Страница 64 из 81
Кирилл открыл глаза, поднял руку, посмотрел на часы. Он продремал или проспал больше двух часов. От горячего воздуха гудела голова. Стоило больших усилий, чтобы сесть на кровати. Он сидел, уперев руки в одеяло, и все ниже и ниже опускал голову. В какой-то момент он качнулся вперед, потом резко вскинулся и открыл глаза. Лучше всего сходить на озеро, окунуться разочек-другой. Иначе можно проваляться до ужина. Кирилл, как в замедленном кино, натянул рубашку и джинсы, сунул босые ноги в кроссовки и шатаясь побрел к выходу. У рукомойника он задержался, чтобы бросить в лицо горсть воды. На улице было слегка посвежее, но все равно все млело от раскаленного воздуха. А что же творится тогда в городе? На ходу застегивая рубашку, Кирилл плелся по дорожке в сторону внутреннего дворика. Завернув за угол дома, он остановился, заправил рубашку в джинсы и огляделся. Гамак сиротливо висел на столбах, а на обеденном столе под навесом скучал самовар. Кирилл потер ладонью глаза и двинулся в сторону озера. Справа и слева тянулись кустарники живой изгороди, под ногами хорошо утоптанная тропинка прорезала зеленый травянистый ковер.
Царило полное безветрие. Поверхность озера была гладкой, как стекло, по которому, казалось, можно спокойно прогуляться. Усмехнувшись, Кирилл скинул кроссовки, одежду, вошел в прохладную воду и неспешно поплыл в сторону горизонта…
«Капитан оторвался от чтения и посмотрел поверх книги на вошедшего старпома.
— Сэр, — почтительно доложил тот. — Ветер опасно усилился, мачты могут не выдержать.
— Какой ход? — спросил капитан.
— Двадцать два узла, сэр!
Двадцать два узла — очень неплохо для парусника. Даже очень неплохо. Два часа назад, несмотря на сильный ветер, он распорядился не убирать паруса. Сейчас главное — скорость. Необходимо было доставить груз в кратчайший срок. Но, с другой стороны, риск не должен граничить с безрассудством. Сунув меж страниц нож для разрезания бумаги, капитан положил книгу на стол и поднялся из кресла.
У грот-мачты стояли матросы в штормовой одежде и зюйдвестках. Как только капитан вышел на палубу, все повернули к нему напряженные лица. Ветер гудел в такелаже. Сильный ветер, баллов на девять. Раздутые паруса заставили мачты неестественно изогнуться. Парусник шел с огромной скоростью, разрезая форштевнем волны. Малейшая ошибка, и можно положить судно на борт. Капитан знал, что стоит ему отдать приказ, и матросы немедленно полезут по вантам наверх, к небу. Но он также знал, что при всем их опыте кто-нибудь неизбежно сорвется при таком ветре. И матросы это знали. Два часа назад еще можно было относительно безопасно убрать паруса, упасть мог только малоопытный моряк. Но сейчас рисковал каждый. И за все отвечал капитан…»
Кирилл вынырнул на поверхность, вдохнул полной грудью и огляделся. Берег оказался достаточно далеко, пора было возвращаться. Перевернувшись на спину, Кирилл медленно поплыл назад. Потом он перевернулся: лучше все-таки видеть, куда плывешь. Вдалеке по берегу шел человек. Не надо было особенно напрягать зрение, чтобы узнать в нем Борис Борисыча. Странный он все-таки. В такую жару ходит в своем неизменном костюме. Да еще с удочками на плече. Нелепо как-то это выглядит.
«Короткими пальцами майор госбезопасности держал раскрытую книжицу паспорта и строго смотрел на задержанного.
— А это у вас что такое, гражданин Борисов? — жестко спросил он, указывая на две бамбуковые плети.
— Удочки, — буркнул задержанный Борисов.
— Да нет, это не удочки, — майор прищурил левый глаз. — Это разборная антенна. А вот и передатчик.
При этих словах он указал на небольшой черный футляр, который был изъят у подозреваемого и сейчас находился в руках лейтенанта.
— А футлярчик-то с секретом, — сказал лейтенант. — Как он открывается?
