Страница 49 из 81
— Ты прямо как отец Федор, осуществивший свою мечту… Значит, ты теперь этим деньги зарабатываешь?
— Да где там, — махнул рукой Женька. — Свечи лью, чтоб совсем без работы не сидеть; худо-бедно, но понемногу все равно покупают. У меня один знакомый владелец магазина есть — через него и реализую… Хотя… какая там к черту реализация: не сезон. Вот к новому году — это да! Ну, будем!
Допив водку, немного посидели молча. Затем пили чай, обливались по́том, и опять молчали. Вдруг Кирилл засмеялся.
— Слушай, — сказал он, отставляя чашку. — Я пришел к тебе и задал, может быть, и глупый, но конкретный вопрос: хочу стать писателем, что для этого нужно? А ты мне в течение нескольких банок пива и бутылки водки рассказываешь разные разности. Так все-таки что нужно, чтобы стать писателем?
— Железная задница, — буркнул Женька и вновь налил себе чаю. — И это не я сказал, я только процитировал. Нужно уметь сидеть часами за столом и выводить букву за буквой, строчку за строчкой. Хемингуэй заставлял себя печатать по десять тысяч знаков в день, а то и больше. Это такая пахота, по сравнению с которой отливание свечек покажется сущим развлечением. И вот, когда ты будешь выдавать хотя бы эти десять тысяч в день в течение месяца, а то и двух, то, может быть (я подчеркиваю — может быть!), что-нибудь да получится.
— Ты хочешь сказать, что надо сидеть и тупо печатать и печатать?
— Печатать и печатать — да! Но не тупо! Не тупо! Это графоман печатает тупо: ему сказать нечего, только сам процесс его увлекает. Вот ответь мне, положа руку на сердце, тебе есть что сказать?
Кирилл отхлебнул из чашки и задумался.
— Вот видишь! Ты еще этого не знаешь!
— Да знаю я, знаю! — слегка раздраженно произнес Кирилл. — Я в каждой своей статье об этом говорю.
— О чем «об этом»?
— О нашем несовершенстве, о тупости и глупости! О несовершенстве мира, в конце концов! И о желании этот мир видеть лучше!.. Что-то я на высокий слог перешел. Тем более что об этом уже говорили миллионы раз. Но, может быть, мне удастся об этом сказать как-то по-другому? А может, я сейчас вру — и тебе, и себе? Может, мне действительно нужны только деньги и слава, слава и деньги?! А вдруг я буду писать какую-нибудь лабуду, но так, что читателю оторваться будет невозможно? Ну, хочется мне попробовать, и не могу я тебе объяснить — почему!.. Налей мне лучше еще чаю!
— Какая короткая, но бурная речь, — сказал Женька и потянулся за чайником. — Тебе хочется попробовать, и ты мне ничего не можешь объяснить. И это правильно: любое творчество — тайна за семью печатями. Но эта тайна стоит того, чтобы попытаться ее разгадать, — Женька вдруг сморщился и громко чихнул. — Видишь, не вру!
— Кто бы говорил, — засмеялся Кирилл. — Ты же фантаст. Тебе по статусу врать положено.
— Извините! — Женька помахал указательным пальцем. — Я выдумываю и прямо об этом говорю. А вот если ты мне поверишь, зная, что я все выдумал, значит, не зря я штаны просиживал и чернила изводил. Так что, Кир, запасайся терпением и пиши, пиши, пиши.
— А как же вдохновение? Помнится, тост соответствующий был.
— Ты понимаешь, — медленно проговорил Женька, поднимая глаза к потолку. — Иногда бывают моменты, когда никакая железная задница не поможет; хоть день сиди, хоть два — ни буквы не напишешь. Творческий застой, ступор полный!
— Вот-вот! — кивнул головой Кирилл.
— Тогда одна надежда — на вдохновение. Но эта дама капризная: приходит, когда захочет, или не приходит вовсе. А может, здесь дело совсем в другом. Я же тебе говорил: тайна! Каждый сам ищет свой путь. Что я тебе еще могу сказать?!
— Значит, мне вдохновения не хватает? — пробормотал устало Кирилл. — Или таланта?
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, потом Женька шумно вздохнул и махнул рукой.
— Знаешь что? — сказал он. — Бросай все и уезжай из города. У тебя ведь отпуск?.. Вот и поселись в какой-нибудь глуши. Отрешись от всего — от всех этих забот, хлопот и прочей житейской мелюзги. Только ты и чистый лист бумаги. Вот тогда, может, что и выйдет.
