Богоборцы из НКВД

Укажите фамилии тех, кто топтал ногами, иначе Трибунал не может верить вам. Вы можете назвать фамилию?

Патриарх: Нет.

Председатель: Значит, вы заявили голословно?

Патриарх: Я в собственных руках держал документы.

Обвинитель: Мне точно известно, как происходило в церкви Василия Кесарийского изъятие ценностей, и я спрашиваю: кто эту гнусную клевету распространял?

Патриарх: Я не знаю, или Василия Кесарийского, или в другой церкви.

Председатель: Вы можете назвать фамилию священника? По крайней мере тех, кто вам сообщил об этом?

Патриарх: Это было в церкви по соседству с Василием Кесарийским, или Валаамского подворья, или в которой-нибудь из них.

Председатель: Значит, назвать фамилии вы не можете?

Патриарх: Нет, я не могу, но для этого нужна справка. Но это было у Василия Кесарийского или в Валаамском подворье.

Обвинитель: Точно вы не знаете?

Патриарх: Так это было в один день.

Обвинитель: Значит, вы отказываетесь сказать, в какой церкви это было?

Патриарх: Я могу сообщить, только не сейчас.

Председатель: Ваш ответ должен быть дан сейчас же. Прежде чем утверждать, вы должны ваши слова десять раз взвесить. По долгу совести вы должны назвать фамилии.

Патриарх: Фамилии тех, кто совершил, я не могу сказать, потому что это для меня совершенно безразлично, я следствия производить не могу. Из священников же были священник от церкви Василия Кесарийского и протодиакон Валаамского подворья.

Обвинитель: Первое ваше заявление было, что вам об этом рассказывали священники церкви Василия Кесарийского. Вы не отказываетесь от этого показания?

Патриарх: Нет, не отказываюсь.

Обвинитель: Я задаю вопрос: почему в своём воззвании вместо выражения «кощунство» вы сознательно, как заявляете сами, поставили слово «святотатство»? Было у вас желание сбить с толку вашу паству и направить по другому пути?

Патриарх: У меня нет в воззвании слова «кощунство». Я не знаю, почему вы об этом говорили.

Обвинитель: Значит, надо говорить только о грабеже? Я удовлетворён. Скажите, на какие места в канонах вы ссылались, квалифицируя акты об изъятии как преступления, как святотатства?

Патриарх: Кажется, на семьдесят третье правило апостольское. Главным образом, на Двукратный Собор, а в последнем приведено…

Обвинитель: А как вы понимаете: там сказано, что если кто похитит сосуд, присвоит его и употребит небогослужебные цели… Правильно это или нет?

Патриарх: Так говорится: для личных и вообще священных.

Обвинитель: Да, если кто-нибудь возьмёт сосуд, похитит, значит, это связано с актом кражи? Вы помните это?

Патриарх: Я помню, что сказано: что если кто возьмёт и употребит на недолжные цели.

Обвинитель: Значит, для вас ясно, что ваша ссылка на каноны неосновательна?

Патриарх: Почему?

Обвинитель: Потому что никакой кражи…

Патриарх: С точки зрения канона то же присвоение.

Обвинитель: Это есть кража. Кому принадлежат ценности?

Патриарх: По канону — Богу и Церкви и распорядителю-епископу. По канону, но не по советскому закону.

Обвинитель: Вы показали здесь, ваши послания писались с ведома других. Вы являетесь выразителем всего иерархического начала — это правильно?

Патриарх: Какие?

Обвинитель: Я не знаю, какие вы пишите.

Патриарх: В ПОМГОЛ.

Обвинитель: Значит, одни были законные, другие без согласия властей?

Патриарх: Какие?

Обвинитель: Вы признаёте незаконными?

Патриарх: Нет.

Обвинитель: Почему?

Патриарх: Потому что ничего такого нет.

Обвинитель: А позвольте вас спросить: что вы называете контрреволюционным актом?

Патриарх: По толкованию вашему, действия, направленные к низвержению советской власти.

Обвинитель: А для вас такой смысл тоже приемлем?

Патриарх: Приемлем.

Обвинитель: Значит, всякое действие, направленное против советской власти?

