Последний эльф

Нужно было идти вперёд.

Роби обернулась. Все оборванцы были в безопасности, в ущелье. Йорш с остальными прикрывал вынужденных героев, первые ряды которых уже дошли до серебристой реки. Дракон замыкал шествие. Что дальше? В то мгновение, когда дракон покинет нынешнее место, всадники бросятся в атаку, и беженцы окажутся в их руках. Всадники хорошо отдохнули, ожидая преступников. А те шли целый день, с утра. Некоторые уже сейчас в полнейшем изнеможении валились на землю. И больше никакая сказка не в силах была заставить людей сделать хоть шаг. Самые маленькие плакали от страха, холода и голода. Пятнышко тоже не в силах был идти. Остановилась и Молния.

Дракон взмыл в воздух.

Распахнул крылья. Чудесные зелёные узоры подчёркивались лунным светом. Он был великолепен.

В дракона полетел рой стрел, и даже в ночной темноте Роби увидела красные дорожки крови, вытекающие из его ран. Одна за другой стрелы вонзались в тонкую чешую на груди дракона. Словно во сне, Роби услышала, как протяжное «не-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ет» Йорша растворялось в темноте никому не нужной мольбой. Последний, огромный язык пламени прорезал ночь, окончательно осветив равнину. Гигантские дубы попали под этот убийственный огонь и моментально загорелись, несмотря на только что прошедший дождь. Их обгоревшие ветви и даже корни крошились, и гранитные глыбы, потеряв опору, стали падать вниз вместе с пластами земли, вслед за горящими стволами. Дракон всем своим телом бросился на последние глыбы, на которых едва держался весь склон горы, но для этого ему пришлось зависнуть в воздухе, повернуться грудью к нападающим, и множество стрел вонзились в его тело.

С жутким гулом низверглась в ущелье лавина земли, гранита и огня, полностью закрывая проход.

Остались лишь глыбы и грязь, грязь и глыбы и ещё поваленные деревья. Склон горы обрушился, навсегда закрывая проход через ущелье.

Крылья дракона забили в последний раз, и потом Эрброу рухнул и навсегда исчез по ту сторону завала, который защитил их от преследователей.

Роби закрыла глаза. На фоне синевы чётко вырисовывались их фигуры. Море искрилось на солнце.

Как она могла не понять этого раньше? Нигде не было ничего зелёного.

В её видении никогда не было дракона.

Они все спаслись только потому, что дракон пожертвовал ради них жизнью.

Она знала дракона всего полдня. Она перебросилась с ним лишь несколькими грубоватыми словами, но без дракона мечты об их свободе навсегда остались бы просто мечтами. В течение двух лет, пока она жила в Доме сирот, образ огромных зелёных крыльев удерживал её от отчаяния.

Роби утонула в глубоких, долгих рыданиях, которые слились с плачем Йорша.

Глава двадцать вторая

Луна всё так же освещала мир. Приятно веял свежий ветерок.

Головная боль прошла: Эрброу снова мог летать.

Наконец-то он может убраться отсюда. Взмыть ввысь, поворачиваясь к стрелкам гранитной спиной.

Всё равно, оставшись, он ничем не мог бы помочь людям: рано или поздно их уничтожили бы. Лучше даже раньше, чем позже: ожидание тоже пытка, а отложенная на время казнь — настоящая жестокость.

Он, дракон, вернётся в библиотеку, где, как и положено дракону, протянет ещё пару сотен лет, летая над морем и набивая желудок дельфинами и чайками. Когда настанет его время высиживать яйцо, он, как и положено дракону, заляжет в своей прекрасной библиотеке, где золотистая фасоль, розовые грейпфруты и неиссякаемый запас сказок радовали бы его до рождения наследника, который, как и положено драконам, тоже веками набивал бы желудок дельфинами и чайками ну и так далее.

Он — дракон, а они — всего лишь жалкая банда оборванцев. Но, чтобы улететь, повернувшись спиной к врагам, ему пришлось бы пролететь над Йоршем, Роби и остальными и увидеть их в последний раз, бросая потом на произвол судьбы. Ну ничего. Одиночество всегда было судьбой драконов, а предательство считалось простительной необходимостью. ДРАКОНЫ никому не обязаны быть верными.

Эрброу вспомнил, что некому будет ухаживать за его новорождённым.

