Страница 43 из 81
— По-моему, вы чересчур принизили человечество, — усомнился я. — Послушать вас, так мир жуток и недоступен.
— Так оно и есть, — Толик погасил экран и дважды энергично дернул себя за нос. Ему, вероятно, хотелось чихнуть, но он сдерживался. Уж не простыл ли он от моей воды?
— Нам не следует обманываться насчет своих возможностей, — он печально сморгнул. — Мы расковыряли ранку на теле Вселенной и, увидев вытекающую кровь, решили, что знаем все и обо всем. А это далеко не так. Мы не знаем ничего даже о простейших формах жизни. Разрежьте обыкновенную гидру на триста частей, и из каждой вырастет взрослая особь. Крохотный кусочек плоти содержит в себе полную информацию о целостной биологической структуре. Память на клеточном уровне — это нечто такое, что нам пока недоступно. И репликационное зондирование — это, грубо говоря, человеческий снимок в фас, в профиль и в глубину. От макушки и до пят. Сложнейшая информационная последовательность, которой мы пользуемся совершенно вслепую.
— Вы меня даже не огорошили, — пробормотал я, — вы меня застрелили наповал. Теперь в эти ваши кабины меня и калачом не заманишь.
— Нормальная реакция, — Толик кивнул. — Стоит показать человеку пузырьки легких, и ему сразу становится трудно дышать.
— Уже чувствую, — я сипло вздохнул. — Однако мы отвлеклись. Вы ведь собирались рассказать об успехах вашего друга. Насколько я могу судить, кое-чего он добился. Не так ли?
Диспетчер густо покраснел.
— Вы имеете в виду… — он запнулся. — Видите ли, в подробности вас может посвятить только сам Павлов. Я знаю лишь то, что он пытался разбить код по качественным показателям. Уже само по себе это было бы переворотом в бионике. В нюансы же он меня не посвящал. Все-таки по складу ума я больше администратор…
— И это прекрасно! — перебил я его. — Не всем же, черт побери, быть гениями!
— Да, конечно… — Толик еще более стушевался. — Вы, должно быть, уже поняли, почему мы влезли в это дело. Главная беда современных институтов заключается в том, что они не располагают столь мощным статистическим материалом, каким располагаем мы. Центральный декодер контролирует все репликационные системы Знойного. Если расширить основную программу и позволить проводить статистический анализ самой машине, результаты рано или поздно дадут о себе знать.
— О, да! Я не сомневаюсь!
— Павлов уверял, что все пройдет совершенно безопасно. Да так оно и было до недавнего времени. За несколько лет ни одного сбоя, ни одной жалобы.
— И вы, конечно, успокоились?
— Не забывайте, передоверяя машине основную часть анализа, мы руководствовались чисто этическими мотивами. Вы же знаете, вторгаться в тайну личности запрещено. Другое дело, если этим будет заниматься электронный мозг. Анонимность, таким образом, полностью обеспечена.
— Возможно, суд учтет этот нюанс.
— Суд?
— Ну, это еще не скоро, — успокоил я Толика. — А пока займемся господином Павловым. Я еще не услышал от вас маленького пустяка: где именно мне найти этого гения? Или, может, вызовете его прямо сюда, в кабинет?
— Но он… Он в отпуске, — диспетчер виновато захлопал ресницами. — На Сахалине. Уже второй месяц.
— Второй месяц? — я внутренне поперхнулся. Великолепный, однако, получился посошок! — Может, вы что-нибудь путаете? — я сам не узнал своего голоса.
— Да нет же. Я ведь администратор и просто обязан знать о таких вещах…
Это походило на переброшенный поперек тротуара трос. Мысли разогнавшимся стадом спотыкались о преграду и валились друг на дружку, визжа, работая локтями и чертыхаясь. Если бы я грохнулся в этом кабинете, думаю, Толик с удовольствием воспользовался бы оставшейся водой из графина. Но я не грохнулся. Сам не знаю, почему…
Прошла ночь. Как и положено — черная, в звездную крапинку. Спал я превосходнейшим образом, только во сне отчего-то мне явился знакомый художник. Дьявольски хохоча, он взобрался на табурет и принялся разбрасывать рисунки с плоскими рожицами. Я обратил внимание на то, что одна щека у него повязана платком. Флюс, — метко определил я. И тут же поежился от страшных подозрений. В прошлую встречу этого флюса у художника не было. К чему такой маскарад?.. Художник тем временем разметал последние из своих шедевров и дирижерским взмахом сорвал повязку. Я удивленно вскрикнул. Флюс был совершенно ни при чем. У художника отсутствовало ухо!.. Да не сам ли Ван Гог заявился ко мне в гости?!. Я по-старушечьи перекрестился. Или мой знакомый намеренно пошел на жуткую операцию, дабы приблизиться к таинствам великого покойника?
