Страница 16 из 16
Защита: Да, есть.
Председатель: Пожалуйста, ставьте вопросы.
Защита: Когда командировали в ПОМГОЛ представителя Цветкова, вы это делали лично или нет?
Патриарх: Я сначала через Епархиальный совет, а потом от меня. У меня была бумага.
Защита: Вы командировали через Епархиальный совет?
Патриарх: Да, в первый раз.
Защита. Первое воззвание. А когда вы второе направили в ПОМГОЛ, то это сделали в частном порядке?
Патриарх: Официально, с Цветковым.
Защита. Разрешите узнать: что, Епархиальный совет и Синод действуют официально открыто или неофициально?
Патриарх: Официально. Мы не закрыты ни для власти советской, ни для Церкви.
Защита: Эти учреждения находятся в том же помещении, где и вы живёте? Они зарегистрированы домкомом?
Патриарх: Вероятно, они известны начальству, потому что они давно находятся под призором.
Защита: Вы не получали официального предложения об их закрытии?
Патриарх: Нет, такого не было. Если бы было, то мы закрыли бы.
Председатель: Ещё имеются вопросы к свидетелю?.. (Пауза.) Свидетель, сейчас заканчивается снятие с вас показаний. Последний вопрос я хочу направить исключительно в область вашего сознания. Считаете ли вы, что ваше воззвание содержало в себе места, которые должны были волновать верующих и вызвать их на столкновение с представителями советской власти? Не считаете ли вы, что та кровь, которая пролилась в Шуе и в других местах и которая ещё может пролиться, будет лежать и на вас?
Патриарх: Нет.
Председатель: Никто не имеет из подсудимых вопросов к свидетелю? Нет вопросов. Вы свободны.
Обвинитель: В связи с допросом свидетелей Феноменова и Белавина обвинение имеет сделать заявление… Делает заявление о привлечении к судебной ответственности архиепископа Никандра (Феноменова) и патриарха Тихона (Белавина) в связи с данными ими в судебном заседании показаниями и другими данными, обнаружившимися во время судебного заседания.
В полночь 3 мая 1922 года на секретном совещании Президиума ГПУ с участием первого заместителя председателя ГПУ И. С. Уншлихта были рассмотрены вопросы, связанные с ведением московского процесса, а также о вызове патриарха Тихона в Московский Ревтрибунал в качестве свидетеля и об его аресте. И хотя вопрос об аресте патриарха так сформулирован и не был, всё же он прозвучал следующим образом: «2. О вызове Тихона в ГПУ для предъявления ему ультимативных требований по вопросу об отречении от должности, лишения сана и предания анафеме представителей заграничного монархического антисоветского и Интернационального активного духовенства».
К слову, ещё 12 апреля «Известия» по каким-то причинам опубликовали заявление об его аресте. То есть вопрос об аресте патриарха и привлечении его к суду стоял давно.
3 мая руководители ГПУ всё ещё колебались и признали вызов Тихона в Московский Ревтрибунал нецелесообразным. Вместо этого они предполагали тайно вызвать его на Лубянку и потребовать в течение 24 часов публикации об отречении от должности, лишении его сана, а также отрешения от должности представителей Зарубежной Русской православной церкви. Патриарха должны были склонить к изданию специального послания зарубежному православному духовенству о немедленной выдачи представителям советской власти всех ценностей, находящихся в заграничных церквях. И лишь в случае отказа Тихона выполнить эти требования руководство ГПУ предполагало немедленно арестовать последнего с предъявлением абсолютно всех обвинений в преступлениях, совершённых им против советской власти по совокупности.
4 мая на заседании ЦК РКП(б), на котором присутствовал В. И. Ленин, было принято постановление о строжайших директивах Московскому трибуналу: «1) немедленно привлечь Тихона к суду и 2) применить к попам высшую меру наказания».
А 5 мая, вопреки рекомендациям ГПУ, патриарх Тихон всё же был вызван в зал заседаний Трибунала в Политехнический музей для дачи свидетельских показаний по делу московского духовенства и мирян о сопротивлении изъятию церковных ценностей.
В тот же день после многочасового допроса в Московском ревтрибунале патриарх Тихон был вызван по повестке к начальнику Секретного отдела ГПУ Т. П. Самсонову-Бабаю. В 19 часов в кабинете дома на Большой Лубянке кроме Самсонова его с нетерпением ожидали заместитель председателя ГПУ В. Р. Менжинский, начальник 6-го отделения Е. А. Тучков и работник Наркомата юстиции П. А. Красиков.
