчике Борис Борисыч в позе роденовского мыслителя, только в костюме.
«Ну не хватает ему шляпы!» — пронеслось у Кирилла в голове. Он усмехнулся: до чего же глупые мысли иногда рождаются! Зато мы сейчас все узнаем!
В несколько гребков Кирилл достиг косы. Неслышно ступая босыми ногами по укатанной дорожной колее, он подошел к Борис Борисычу и остановился у него за спиной. Из-за его плеча Кирилл разглядел, что удочки укреплены на противоположных сторонах косы в небольших рогульках и заброшены в разные озера. На земле стоял тот самый таинственный черный чемоданчик, или футлярчик. Теперь он был открыт, и в нем находился какой-то прибор со стрелкой, от которого тянулись два тонких красных провода: один — к левой удочке, другой — к правой. Провода прикреплялись блестящими металлическими зажимами по всей длине бамбуковых удилищ и натянутыми струнами уходили в воду, словно толстые лески.
«Не иначе, как шпионский передатчик», — подумал Кирилл. Он сделал шаг назад и негромко сказал:
— Доброе утро, Борис Борисыч!
Борис Борисыч медленно повернулся на стульчике и посмотрел на Кирилла усталыми глазами.
— А, это вы! Что в такую рань поднялись?
— А вы? — Кирилл улыбался, но чувствовал, что улыбка получается ненатуральной. Вот как сейчас пальнет этот счетовод из бесшумного пистолета или пустит отравленную иглу из этой… авторучки какой-нибудь. И концы, как говорится, в воду.
«…Хитро, хитро! — майор госбезопасности вертел в руках открытую коробочку с многочисленными кнопками и переключателями. — Чье производство? Немецкое, английское, а может, японское?..»