Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 13



- Святой Аллар и все его айри... уй! - я все-таки зацепилась локтем за нагло торчащий выступ и тихо зашипела. - Одни увечья с вами, извергами! Тут синяк, там царапина, мышца болят, сил никогда нет, ноги трясутся по утрам, про руки вообще молчу... я похожа на старую больную бабку, которую жестоко скрутил проклятый ревматизм! Ни дня без травм! Кошмар какой-то!! Чтобы я... да еще на раз согласилась на подобное?!!

Лин насмешливо фыркнул.

- Умывайся давай... хозяйка. А потом зови своих Теней. И нечего винить нас во всех грехах. Идея была твоей. Мы всего лишь помогаем ее осуществить. А то, что в процессе, как ты говоришь, появились кое-какие трудности... но ты ведь не привыкла сдаваться? И уже не бросишь это дело на полпути?

Я обреченно вздохнула: он прав - в кои-то веки я не могу последовать прошлому примеру и, как бывало раньше, бессовестно забросить учебу на середине. Потому что раньше я отвечала только за себя. И раньше мои решения никак не отзывались на тех, кто мне дорог: все мои ошибки были только моими, и ни отец, ни мама не испытывали после этого ничего страшнее простого разочарования. Я действительно жила, как капризная принцесса: это хочу, это не хочу, это нравится, а это не очень... то буду, вон то уже не буду... дурочка. Наивная, самовлюбленная и ничего не смыслящая в жизни дурочка. Которая только теперь, наконец, начала постепенно осознавать, что отныне никакого обратного пути не будет. И теперь у меня уже нет возможности бросить начатое как раз тогда, когда начало что-то получаться, просто потому, что мне, дескать, надоело этим заниматься. Неинтересно, видите ли, стало...

Все, девочка, не умеющая доводить свои дела до конца. Кончилось твое время. Детские игры в прошлом, и теперь от тебя зависят целых четыре существа, которые поклялись тебе в верности и которым ты точно так же поклялась помочь. Никакие оправдания не смогут прикрыть твою ложь, если после первых же трудностей ты сдашься и опустишь руки. Никакие синяки и боль в натруженных мышцах не помогут объяснить твою трусость. И никакие жалкие попытки объяснить свое гнусное предательство не позволят без стыда смотреть потом в глаза тех, кого ты сперва обнадежила невыполнимыми обещаниями, а потом бессовестно подвела.

Доковыляв до выхода из пещеры, я прислонилась плечом к холодному камню и устало прикрыла глаза.

Нет. Лин прав - обратного пути уже не будет: без меня Тени быстро погибнут. А без них я уже не могу представить свою дальнейшую жизнь - слишком тесно мы с ними срослись. И слишком много они успели для меня сделать, чтобы я забыла об этом и малодушно запросила пощады. Конечно, можно было не бросаться очертя голову в омут, а позволить им и дальше время от времени пользоваться моим телом, как обычной батарейкой, но для них это - что кусок черствого хлеба для изголодавшегося нищего. Как подачка. Как жалкий огрызок - только чтобы не сдохнуть с голоду.

А я хотела, чтобы они жили по-настоящему.

Я хотела, чтобы они вспомнили вкус настоящей жизни.

Я отчаянно хотела невозможного.



И я поклялась, что добьюсь этого во что бы то ни стало.

Поэтому, вернувшись в Валлион, я, вопреки здравому смыслу, не отправилась ни в какой город, дабы наслаждаться там заслуженными лаврами Ишты, а отыскала тихое место в самой дальней глуши здешних необъятных лесов и там бесследно исчезла, ничем не потревожив покой Вольных Земель. Поэтому я не нежилась сейчас в теплой постели, ожидая горячего завтрака и теплой улыбки какого-нибудь ловеласа, а грела свои несчастные кости на сухом валежнике, кое-как прикрытом старым Айниным одеялом. Поэтому я каждое утро с рассветом вставала, проклиная про себя день и час, когда решила учиться у Теней. И поэтому же каждое утро настойчиво напоминала себя, зачем и для чего это делаю, чтобы не психануть, не сорваться и не послать все это обучение к Айдовой матери.

