Опасный пиар

— Всякое бывало, — туманно сказал Игорь. — Могу только сказать, что вторую жену привез именно из командировки…

— И выгнали первую? — Рука Анатолия, разливавшая остатки шампанского, замерла в воздухе.

— Она умерла.

— Извините… А дети?

— Да, тоже дочка. Вы, кстати, военный? — Игорь задал наконец вопрос, вертевшийся на языке.

— Уже набираете материал для статьи? — хмыкнул Анатолий.

— Как хотите, конечно…

— Да ладно вам… — Анатолий налил в фужеры остатки шампанского. — Служил в спецназе, был в Чечне. Еще в первую войну. Чуть в плен не попал. В качестве языка. А может заложника, что еще хуже.

— Расскажите.

— Это в первую чеченскую было. Как раз очередное перемирие заключили. Даже село им вернули, которое до этого штурмом брали. Сколько ребят там положили… Верхние Атаги, может, слыхали?

— Вернули? — не понял Игорь.

— Ну не вернули, а разрешили туда местным жителям вернуться. В гуманных целях. Они и вернулись — как раз те, кого мы выгнали и кто в горах отсиживался. И припрятанное оружие откопали. И все сначала. Будто и не было ничего. А наши пацаны погибли ни за понюх… Вот когда до нас дошло, раньше, чем до политиков: с такой войны, где цель — не победа, а мирные переговоры, лучше сразу уносить ноги. И на вторую чеченскую — как меня ни уговаривали, сколько ни обещали — идти отказался. Зачем дожидаться, когда противник тебя совсем перестанет уважать? Ведь там как было: только их прижмешь, давай переговоры, кричат. И наши соглашаются. Такую тактику Саддам Хусейн применял. Выгонял инспекторов и, пока американцы подгонят авианосцы и морскую пехоту, кое-что перепрятывал, а что-то уничтожал для отчета. Американцы кулак соберут, ультиматум предъявят, а он снова на все согласен. И опять допускает инспекторов. До следующего раза. Ислам — коварная штука. Ловко играет на гуманных струнах… Словом, во время вот такого перемирия, средь бела дня и посреди деревенской площади, подошли ко мне с разных сторон эти самые мирные жители и дула автоматов мне под ребра… Вопрос стоял так: или я к ним в плен, или они в братскую могилу. Трое их было. Еще несколько человек со стороны страховали. И «шестерка» с приоткрытой дверью на площади стояла, меня ждала.

— И? — приоткрыл рот Игорь.

— Сами видите, — пожал плечами Анатолий. — Я — здесь, они — там. В братской могиле. Или вам детали интересны?

— Если для статьи, то желательно, — сказал Игорь. — О русском Рэмбо в газетах мало пишут. Все больше в плохих детективах. Как это у вас получилось?

— Проще простого, — пожал плечами Анатолий. — Здесь главное — сбить противника с толку. Ну поднял я руки вверх, сделал растерянное лицо… Они мне поверили, подтолкнули к машине… А там, говорил уже, дверца была приоткрыта. Вот я и воспользовался гостеприимством. Тут в тесноте пистолет нужен. АК-47, да еще с прикладом, великоват. Сделал вид, что в машину полез, а сам дверцей этой отгородился, толкнул ею автоматчика, тот с копыт, двое других тоже не ожидали и свое получили, брыкнулись рядом… Водилу за шиворот из салона выкинул. Словом, угнал тачку. Но свою пулю в зад получил… Тот, с автоматом, очередь дал, когда я разворачивался. Крови потерял много… Подъехал прямо к санчасти, пока добрался, сознание потерял. Лежал под капельницей. Меня прокуратура потом допрашивала: мол, кто? Я отказался говорить.

— Почему? — спросил после паузы Игорь.

— Все потому. На их месте я бы делал то же самое. По ранению домой вернулся, орден даже дали. А потом сократили, перевели в СОБР. Там зарплата — сами понимаете… И еще этот дефолт. Потом кем только не работал. Приятель говорит: пойдем подрабатывать вышибалами в казино. По ночам там дежурили. За ночь вышибали из гостей по полсотни баксов, включая чаевые. Я за месяц службы под пулями столько не имел…

Анатолий неожиданно замолчал. Игорь удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал. И тоже увидел вспыхнувшую надпись: не курить, пристегнуть ремни.