Патриарх: Нет, к свержению советской власти.

Обвинитель: Непременно к свержению?

Патриарх: И в этом мы не повинны.

Обвинитель: А вы находите, что агитация является попыткой подготовить настроение, чтобы в будущем подготовить и свержение? Агитация может быть контрреволюционной.

Патриарх: Вы считаете её контрреволюционным действием, а я не считаю.

Обвинитель: С точки зрения евангельской, как считаете вы, какая добродетель выше — милосердие или жертвоприношение?

Патриарх: Это вы приводите вопросы, которые задавались экспертизе. И то, и другое нужно.

Обвинитель: Что выше, вам неизвестно?

Патриарх: Первая заповедь говорит: «Возлюби Господа Бога».

Обвинитель: А это означает: «Милости хочу, а не жертвы». Вот этой заповеди вам не следовало бы забывать.

Патриарх: Нет, я не забыл. Это в известном случае сказано, а к данному случаю это не касается. Если на вашей точке зрения стоять, то как объяснить, что женщина вылила миро, а Иуда сказал: «Отдать лучше нищим»?

Обвинитель: С точки зрения христианской и не изувера, что лучше — оставить стоять сосуд на том месте, где он находится, и дать тринадцати миллионам человек умереть от голода, или наоборот? Я спрашиваю вас, что с точки зрения христианской морали было бы приемлемей?

Патриарх: Да я думаю, что такого вопроса не может быть.

Председатель: Почему же не может быть?

Патриарх: Потому что в такой плоскости его не нужно ставить. Конечно, выше, чтобы сосуды не были пустые, но при каких условиях.

Обвинитель: Так вы считаете, что советская власть может спасти эти тринадцать миллионов голодающих только на те средства, какие есть?

Патриарх: Очень желал бы, но не знаю, чем располагает советская власть.

Обвинитель: А что, Цветков не говорил вам, что двенадцать миллионов обречены на верную смерть?

Патриарх: Но ведь я читал в ваших газетах, что советская власть справится.

Председатель: Вы всё время говорите: «в ваших газетах», «ваши постановления», «ваша власть». Создаётся впечатление, что вы этим подчёркиваете, «этим постановлением» и «этой властью» противопоставляете какие-то другие постановления и другую власть. Что вы имеете в виду?

Патриарх: Это не о контрреволюционном я говорю, а о ваших правительственных газетах. И я прошу занести в протокол, когда я посылал своё первое обращение за границу, я даже не понимал, что, невзирая на существующий образ правления, который, может быть, не всем нравится за границей, вы всё-таки должны нам помогать, какая власть стоит у нас. Это известно было.

Обвинитель: А вы думаете как? Если авторитетом патриарха подчёркивается то обстоятельство, что существующая власть грабит.

Патриарх: А если патриарх заявляет, что не взирайте на то, какая власть, ей вы помогайте?

Председатель: Туг большая разница. Значит, за границей — это одно, а дать самим — это другое? Вот когда нужно было, вы сочли возможным заявить за границей, а когда коснулся вопрос о немедленной близкой помощи, то вы выступили против.

Патриарх: Нет, прошу обратить внимание на то воззвание, которое прошло раньше.

Председатель: Это старое воззвание?

Патриарх: На протяжении пяти дней сделанное мной предложение было отвергнуто на том основании, что с иностранными лицами, которых кто-то предлагал, не следует входить в отношения, т. е. вести переговоры с иностранцами может вести только сама власть.

Председатель: Имеются ещё вопросы?

Обвинитель: К вам обращался кто-нибудь с просьбой подписать воззвание о помощи голодающим?

Патриарх: Нет.

Обвинитель: А протоиерей Дедовский?

Патриарх: Вообще ко мне приходило много народа. Если Дедовский был вместе с Русановым, то я знаю, что вы имеете в виду. Но того, что Дедовский миссионер или эксперт — этого я не знаю.

Обвинитель: Как это мошо случиться, что вы на одной и той же неделе за одно и то же и проклинали и благословляли? Вы проклинали всех, кто будет изымать ценности, а когда священник Дедовский предоставил вам послание обратного значения, вы собственноручно подписали, что с ним согласны?