Некому будет научить его летать.

Его малыш останется один, в отчаянии. Может, он сгорит в одном из пожаров, которые сам же и устроит, чихая, или жалобно ноя, или спотыкаясь о собственный хвост.

Он вспомнил, как Йорш учил его летать.

Он понял, что никогда не сможет улететь и бросить их один на один с полчищем врагов. В голове заворчало неодобрение его родителя и всех предков по поводу того, что он, дракон, осмеливается подумать о том, чтобы рисковать своей жизнью ради ничтожных созданий, ради какой-то банды жалких оборванцев.

Он был драконом. Последним драконом. Властелином мира. А драконы не сражаются ни за кого, кроме себя, потому что нет в мире никого, равного им по ценности. Он должен улететь. Он должен бросить их и спастись.

Если он улетит сейчас, то будет жить. Его ждёт долгая жизнь в совершенном, горьком одиночестве, долгое высиживание яйца в совершенном, горьком одиночестве. Родится маленький дракон, который тоже будет жить в полнейшем, горьком одиночестве, если, конечно, ему вообще удастся выжить в безутешном и одиноком детстве. Существование ещё более убогое, чем жизнь фениксов.

Он подумал, что драконы вывелись потому, что их истребило одиночество.

Подумал, что невозможно жить век за веком, высиживая лишь своё великолепие и своё же одиночество.

Подумал, что важно не то, что происходит, а то, какой смысл мы вкладываем в происходящее. Рано или поздно всех ожидает смерть. Вместо того чтобы отдалять смерть, лучше придать ей какой-то смысл, что намного важнее.

В темноте, под лунным светом, меч Йорша и корона Роби блестели серебряным светом. Эрброу представил, как о нём будут слагать легенды. Веками и тысячелетиями певцы будут прославлять последнего дракона, того, кто помог великому эльфийскому воину и маленькой оборванной королеве стать вождями свободного народа.

Огромный дракон взмыл в воздух, и его полёт стал спасением для людей — гигантский обвал закрыл ущелье высокой, непроходимой стеной. Но дракону пришлось обнажить перед врагом свою грудь — единственное уязвимое место, где стрелы не отскакивали, как горох, а глубоко вонзались в тело, отчего зелень чешуи окрашивалась потоками алой крови. Дракон летел, стрел становилось всё больше и больше, а в жилах его не осталось уже крови…

Эрброу, последний дракон, рухнул на землю и остался лежать на грязной траве, прощаясь с жизнью.

Потом его ум заполнило видение: тот, самый первый в его жизни сон. Он увидел себя новорождённым, детёнышем, недавно родившимся, лежавшим головой на коленях у своего брата-эльфа в бесконечном ромашковом поле. Дракон в последний раз открыл глаза. Маленькое чудо повторилось. Его окружали тысячи ромашек, освещаемых лунным светом под шагами несмело приближающихся солдат. Эрброу взглянул на лепестки цветов и почувствовал, что его переполняет счастье, потом дракон закрыл глаза — на этот раз навсегда.

Глава двадцать третья

Свинцовый рассвет принёс с собой холодный туман. Йорш дрожал. Не только от холода, ран и усталости, с которыми он не мог больше бороться.

Потеря Эрброу тяжёлым жёрновом лежала на его плечах.

Дракон был его братом, его семьёй.

Всем его близким и родным, казалось, суждено было умереть.

Всем, кроме Роби.

Роби жива. Надо сосредоточиться на ней, на её дыхании, её улыбке, и тогда свинцовый колпак горя несколько приподнимется и позволит ему дышать.

После гигантского обвала беженцы без сил повалились на землю, друг на друга. Затем люди смогли разжечь несколько костров, пытаясь хоть как-то согреться.

Для Йорша эта ночь тянулась, казалось, бесконечным потоком разочарования. Он всё надеялся снова увидеть зелёные крылья и огненное пламя. Должно быть, это был трюк, притворство, какая-то хитрая шутка. Или, может, Эрброу ранили и захватили в плен. Воины отвели его в Далигар в цепях и держат под стражей. Тогда он, Йорш, отправится в Далигар, чтобы освободить дракона, он сразится со всем гарнизоном, и потом они улетят вместе: Эрброу, распахнув свои огромные крылья, и Йорш у него на спине…