Страница 37 из 76
Все это объяснил Степанцову Лукин; правда, он предпочитал иносказательную форму, говорил притчами, но Сергей довольно быстро привык к его манере изложения. Конечным пунктом короткой экскурсии стало старое двухэтажное здание из красного кирпича.
— Раньше здесь размещалась портомойня, — заявил Федор, и Сергей заключил, что когда-то здесь была фабрика-прачечная. — А теперь предполагаем устроить в сей обители спортивную школу «Гладиаторъ», — Лукин всем своим видом продемонстрировал, что ему очень не нравится это название. — Я Саше говорил, что гладиатор это языческое понятие. А надо — христианское дать школе! Например, «Духовный воин» или «Белый куколь».
— Ну, «Гладиаторъ» так «Гладиаторъ», — не стал спорить Степанцов и открыл покосившуюся дверь.
Они прошли внутрь просторного помещения. Вдоль стен тянулись плети ржавых труб; из бетонных оснований, где когда-то стояли чаны, торчали толстые болты. Пол был выложен потрескавшейся плиткой и кое-где провалился. Везде кучи мусора. Кроме того, радиаторы отопления здесь были маленькие, и их мощности явно не хватало на такой объем. Раньше такой надобности в отоплении не было, поскольку здесь и без того всегда было душно и жарко, а теперь, учитывая холодную сибирскую зиму, надо было принимать срочные меры.
Зато Сергей оценил высоту потолка, дающую запас воздуха, необходимое условие для спортивного зала. Окон тоже было много — значит, помещение будет светлым. Степанцов уже мысленно прикинул, где и что разместить. Если неподалеку от входа поставить кирпичную перегородку, то получатся раздевалки и душевые; в дальнем конце — два ринга; на стенах — стенды для отработки ударов; в углу — стойки, штанги и гантели; слева у окон будут висеть боксерские груши, а по периметру зала — разминочная дорожка.
Он решил, что на каждой тренировке может одновременно заниматься до двадцати пацанов. Больше вряд ли получится, но если сделать тренировки по два часа…
— Дядя Сережа, а здесь мы повесим ваши медали, — сказал Алексей, показывая на правый дальний угол, хорошо освещенный и наименее захламленный.
Степанцов почувствовал, что краснеет. Ему вспомнился тот позорный бой в Вегасе…
— Да, ладно, посмотрим… — как-то быстро и скомкано сказал он и повернулся к Федору. — Ну что же? Мне все ясно. Завтра с утра и приступим. Работы здесь невпроворот, но, думаю, за месяц управимся, если деньги будут.
— Глаза боятся, а руки делают, — согласился с ним Федор. — А жить ты, Сергий, пока можешь у меня в приюте, с моими странниками. У нас там душевно, народ интереснейший подобрался. Много христиан непритворных. Вера, брат, сердцами, а не церквами красна…
Хозяин приюта не обманул; в его заведении действительно оказалось много интересных людей. Степанцов ожидал увидеть опустившихся бомжей. Поначалу ему казалось, что он попал в общество говорунов и неудачников, но очень скоро выяснилось, что это не так. Когда они принялись за расчистку завалов, работа пошла даже быстрее, чем он предполагал. Мужики шутили, беззлобно спорили, покрикивали друг на друга, но никто из них даже не пытался отлынивать или сбежать в ближайший ларек за бутылочкой для сугреву души.
Они трудились от зари до зари. Ребятишки то помогали им выносить мусор, то играли в свои игры, и взрослые, изрядно потрепанные жизнью мужики, поглядывая на них, становились собраннее и крепче. Каждый из них сознавал лежавшую на них ответственность.
К концу первой недели пол первого этажа был полностью готов. Стены уже покрыли штукатуркой и подготовили к покраске. За это время пару раз на объект приезжал Белов. Он одобрительно кивал, выслушивал жалобы и предложения, интересовался, не нужна ли помощь со стройматериалами.