И оба офицера выжидательно посмотрели на гражданина Борисова…»
Кирилл выбрался на берег, лег животом на горячие камни. Дотянулся до своей одежды, решив прикрыть голову от солнца хотя бы рубашкой. Тем более, что опыт такой уже имелся. «А ведь я начал придумывать какие-то истории, — подумал он. — За какой-то час — три сюжета. Вот только это все мои фантазии. Может, доведись настоящему летчику прочитать про моего камикадзе, или моряку — про капитана, поднимут автора на смех. А история про шпиона так вообще, как с киноэкрана списана. Но, с другой стороны, — почему бы и нет? Это же только зарисовки, черновики, так сказать. Главное — зафиксировать. Потом нужно будет все это переработать, литературу почитать соответствующую, ни в коем случае не художественную, лучше историческую, мемуарную, научную…» Еще Кирилл отметил, что все эти истории начинаются на ту самую букву «ка», которая уже столько времени терзает разум. Но ни одна из сюжетных завязок не подходит под задуманное название. Конечно, при большом желании можно из любой завязки как-то вырулить на Повелительницу дождя, но все это будет не то, получится нечто искусственное, а значит, не живое. Такого сейчас в книгах, к сожалению, навалом…
Кирилл и не заметил, как задремал. Проснулся он ближе к вечеру. Хорошо, что во время сна перевернулся на спину: хоть не обгорел на солнце. Прежде чем возвращаться домой, решил еще разок окунуться. Вода у берега была теплая, но все равно остужала разгоряченное тело.
К семи вечера все собрались во дворе за столом. Если бы этот ужин происходил в какой-нибудь пьесе, обязательно стояла бы авторская ремарка: «Те же и Шарик». Отлежавшись в конуре, Шарик неспешной походкой пересек двор и уселся невдалеке на траве. Он помаргивал осоловелыми глазами, шумно дышал, свесив из пасти розовый язык, и время от времени пытался куснуть себя за спину.
Хозяйка раскладывала гречневую кашу с тушеным мясом по тарелкам. Борис Борисыч с задумчивым видом изучал дощатую поверхность стола. Катя сидела с поникшим видом и тоже о чем-то напряженно думала. На какой-то вопрос матери она тихо сказала что-то неразборчиво.
— Посмотри на меня! — повысила голос Анжела. — Повтори!
Катя повернула голову с поникшими хвостиками и снова что-то проговорила, еще тише, чем прежде.
— Хорошо, — менее сурово произнесла Анжела.
Весь ужин проходил в полном молчании. Теперь Кирилла это не удивляло: он сам отрешенно ковырял вилкой в тарелке. И не дай бог, если бы кто-то полез к нему с расспросами. Допив свой чай и буркнув в том смысле, что всем спокойного вечера, Кирилл направился во флигель. Там он уселся перед пишущей машинкой, сложил сцепленные пальцами руки на столе и впал в оцепенение. Так он просидел довольно долго. И из этого состояния его вывел неожиданно возникший громыхающий звук. Кирилл поднял глаза, посмотрел за окно. Шиферные секции раздвижной крыши с гулом и скрипом наползали на стеклянный скат: хозяйка закрывала свою теплицу. А вчера она вообще была закрыта. Наверное, Борис Борисыч чинил тот самый раздвижной механизм.
Во флигеле царил жаркий полусумрак, и возникло желание выбраться на свежий воздух. Постояв немного на пороге и понаблюдав, как шиферные створки наконец сомкнулись на середине и дом приобрел свой обычный вид, Кирилл не торопясь двинулся по дорожке мимо колодца, мимо зеленеющих грядок в сторону калитки, через которую вчера вошел в этот сад. Потом он шагал по полевой дороге в сторону межозерной косы. И только когда ступил на этот странный путь через воду, ведущий к темнеющему горизонту, остановился и посмотрел направо. Солнце медленно погружалось в соленое озеро, разливая по небу алый огонь. До слуха доносился еле слышный шелест волн, в воздухе пахло морем. Кирилл посмотрел назад. Деревья сада, стена и крыша дома окрасились в веселый рыжий цвет, стекла окон сверкали рыжими огоньками. Хорошо были видны двор и стол с навесом. Маленький бесформенный комочек у стола — по-видимому, придремавший Шарик.
Когда солнце скрылось под водой и сквозь темнеющий полог неба проступили первые звезды, Кирилл отправился обратно. Открывая калитку, он испытал такое чувство, будто возвращается в родное место, где прожил много-много лет. И трудно было поверить, что пришел сюда только вчера. У колодца он остановился и посмотрел на светящиеся окна второго этажа: крайнее угловое было открыто. На тюлевую занавеску легла тень, в окне показалась Катя. Она вытянула во двор левую руку и сдула с ладони маленькое пыльное облачко.