Страница 2 из 6
НОЧЬ
По-девичьи густыми волосами Упавший месяц путал стрель реки, Касался дна стремглав за ивняками И выплывал в засонье осоки. Зной соловьев кострами побережий, Острей воды, струился по ночам. Опять весна, такая же, как прежде, И ночь весны, что встретилась вчера. Мне ветер был знакомый не по разу. Он полуспал иль вскакивал в размет. Домчав небес в надоблачные лазы, Огнями звезд пестрил круговорот. В густую тень тепло вздыхали травы, Свевая дождь осыпавшихся звезд. Ночь напролет по-разному лукавит То золотой, то черной мглою кос. От месяца душисто золотится; Затонет месяц – ночь опять черна. И пусть лицо опахивает птицей Крылатый сон, она не хочет сна. Полутаясь в затишьи соловьином, Она горит, как девушка весной. И с зимних дум оттаивает льдины Девическою теплою косой. До губ моих касается, доверясь, – Так целовала в прошлогодний май… В ночном лесу зашевелились звери, Невидимые, словно тьма сама. Барсук ли, еж стремятся к водопою? Расщелкался ли в ивах соловей? Который раз целуется со мною Живая ночь, любовницы живей? Ночь – девушка, знакомая так долго, Изученная мною наизусть, Любимая!.. Зачем же втихомолку С тобой пришла и защемила грусть? Не первый год как слушать я доволен Шум задышавшей юной теплоты… Но вспомнилось… я старой думой болен, Доступной всем, как радость или стыд. Струится час журчанием певучим Под соловьиный голосистый гром. Я думами про смерть свою измучен, А смерть чужую чувствую ногой. Чужая смерть – сгнивающие пали, В которых нет зеленого огня. Они в черед и к сроку догорали, Чтоб этот гриб их ржавчину поднял. Закат и ночь. День в звуках до отказа. Звук умирает, никнет, что ни ночь. Но разве дням, не отдохнув ни разу, Звучать и петь без этой смерти смочь? И как вкусна малина на погосте, Которую садовник не ласкал… Умрет отец, истаскивая кости… Дом – сыновьям, а для него – доска. С плеч головы не отряхнуть заране. Есть польза и от мертвого орла. Всё мертвое для новой жизни встанет, И смерти нет, что жизни немила. По-новому, но для живого брызнет И после смерти солнечная ясь. Всё числится в регистратуре жизни, И капельке бесследно не пропасть. И так, и этак. Новое за новым. Чтоб жить другим, кончается одно. Лен умирает для мотков суровых, А из мотков родится полотно. Перед зарею в безголосьи птичьем Стучит рыбак веслом невдалеке. Твой поцелуй росистый и девичий И на губах, и на щеке. Ночь – девушка! Еще побудь над краем. Под пальцами твоя теплеет плоть. Никто… и тот, который умирает, К тебе любви не может побороть.УТРО
Русь осенней проселочной ряби! Мне тебя не измерить верстой… Ржавь листвы загребает без грабель Ветер утренний в чаще лесной. Бубенцами звенят по-родному Золотистые стаи осин. В молчаливую просинь, как в омут, Дождь рябиновых искр моросит. Деревенская песня соломы – По-старинному – грусти полна. Вот иду я проселком знакомым Отыскать, где укрылась весна. Путь далекий, и скучный, и длинный, Но на этом пути не засну. Не забыть мне, как май соловьиный К моему проливался окну. Я еще молодой и плечистый, Чтобы в осени тлеть и сгорать, – Лишь осенние мертвые листья Жгут безогненный пламень костра. Мне весна в этой осени скрыта, И весну я ищу на пути… В это утро, поселок забытый, Не грусти – не грусти – не грусти! Всё равно – так поверилось думам – Я с весной соловьиной вернусь, Пусть сентябрь остается угрюмым, Опечалив безлистую Русь. Тихозвукая песня соломы Над деревнею русской слышна. Вот иду я проселком знакомым Отыскать, где укрылась весна.ЕСЕНИН
Захрипела кабацкая Русь. Поножовщина, матерный выклик. Ты повесился первым и – пусть! Мы печалиться шибко привыкли. Перегаром воняет кабак И кабацкие пьяные думы. Засинел и заплавал табак, Затуманив кабацкие шумы. Будь, оттуда – шнурок и петля. – Туже! – туже затягивай горло! Жизнь – такая… такая земля. – А от водки дыхание сперло. Мат собачий кровавит глаза Проституткам, бандитам, поэтам. Не от спирта ли веришь слезам? Не от водки ли песня не спета? Дождь и ночь, не видать синевы. Над бульваром скучающий камень. Охмелел, не поднять головы. Голова тяжелеет стихами. Жалко, что ли, себя самого?.. Проститутка гнусавит за пивом: – Как родная деревня живет – И родные волнуются нивы? К мужикам я поеду скорей!.. Месяц тучи сгребает без грабель; И до дна засыпают ручей Листвяные осенние ряби. Грусть ночная и… звездная темь. Каждый кустик доходит приветом. ………………………………………. – Я, родная, приехал совсем: – Быть крестьянином, – А не поэтом. – Я теперь – не Сережа. Давно – Я – безбожник и пьяница даже. Ветер. Кляча. Седое гумно. Старина. Материнская пряжа. – Не стучи, о родимая, так! – Не буди, не ворочай котомкой! – Я устал, я устал, я устал. – Сердце высохло веткою ломкой. Мык теленка. Взблеяла овца. Березняк и пушистые ели… ……………………………………… – Пей! Ну, пей же!.. Не видно конца. Вот пришли гармонисты и сели. – Эй, играй! Эй, играй! Эй, играй! – В омут, что ли? Веревку да камень? – Я у водки рыданье украл – И за это болею стихами… – Эй, играй!.. Замолчи, негодяй! – Сифилитик, подлец и убийца! – Я бутылкой – на верный угад – – Расшибу озверелые лица!.. … – Скука!.. Скука! Грустить, не грустить!.. – Я – не Разин, Есенин – поэтик… – Прочь, трепло! Отпусти – отпусти! – Я не с ними. Я не из этих. – Финский нож для врагов припасен. – Эка штука! убить и забыться. – Гармонист… Гармонист без усов. – Ты, наверно, давнишний убийца! ……………………………………………….. Ночь… и вышел. Осенняя мгла. Моросит. У фонарного круга Кокаином делиться смогла Проститутка с ночною подругой. Ветер. Шум телеграфных столбов. В закружившихся взорах – извозчик. Он скучает… – Эй, соня, готов? – Мчи коней, чтобы скрыться от ночи! …………………………………………… День за днем выплетают года. Было – было, да всё отшумело. И затянут шнурок навсегда, Вдруг затянут… на горле умело. Спи, Распятый! Великая грусть На твое опустилася имя. Ты ушел безвозвратно и – пусть! – Русь привыкла грустить над своими. Только боль, от которой погиб, Ты оставил в подарок другим. Твой подарок – твой жуткий зарок – Русь. Кабак и печаль… И шнурок…