Да, теперь у меня была собственная пещера - небольшая, узкая (шагов пять в длину и всего два шага в ширину), но жутко неудобная из-за низкого потолка и шершавого, вечно впивающегося в ноги пола. Но зато она была теплой, сухой, в тесный проход почти никогда не задувал ветер. А вечный полумрак в дальнем углу, где я устроила себе некое подобие лежака, разбивался слабыми солнечными лучами лишь сейчас, на рассвете, когда солнце только-только вставало на горизонте и игриво заглядывало на облюбованный мною холм, где скромно приютилось мое новое и непритязательное (надеюсь, правда, что временное) жилье.

С едой, как ни странно, никаких проблем не возникло: Хранители по очереди навещали свою стукнутую на всю голову Хозяйку, чтобы принести ягод, грибов, ароматных травок к ужину. Мясом исправно снабжал проворный шейри, который научился за последнее время довольно сносно охотиться. Да и лесное зверье не брезговало порой побаловать меня то сброшенной прямо с небес рыбой (пролетающие птицы за это каждый раз получали в ответ шутливое махание кулаком с просьбой не ронять больше добычу мне на голову), то подкинутой к самому входу тушкой загрызенного остроуха (волки наверняка постарались или лисы местные, которых я упорно называла именно так, хотя на лис эти рыжие, хитрые, проворные бестии с огромными совиными глазами были совсем не похожи). Иногда прилетали мелкие птички, аккуратно складывая перед голодающей Иштой мелкие, но очень сытные и весьма калорийные орехи. Когда-то удавалось найти в кустах кем-то заботливо выкопанные из земли клубни, в вареном виде напоминающие картошку... в общем, заботились обо мне всем миром. И делали все, чтобы на хозяйственные дела я отвлекалась как можно меньше.

С одеждой было хуже - кроме заветных джинс, которые я упрямо берегла, как зеницу ока, у меня в запасе имелись лишь две потрепанных жизнью Айниных рубахи и та, красивая, купленная по случаю заботливым Мейром, на которой я умудрилась испоганить левый рукав. Еще штаны - старые, одеваемые каждый день на тренировки, и новые, к которым я из соображений скупой бережливости пока еще ни разу не притронулась. Еще была островерхая шапка, подаренная все той же Айной и практически никогда не надеваемая. Были ненавистные портянки, которые я уже замучилась стирать и перестирывать. Было две пары сапог, одни из которых я (так же, как и штаны с белой рубахой) предусмотрительно отставила пока в сторону, предпочитая добивать до конца свои старые башмаки. И, наконец, модное кружевное белье, куплено по случаю на какой-то распродаже в одном из дорогих бутиков, но которое, увы, заменить было пока нечем.

Впрочем, криво перекроенные из подаренных Мейром тонких подштанников шорты вполне позволяли мне не трепать нижнюю часть этого важного аксессуара, тогда как плотно обвязанная вокруг груди полоса ткани позволяла обходиться без верхней. Виват местной моде и моей изобретательности. К тому же, заниматься так было гораздо удобнее и, простите мой прагматизм, но помогало сохранить дорогое моему сердцу белье до тех далеких пор, пока, наконец, оно не окажется востребованным по-настоящему. Или пока (по выражению несносного шейри) я не отыщу себе приличного мужика, которого можно было бы сразить наповал этим сомнительным (главное, сохраненным в приличном виде!) богатством.

За мужика Лин, конечно, сразу получил по ушам, но неделикатному совету шейри я, подумав, все-таки вняла. А потом и сама поняла, что мне совсем ни к чему красоваться перед местными комарами в дорогих кружевах. Пусть полежат пока, целее будут. А я и так обойдусь. Хватит и того, что я каждый день белым привидением проношусь к расположенной неподалеку речке в чем мать родила и с громким воплем окунаюсь в изрядно холодную воду. После чего вылетаю обратно, мчусь по крутому склону на самый верх, весело отфыркиваясь и отжимая отрастающие волосы, а потом спешно одеваюсь в свои застиранные обноски, чтобы узнать, что еще приготовили для меня неумолимые Тени.

Стесняться тут некого - вокруг на много сотен километров не водилось ни одного смертного. Бессмертного, впрочем, тоже, так что я могла творить все, что душе угодно, не боясь быть уличенной в разврате, склонности к эксгибиционизму и превратной тяге к нудизму.