Лукин по секрету поведал Степанцову, что Саша ужасно занят. По словам Федора, эта американка Лиза заварила такую кашу, что Белову не один месяц, придется ее расхлебывать. Сергей пропустил его слова меж „ушей; У него своих забот полон рот: самое главное — все работают. А если работают — значит, есть надежда, что в этой жизни что-нибудь изменится к лучшему. А Белову поводырь не нужен, он сам дорогу найдет, да еще другим покажет…
Лайза не привыкла сидеть без дела. Как и большинство американцев, она была трудоголиком, и все ее представления о жизни покоились на протестантской этике. Едва приехав в Красносибирск, она заявила Белову, что хочет устроиться на работу Саша задумался.
— Лайзик, я даже не знаю, что тебе предложить. Может, пойдешь на комбинат? Юридическим консультантом?
Лайза только фыркнула в ответ.
— Вот еще! Что мне там делать? На комбинате, слава богу, все в порядке.
С этим спорить не приходилось. Производство алюминия вступило в новую фазу. Предприятие работало, как часы. Вагоны с глиноземом длинными вереницами тянулись в Красносибирск. Проблем с энергетиками не было и не предвиделось. Производительность труда неуклонно повышалась, и рентабельность росла. Спрос превышал предложение; комбинат не успевал отгружать алюминий, а склады готовой продукции стояли наполовину пустыми. Из всего этого следовало одно: Белов показал себя незаурядным руководителем, сумевшим наладить работу.
«Ну почему? — спрашивал он себя. — Почему нельзя сделать то же самое, но по всей стране? Неужели это невозможно?»
Ответ напрашивался сам собой. Да, это тяжело. Временами — чертовски тяжело, но все-таки возможно. Честно работать и зарабатывать деньги — это уже не фантастика. Да и толковых руководителей хватало; в самом деле, не один же Белов в России! Но Саша знал, в чем здесь загвоздка. Помимо Беловых в стране полно Зориных и Удодовых; клопов, присосавшихся к власти и бизнесу, кровопийц, жирующих за счет страны и народа.
Система, сложившаяся в России за последние годы, исключала честное, правильное ведение хозяйства в том виде, в каком это принято в Европе или Штатах. Для себя Белов определил эту ситуацию как насильственную криминализацию бизнессообщества.
Такая ситуация была особенно удобна для контролирующих бизнес чиновников. Они заставляли предпринимателей нарушать законна потом хватали их за руку и кричали «держи вора»!
В последнее время Белов все чаще и чаще подумывал о том, чтобы отказаться от своей политической абстиненции и снова пойти во власть: он видел, что страна больна, и ее лечат невежественные лекари, даже знахари, словно специально отсепарированные государственным аппаратом для удушения экономики.
Они даже отдаленно не понимают, как работает бизнес, и судят о нем по ленинским статьям восьмидесятилетней давности. Даже те из политиков, которые обременены хоть какими-то экономическим знаниями, не могут прийти и сказать, как когда-то Бухарин: обогащайтесь! Потому народ от них отвернется, а государство использует всю свою мощь для их уничтожения.
Когда-то Иван Грозный для того, чтобы извести боярскую оппозицию, обвинял своих домашних олигархов в изменушке, а теперь все стало гораздо проще: достаточно сказать, что нынешний олигарх не платит налоги, — «и делай с ним, что хошь»!
Но сидеть и ждать у моря погоды было не в его правилах. Потому что речь шла не только о его судьбе, а о судьбе его страны. Он понимал, что Красносибирский алюминиевый комбинат — далеко не предел его возможностей. Он может больше. А кому много дано, с того многое спросится — еще один Федин афоризм…
Белов почти каждый день встречался со Степанцовым, следил, как идет переоборудование бывшей прачечной в спортшколу. Он по-хорошему завидовал Сергею, с головой ушедшему в эту затею. Для мужчины найти дело по душе, быть может, самое главное в жизни. А Сергей буквально горел на работе.
Лайза тоже не давала Белову скучать, а по части работоспособности она могла дать сто очков вперед любому мужику. Надо отдать ей должное — Лайза развернулась широко, даже намного шире, чем хотелось бы. Поначалу Белов не придал ее новому увлечению особого значения. Уже на третий день по приезде Лайза явилась к нему в кабинет и спросила, сколько женщин работает на его заводе? Белов ожидал, что сейчас она заведет речь о равноправии, о соблюдении Трудового кодекса, о вредных условиях труда… Поэтому он с гордостью ответил: