Я — Оззи

Помню только, как мы купили однодневную экскурсию по заливу на старом пиратском судне. Играла музыка, были танцы и конкурс — прогулка по доске [62]. Детский сад, одним словом! В то же время, самым большим развлечением для взрослых был бочонок ромового пунша в баре. Я чуть в него не вскочил.

Каждые две минуты раздавалось: буль-буль-буль.

Через несколько часов я разделся до трусов, станцевал на палубе и нырнул за борт в воду, кишащую акулами. К несчастью, я так поддал, что не мог плавать и один огромный барбадосец должен был прыгнуть вслед за мной и спасти мне жизнь. Припоминаю, как меня вытащили на борт, где я заснул посреди танцпола, истекая водой. Когда корабль вернулся в порт, я продолжал там лежать и храпеть, всё ещё мокрый. Очевидно, капитан спросил детей, чей это папа. Они ответили, что их и разревелись.

Звание «заслуженный отец года» мне не светило.

Когда мы уже летели в самолете домой, Телма обернулась ко мне и сказала:

— Это конец, Джон! Я хочу развода.

Я подумал: «А, злится из-за той истории на корабле. Наверняка передумает». Но она не передумала.

Когда самолет приземлился в Хитроу, кто-то из «Jet Records» организовал вертолет, на котором я должен был улететь на встречу, посвященную концертному туру в поддержку «Diary of a Madman». Я попрощался с детьми, каждого поцеловал в лобик, а потом Телма долго на меня смотрела.

— Все кончено Джон — сказала она. — В этот раз, это действительно конец.

Я по-прежнему ей не верил. На протяжении всех этих лет вел себя так отвратительно, думал, что её уже ничем не проймешь. Сел в вертолет и полетел в деревенский отель, где меня поджидала Шарон со сворой декораторов и осветителей.

Меня провели в конференц-зал, посреди которого стояла уменьшенная модель сцены, разработанной для предстоящего тура. Выглядела она обалденно.

Один из техников говорит:

— Самым большим плюсом этой сцены является то, что её просто перевозить и просто монтировать.

— Классно! — я ему в ответ. — Правда, классно! А теперь — всё, что нам нужно — это карлик.

Эта идея пришла мне в голову на Барбадосе. Во время концертов, посреди песни «Goodbye to Romance», мы будем казнить на сцене карлика. Я закричу: «Повесить ублюдка!» — или что-то в этом роде — и тогда гном взлетит вверх с фальшивой петлёй на шее.

Будет круто!

Перед выездом на гастроли нужно было прослушать кандидатов в карлики. Мало кто отдает себе отчет в том, что маленькие люди, которые заняты в шоу-бизнесе, соперничают между собой в борьбе за одну и ту же работу, постоянно поливают друг друга грязью. Во время кастинга к вам подходит один из таких и говорит: «Держитесь подальше от этого парня. Пару лет назад, я выступал с ним в «Белоснежке и семи гномах». Он будет гвоздём в вашей заднице». Я всегда ржал до слез, когда карлики рассказывали о «Белоснежке и семи гномах». Они произносили эти тексты с такими серьезными физиономиями, будто, по их мнению, это была какая-то забойная андеграундная вещь.

После нескольких дней поисков, наконец-то нам попался стоящий тип. Его звали Джон Аллен. Самое смешное — он был алкоголиком. После концертов бухал и гонял девок. В дополнение, он был параноиком. Носил с собой перочинный ножик в чехле. Однажды, я спросил его об этом, а он отвечает:

— На всякий случай, вдруг петля затянется.

— В тебе роста метр с кепкой и ты будешь болтаться на высоте шести метров над землей. Что ты тогда сделаешь, перережешь веревку? И разобьешься, на хер, в лепешку!

Смешной был парень, этот Джон Аллен. Его голова была нормальных размеров и, когда он сидел за столом напротив, можно было забыть, что он не достает ногами до пола. Но под мухой он терял равновесие, после чего был слышен шум и карлик уже лежал на земле. Мы постоянно над ним прикалывались. Например, едем в автобусе, поджидаем, пока его сморит, перекладываем на самую верхнюю полку. Вдруг слышен крик и громкое «бабах!», это значило — наш карлик проснулся.

Когда он был пьян, с ним были те же проблемы, что и со мной. Однажды, в аэропорту Лос-Анжелеса он напился, как свинья и не успел на самолет, мы вынуждены были послать за ним техника. Тот попросту сгрёб карлика за портки и забросил в багажное отделение нашего автобуса.

