Игра на опережение

Ансар передал трубку Сергею, подключив к ней автомобильную систему «фри хэнд» с небольшим кабелем, вставив себе в ухо наушник.

— Здорово, дед, — сказал Сергей. — Я тебе из Москвы звоню. Насчет твоей Людмилы, как ты понимаешь… Ну что молчишь? Я серьезно…

Сергей явно отвлекся от текста в своей шпаргалке, которую держал перед глазами, и Ансар неодобрительно качнул головой.

— Она жива? — хрипло спросил Хубиев. — Да замолчите! — прикрикнул он по-аварски на своих женщин.

— Ну. Да все нормально, не бойся, — сказал Сергей. — Мои пацаны ее не трогают, так что с ней все путем, не беспокойся. Я сам за ней смотрю. Но мне это становится все труднее. Да она нам, в натуре, и не нужна совсем, если уж честно.

— Как не нужна? А что вам тогда нужно? — Похоже, Хубиев едва сдерживал свой гнев. Только что доносившиеся плач и причитания женщин затихли. — Деньги, да?

— Ты, дед, дослушай сначала. Не она нам нужна, — повторил Сергей. — А совсем другая! За которую нам больше дадут. С тебя взять-то нечего.

— Так отпустите ее! — воскликнул Хубиев. — Раз по ошибке не ту схватили! И ловите себе другую девушку, раз моя дочь вам не нужна!

— Ты хитрый, дед! — хмыкнул Сергей, отступив от шпаргалки, причем вполне естественно и органично, проявив некий артистизм. — Специально затягиваешь разговор, чтобы нас, типа, ваши менты засекли?

— Нет у меня никаких ментов, я их близко никого не подпускаю! — загремел Хубиев. — А ты добровольно лучше отдай мою дочь! И если с ней что-то случится, мои сыновья и ее братья даже после твоей смерти из могилы тебя вытащат и на корм свиньям бросят!

— Ох, ох, напугал… Ты, дед, погоди угрожать. Я ведь тоже могу. Я ж тебе условие хочу сказать, как тебе свою Людмилку назад получить, а ты разорался. Может, тогда прекратим наш базар? Типа, я вообще тебе ничего не говорил и даже не обращался.

— Чего ты хочешь? — спросил Хубиев сдавленным голосом. — Ну, говори!

— Выпустим мы ее, но только в обмен. На ту, которая нам нужна, а ты ее к нам сам приведешь. И мы их с тобой обменяем, типа шпионов. Видел в кино, как шпионов меняют? Вот так и мы сделаем. Если не будешь на меня орать.

— Кого я тебе приведу? — снова не понял Хубиев, немного поостыв, ибо услышал, наконец, конкретное предложение. — Кого, когда и куда?

— Вот это и есть наше условие, дед. О времени и месте обмена мы потом отдельно поговорим. Короче. Мы ее тебе отдадим, если приведешь к нам Олю Замятину, что сейчас живет в доме твоего старого недруга Тенгиза… — Сергей присмотрелся к фамилии на бумажке, — Могуева, что ли… Ну и фамилии у вас, запутаешься… Словом, я тебе буду звонить каждый вечер, а ты мне докладывать, как обстоят дела. Последний раз я позвоню через трое суток, и если ты отрапортуешь, что не справился с поставленным заданием, свою дочку ты больше не увидишь. Понял, нет?

— Стой, дорогой, не клади трубку, — умоляюще сказал Хубиев. — Но как я смогу…

— А это уже твое дело, — ответил Сергей.

— Но ведь если с этой Замятиной что-то случится…

— Не бойся, дед, — усмехнулся Сергей. — С Олей Замятиной точно ничего не случится. Дорого ее здесь ценят, и сколько запросим, столько нам за нее отстегнут. До скорого!

— А ничего у тебя получается, можешь вести переговоры, — одобрил Ансар, вытащив наушник. И хлопнул по плечу Сергея. — Дошло до него, будет теперь стараться, из кожи лезть…

Ближе к вечеру Хубиев, лежавший весь день с горячей грелкой на сердце под женские охи, ахи и стенания, вдруг сбросил с себя одеяло, крикнул на женщин, так что те в испуге разбежались, после чего схватился за сотовый, лежащий с ним рядом на подушке, где прежде лежала голова жены. Дрожащими пальцами он набрал номер Виктора Шаравина.

— Виктор Николаевич, дорогой, — начал он слабым голосом, едва поздоровавшись. — Не знаю, что делать, посоветоваться с тобой хочу.

— Слушаю вас, Рамзан Магомедович.

— Ты ведь знаешь моего соседа Могуева Тенгиза, верно?

— Откуда мне его знать? — удивился Шаравин. — Слышал о нем…

— Ну раз про меня знаешь…

— Это вы рядом с ним живете, а я никогда с ним не общался… А что хоть случилось? Есть какие-нибудь вести о вашей дочери?

— Ничего хорошего. Лучше не спрашивай.

— Вы его подозреваете? — спросил Шаравин.

— Может, и подозреваю… — уклончиво сказал Ху-биев. — Скажи мне, Виктор Николаевич, ты человек грамотный, образованный, инженер человеческих душ, как прежде говорили, можно Могуеву довериться, как нормальному порядочному человеку?

— Насколько я о нем успел узнать, он вполне нормальный человек, — сказал Шаравин. — Я не в курсе, какая кошка между вами пробежала. Что случилось у ваших предков, ведь уже никто не помнит… Я все понимаю, вековая и родовая вражда, но сколько она еще может продолжаться? Заканчивайте, мой вам совет, на себе. Дайте хоть вашим детям пожить по-соседски!

— Виктор Николаевич, я по голосу чувствую, ты мне в сыновья годишься, но, Аллах свидетель, я сам ничего не помню и не понимаю! Знаю, что нельзя с ним дружить, обязательно надо враждовать, а зачем, почему, до сих пор не могу понять! Какая вражда, слушай, чего нам делить?

— Понятно… — вздохнул Шаравин, переглянувшись с подошедшей к нему дочкой. Та обняла его за плечи, положила голову отцу на плечо. — Хотите, чтобы он вам помог найти и освободить вашу Людмилу?

— Да, Виктор Николаевич, — согласился Хубиев. — Ты правильно меня понял. Я хочу, чтобы Тенгиз мне помог освободить мою дочь, и, Аллах свидетель, я стану его должником до конца своих дней, а мои дети будут дружить с его детьми!

— Я не совсем понял… Я нужен как посредник?

— Нет, дорогой, я посоветоваться хочу.

— О чем советоваться? — воскликнул Шаравин. — Да я вас обоих в глаза никогда не видел! Почему бы вам, Рамзан Магомедович, сейчас, когда у вас случилось такое горе, не преодолеть гордость, не пойти к нему, чтобы поговорить? Попросить помощи, наконец? Или вам нужен я как посредник на переговорах? Но я слишком далеко от вас, в Москве, а по мобильному или междугородному телефону такие дела не решаются.

— И опять ты прав, Виктор Николаевич, — печально сказал Хубиев. — Но я хотел только узнать, прежде чем к нему идти, может, у вас в прокуратуре знают, какие у него есть ко мне обиды?

— Я тут ознакомился с кое-какими следственными материалами. Ведь у вас там были какие-то стычки. Сейчас припоминаю… Что-то о небольшом горном пастбище, которое ваш род когда-то незаконно отнял у его рода.

— Это я сам знаю, — сказал Хубиев. — Пастбище возле Черной скалы, или, еще говорят, Каменного Барана, где Аргун вытекает из ущелья.

— Честно говоря, точно не помню, — сказал Шаравин. — Кажется, так. Мой вам совет: отдайте вы ему это пастбище! Трава там наверняка не растет, а вам своих пастбищ хватает. Зато эту обиду Могуевы будут помнить всегда. И помиритесь вы, ей-богу, что вам делить?

Когда разговор закончился, Шаравин позвонил домой Турецкому:

— Александр Борисович, извини, если побеспокоил, но в нашем деле появилось еще одно обстоятельство. И еще один фигурант. Некто Могуев, еще один тамошний авторитет.

— В каком смысле появился? — недовольно спросил Турецкий.

Кажется, не вовремя, подумал Шаравин.

— Хубиев мне только что звонил и много чего о нем спрашивал… Вроде ищет к Могуеву подход. Все время темнил, вокруг да около, и голос тревожный. Какая-то чертовщина там происходит, ей-богу! Я толком ничего не понял. Есть тут какая-то связь, как ты считаешь?

— Чертовщина номер один — эта непонятная история с похищением Хубиевой, во время которого был застрелен капитан Рощин из пистолета одного из ее охранников. Теперь остается гадать: то ли он похищал девушку, то ли, наоборот, спасал ее от похищения… То ли герой, то ли бандит.

— Сдается мне, нас хотят подвести к выводу: раз Рощин убит, значит, следствие закончено, забудьте. Кому-то ведь нужно, чтобы концы в воду?

— Мы ведем дело об убийстве журналиста Олега Бородина, — напомнил Турецкий.