В аэропорту, когда подали трап, Игорь уже на выходе заметил, как Зина отошла в сторону с Анатолием. Они негромко разговаривали, пропуская мимо себя выходивших пассажиров. Он что-то, кивая, записал с ее слов. Похоже, это был ее телефон или домашний адрес.

Когда Игорь проходил мимо, Анатолий сразу обернулся к нему, как если бы у него были глаза на затылке.

— Подождите меня на стоянке такси, я вас подброшу до Полбина.

Игорь заметил восторженный взгляд Зины, когда Анатолий снова к ней повернулся. И невольно позавидовал.

Анатолия ждал черный «БМВ», возле которого стояла пара коротко стриженных парней в кожаных куртках. Они подозрительно покосились на Игоря — похоже, им не понравилось такое знакомство, — но ничего не сказали. А он не собирался ничего им объяснять.

— Ты, что ли, Богдан? — услышал он негромкий голос одного из них.

— А ты Трофим? — спросил Анатолий.

Потом они о чем-то негромко переговорили.

— Подвезем журналиста, — сказал Анатолий этому Трофиму, старшему по возрасту среди встречавших.

Те промолчали, переглянувшись. Не положено, мол. Но возражать не стали.

За всю дорогу не проронили ни слова. Игорь сидел на заднем сиденье между двумя парнями, чувствуя себя арестованным. Анатолий ни разу не повернулся к нему, сидел и прямо смотрел перед собой.

Игнат с Лехой были в кустах и следили за шоссе.

— Вон тачка толковая, — сказал Леха, которому надоело мерзнуть. — «БМВ». С антенной.

— Сявка ты, — сказал Игнат. — На «БМВ», пора бы знать, самые крутые гоняют, с «калашами» небось… А у нас на двоих всего одна «пукалка», да и тот «Макаров».

После утраты сотового он никак не мог выйти на связь с заказчиком, хотя тот, похоже, его приговорил. Но что еще делать с этими треклятыми бумагами, заляпанными кровью журналистки, он не ведал. Нужна была связь, желательно вместе с машиной.

Эту «девятку», гнавшую по опустевшему шоссе, они увидели, когда собрались уходить. Игнат использовал все тот же прием, рискованный, но безотказный: выскочил внезапно из кустов на середину шоссе, замахал руками, и водила рефлекторно рванул руль в сторону, после чего не смог выровнять на мокром шоссе, и свалился в кювет. Машина перевернулась, но встала не на спину, а боком, градусов под шестьдесят, опершись на придорожный валун. Толкни — и встанет на колеса.

Игнат выволок из нее стонущего парня, Леха следом достал сотовый.

— Есть, на месте, — сказал он. — Можно звонить.

— Не вздумай. — Игнат положил парня на спину, окровавленным лицом к небу, потом деловито пошарил по карманам. Парень стонал все слабее, у него начинался бред. Временами он приходил в себя и как будто пытался что-то сказать. Игнат вытащил бумажник, из которого вывалились несколько сот долларов, сколько-то тысяч рублей и цветная фотография, на которой юная женщина держала на руках ребенка возле небольшого деревянного домика.

— Твои? — спросил Игнат парня.

Тот захрипел, закивал, протянул руку.

— Давай быстрей, — тревожно сказал Леха. — Пока никого нет.

— Тачку переверни, — сказал Игнат, не оборачиваясь и пересчитывая деньги. — Сам справишься. А то у меня поясница чего-то…

Леха уперся, стараясь поставить на колеса «девятку», чей мотор продолжал работать на холостом ходу.

— Да камень вытащи, вон монтировку из багажника возьми, под него подсунь, — сказал Игнат, и Леха послушно достал ломик. Подсунул его под валун, навалился и тут же вздрогнул, выпрямился после выстрела.

Игнат спрятал «Макаров» в карман, потом оглянулся:

— Помоги, до болота его оттащим. Тут недалеко. Куртку себе его возьми. Хорошая куртка, кровь отмоешь, и все путем…

Они молча тащили мертвеца через кусты. Из его кармана вывалились ключи. Игнат на ходу, обругав себя, их подобрал.

— Этот который уже?.. — негромко спросил Леха, когда трясина булькнула, принимая в себя тело.

— Который бы ни был… — сплюнул Игнат. — Теперь только оттаскивай. А остановишься, сам в земле окажешься.