Вдруг подбегает какая-то женщина и поднимает хай:

— Эй, я видела, что вы сделали с этим бедным коротышкой! Нельзя к нему так относиться!

Техник смотрит на нее и говорит:

— Иди на хер! Это наш карлик!

Между чемоданами высовывается коротышкина голова и слышно:

— Вот именно, иди на хер! Я его карлик!

Когда в конце 1981 года тур начинался, я был человеком-развалиной. Любил Шарон и, одновременно, не мог смириться с утратой семьи. Ссоры между мной и Шарон принимали всё более безумные формы. Я был бухой, пробовал её ударить, а она бросала в меня всё, что под руку попадалось. Бутылки с вином, золотые диски, телевизоры — всё летало по комнате. К своему стыду, я вынужден признать, что некоторые мои удары достигли цели. Однажды, набил ей бланш под глазом и подумал, что её отец порвёт меня на куски. Но он только сказал:

— В следующий раз будь поаккуратней.

Стыд и позор, что я творил по-пьяни. Тот факт, что я осмелился поднять руку на женщину, вызывает во мне отвращение. Моё поведение было мерзким и непростительным, этому нет никакого оправдания. И, как я уже говорил ранее, этот крест мне нести до гробовой доски. Скажу вам честно, не знаю, почему Шарон не бросила меня.

Бывали такие моменты, что она просыпалась утром, а меня рядом нет — автостопом рванул в Bulrush Cottage. Но всякий раз, когда я там появлялся, Телма давала мне от ворот поворот. И так продолжалось много дней. Я только разозлился сам и настроил детей и Телму против себя.

Можно только представить, что в это время творилось с Шарон.

Должно было пройти очень много времени, чтобы я пришёл в себя после расставания с Телмой. Меня это просто разбило. Однажды, я объяснял детям:

— Не хочу, чтобы вы думали, что я бросил вас, щёлкнул каблуками и сказал: «Счастливо оставаться!». Не было такого. Меня все это доконало.

Со временем мои экскурсии в Bulrush Cottage прекратились. Когда я последний раз туда выбрался, дождь лил, как из ведра и почти стемнело. Только прошёл ворота, откуда не возьмись, передо мной вырос какой-то «бычок».

— Эй, и куда мы на ночь глядя, а?

— Это мой дом — отвечаю я.

«Бычок» отрицательно покачал головой.

— Уже нет. Это дом твоей бывшей жены. А тебе запрещено к нему приближаться ближе, чем на 45 метров. По решению суда. Сделаешь еще один шаг и заночуешь в кутузке.

Это был судебный исполнитель или кто-то в этом роде.

В саду слышен смех Телмы, который доносится из дома. «Наверняка, сидит со своим адвокатом, развод обсуждает» — подумал я и испросил:

— Но можно хотя бы забрать какую-нибудь одежду?

— Подожди здесь.

Через пять минут за дверь вылетают и падают на траву мои старые концертные шмотки. Пока я их собрал и упаковал в чемодан, они уже промокли. Потом двери открылись еще раз, и во двор полетело чучело медведя-гризли, голова которого пострадала после расстрела из «Бенелли». В общем, этот мишка был единственной вещью, которую я оставил себе после развода. Ну, ещё старый раздолбанный «мерс», который так любили царапать коты. Телма получила дом, вычистила под ноль мой банковский счет и каждую неделю получала алименты. Я захотел также оплачивать обучение детей в частной школе. Это всё, что я мог сделать.

В эту ночь мне было, как никогда, жаль себя.

Транспортировка в Лондон двухметрового медведя тоже было занятием не из лёгких. В одном такси мы вместе не поместились, пришлось вызывать второе, специально для мишки. Перед домом Шарон на Уимблдон Коммон, я оставил игрушку на автобусной остановке и взялся заносить в прихожую чемоданы. Надо было сразу мишку забрать, но мы решили, что будет прикольно одеть на него кухонный передник с тесёмками и позвать знакомых, чтобы они посмотрели. Пока мы готовились к этому номеру, игрушку кто-то стырил. Моё сердце было разбито. Мишка был моим любимцем.

62

Walking the plank — вид казни или пытки, которую, предположительно, практиковали пираты. Жертву заставляли пройти, зачастую с завязанными руками, по доске или траверзу, выдвинутому за борт судна на 2 метра. В большинстве случаев приговоренный падал в море, где его поджидали акулы, либо просто тонул. В настоящее время прогулка по доске превратилась в курортное развлечение.