— Фигушки! — взревел живописец. — Не там ищите, милостивый государь! Не там-с!..
— Павлов? — упавшим голосом спросил я. — Это он сделал?
Вместо ответа художник прорычал нечто неразборчивое и погрозил мне пальцем.
— Скажите только, он или не он?! — заорал я.
Гордо и угрюмо живописец провалился сквозь пол, даже не сделав попытку спастись. Он ушел в землю, как уходят под воду торпедированные корабли. А я, опустившись на четвереньки, превратился в поисковую собачку и немедленно бросился по следу Павлова. На Сахалин. Где-то на полпути, вблизи Комсомольска-на-Амуре, я, должно быть, проснулся. Потом опять уснул и снов больше не видел. Амурские волны омыли мой бред излечивающей влагой…
Это утро я собирался дольше обычного. Черный огромный «Кольт» под мышку, пару кинжалов за пояс и пластиковые нунчаки за спину. В коляску скоростного мотобайка я уложил капроновый альпинистский шнур, пакет со взрывчаткой и несколько дымовых шашек. Наручники, инфракрасные очки и дубинка с шипами, как обычно, покоились в дорожном кейсе. Собственно говоря, для того-то и нужен мне был мотобайк. В кабину репликатора все это добро могло бы не поместиться. С десятой или двенадцатой попытки я завел железного монстра и, обдавая улицы стрекотом двигателя, помчался к зданию, где размещался центральный декодер. Минут через двадцать я уже подкатывал к искомой цели.
Это был старый крепкий особняк, украшенный ангелочками и гипсовыми колоннами. Всего-навсего три этажа. Я с сожалением поглядел на альпинистский шнур и слез с мотоцикла. Похоже, не придется пользоваться и взрывчаткой. Дверь оказалась закрытой, но замок был чистой фикцией. Просунув в щель между косяком и дверью все тот же всемогущий жетон, я надавил плечом, и металлический язычок, крякнув, вышел из гнезда. Как я и полагал, никакой сигнализацией здесь не пахло. Скучное дело!.. На кой черт, интересно, я прихватил с собой нунчаки? Или надеялся, что Павлов притаится где-нибудь здесь — с ножом в зубах и лассо наготове?.. Нет, все-таки я неисправимый романтик!
Поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, я шагнул в прохладный полумрак и включил все до единого светильники. Обожаю, когда много света. По крайней мере, теперь я мог воочию убедиться, что прятаться неведомому злодею негде.
Обойдя круглый, с высоким потолком зал, я потрогал на всякий случай стены. Обычный звукоизолирующий пластик. Главный декодер города стоял в центре зала, и мое воображение он отнюдь не поразил. Обычный электрочайник в три этажа с широким экраном и подковообразной размером в два рояля стойкой. Видимо, здесь и химичил на протяжении последних лет наш непризнанный гений. Я шагнул вперед и оказался внутри этой подковы. Пестрая панель вызвала у меня некоторую неуверенность. Она была усеяна перемигивающимися индикаторами, как сливовый пирог мухами. Господи, что же я буду с ней делать?!. Но все решилось само собой. Усевшись за цветастый пульт, я с облегчением рассмотрел клавиши тройного алфавита. Это меня взбодрило. Уж с чем-чем, а с детищем Кирилла и Мефодия я был знаком! Все-таки не латынь и не иероглифы. Машина, наверняка, реагировала на устную речь, но сболтнуть я мог что угодно. Мне казалось, что легче беседовать письменно.
Собравшись с духом, я включил монитор и скрюченным пальцем отбил на экране первый вопрос:
— Как работается, дорогуша?
Она отозвалась мгновенно. Увы, старые добрые времена, когда нестандартные вопросы загоняли электронику в тупик, бесследно миновали.