— Вам придётся объявить свою позицию до конца, указав на Карловицкий собор и контрреволюционную деятельность духовенства за границей, — чётко говорит Красиков. — Вы должны ясно и определённо реагировать, а также вы должны сказать ясно и определённо о национализации церковного имущества.
— Гражданин Белавин, — встревает в разговор Самсонов, — говорите яснее и определённее по существу вопроса относительно того, как вы намерены поступить с контрреволюционным духовенством за границей и какая мера наказания им будет определена.
— Евлогия и Антония вы можете пригласить к себе в Москву, — добавляет Менжинский, — где потребуете личного объяснения.
— Разве они приедут сюда? — удивлённо спрашивает Белавин.
… — Вы должны дать воззвание о том, что власть распорядилась национальным имуществом вполне справедливо, — твердит Красиков.
— Я просил дать мне конкретные требования, — уточняет патриарх.
— Необходимо остановить кровопролитие.
— Разве мы проливаем кровь?
— Необходимо отдать всё, за исключением самого необходимого.
— Всё? Никогда! Вот вы говорите о канонах и об ужасах голода, но почему вы тогда запрещали создание Церковных комитетов ПОМГОЛа?
Красиков даёт патриарху заграничную газету и говорит о выступлении Антония Храповицкого: — В дальнейшем это нетерпимо!
— Дайте протоколы этих собраний, — просит патриарх Тихон.
— Вы должны категорически отмежеваться от реакционного духовенства. Ваш отзыв о том, что вы осуждаете, — платонический. Он должен быть обоснован юридически.
И Красиков читает обращение Антония Храповицкого к Деникину.
— Будете ли вы осуждать священников, которые выступают против правительства? — задаёт новый вопрос Самсонов.
— Принципиально мы никогда не сойдёмся.
— Будете ли вы реагировать на то, что ваши подчинённые идут против власти?
— Я их осуждаю, о чём уже писал.
— Это надо сделать публично, — подсказывает Самсонов.
Красиков читает послание Антония Храповицкого из «Нового времени».
— Для суда нужно двенадцать епископов, — отвечает патриарх.
— Мы требуем категорического публичного осуждения по каноническим правилам духовенства, ведущего контрреволюционную и антисоветскую работу, и принятие административных мер по отношению их, — говорит Самсонов.
— Категорического разъяснения гражданам о положении закона, декрета ВЦИКа, необходимости его исполнения и подчинения, — добавляет Красиков.
— Протестую, — отвечает патриарх, — мы сговаривались с уполномоченным правительства, а последнее за спиной у нас постановило изъять всё.
— Антисоветская агитация, — упрямо твердит Красиков. — Принять меры к осуждению и прекращению этой агитации.
— Я не вижу никакого повода к этому, я уже осуждал и повторять отказываюсь, — категоричен патриарх.
— Ваше мероприятие по отношению к тем священникам, которые выступали против изъятия ценностей? — неожиданно спрашивает Самсонов.
— Мне неизвестны их фамилии. Я не имею сведений, требую конкретных случаев…
На следующий день в 18 часов в Троицкое подворье прибыл отряд красноармейцев. Святейшему Тихону было официально объявлено, что с этой минуты он находится под домашним арестом.
Как утверждает кандидат исторических наук H.A. Кривова, в отношении допроса патриарха Тихона, «сведения об этом черпались из «Следственной сводки № 1 6-го отделения СО ГПУ» от 9–10 мая 1922 г., составленной Е. А. Тучковым и разосланной И. В. Сталину, Л. Д. Троцкому, Ф. Э. Дзержинскому, В. Р. Менжинскому и И. С. Уншлихту. И. В. Сталин ознакомил со сводкой В. И. Ленина. Сейчас есть возможность сравнить сводку с протоколом допроса патриарха Тихона от 5 мая 1922 г., обнаруженным в следственном деле патриарха. Это подтверждает мнение H.H. Покровского, что допрос 9 мая 1922 г. не был первым допросом патриарха Тихона в ГПУ, как принято было считать ранее, и что патриарх был допрошен в ГПУ ещё 5 мая 1922 г.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.