— Куда мне уехать? — Кирилл пожал плечами. — Разве что к родителям в деревню. Так там ведь тоже заботы найдутся.
— А не надо в деревню. Я тебе один адресок дам, даже ехать далеко не надо…
И Женька рассказал, что нужно на электричке добраться до станции «Межозерная», затем пройти по грунтовой дороге через лес к озеру, точнее, к двум озерам, разделенным узкой песчаной косой, пройти по этой косе, а там дорога выйдет на небольшой полуостров. Дом там стоит кирпичный, сад хороший, огород есть, сарай добротный и флигель небольшой с окном во всю стену. Хозяйка всего этого — пожилая женщина, Александра Владимировна.
— И что?
— А то! — Женька подался вперед и понизил голос. — А то, что я в прошлом году снял у нее флигель на неделю и за эту неделю написал свой «Черный камень». Я уверен, что это не простое место… Впрочем, — сказал Женька уже нормальным голосом, возвратив свое туловище в прежнее положение, — я не знаю. Может, у меня просто был приступ вдохновения, никак с этим местом не связанный: я все-таки писатель.
— «Черный камень» я читал, — тихо проговорил Кирилл. — Мне очень понравилось… И что? Ты думаешь, если я поживу там с недельку, мне это поможет?
— А вот этого я не знаю, — сказал Женька. — Короче, я тебе все рассказал, показал, дальше — твое дело. Между прочим, завтра уже третье июня. Я не утверждаю, что там надо находиться именно в эти дни, но я там был как раз в это время, и мне это помогло… Кстати, я человек в этом плане суеверный.
— Ага, — произнес Кирилл и замолчал, погрузившись в глубокое размышление. Женька с шумом выбрался из-за стола, наполнил водою чайник, поставил на плиту. Потом он открыл форточку, впустив на кухню уличный шум, и остался стоять у окна. Солнце уже давно скрылось за стеной многоэтажек и, невидимое, неуклонно ползло к горизонту, плавя воздух своими лучами.
— Послушай, а «Черный камень» где-нибудь опубликован?
Женька оторвался от созерцания вечереющего неба, сгорбился и стал смотреть на подоконник.
— Нет! Как-то вот не срослось.
— Странно, — проговорил Кирилл. — Мне почему-то казалось, что эту вещь напечатают без проблем.
— Мне тоже так казалось… Произведение не ко времени. Не тот формат. Нашему читателю не это сейчас нужно. Так сказали мне в одном журнале и почти слово в слово повторили в другом. У нас здесь журналов — раз два и обчелся. Я рукопись разослал в другие региональные издательства и в Москву, авось где-то и пройдет… Давай лучше чаю попьем: чайник кипит!
Они посидели еще с полчаса, выпили по две чашки, поговорили о всякой чепухе, затем Кирилл засобирался домой.
— Вообще, если что-нибудь напишешь — приноси, — сказал на прощание Женька. — Почитаем, поразбираем. Мне даже интересно посмотреть, что у тебя получится.
— Мне тоже интересно, — Кирилл сунул ноги в свои дырчатые туфли. — По крайней мере, будет повод выпить — чаю, например.
На улице уже не было обжигающей адской жары, но царил зной, разлившийся по городу горячим киселем. Подуешь на такой кисель, прикоснешься губами — вроде ничего, — хлебнешь и обваришься. Кирилл чувствовал тяжесть в голове, вялость во всем теле и желал только одного — скорее добраться до дома, где наконец-то можно будет содрать с себя прилипшую к коже одежду и броситься под тугие, режущие струи холодного душа. Хотя нет, в жару нужен именно горячий душ, только он может дать некоторое облегчение. Дождик прошел бы, что ли; все листья на деревьях поникли, посерели и свернулись в трубочку, асфальт прилипает к подошвам, увековечивая пройденный путь вдавленными следами. Правда, какое это увековечение: идущий за тобой затрет твои следы, а его следы исчезнут под подошвами следующего, и следующего, и следующего… Маета! Сплошная маета!
Кирилл вышел на остановку и увидел свой автобус с распахнутыми дверями. В одном из дверных проемов замерла старушка: одной ногой на ступеньке, другой — на горячем асфальте, руки вцепились в поручень, и сил нет втащить свое усталое тело в салон. Откуда ж силы возьмутся, если в такую жару на тебе — черная юбка до пят и шерстяная кофта, голова повязана платком, а за спиной — довольно объемистый рюкзак?