Падальщик

…Вышли на торговую площадь. Там тоже изменения: стройные ряды торговых палаток, новенькие вышки для охраны, места для клерков, заверяющих крупные сделки. Появились вывески — там обувь ремонтируют, тут — одежду. Здесь можно починить технику. Не всю, но многую. Кто-то скупает, кто-то продаёт. Отдельно — для торговцев живым товаром. За колючей проволокой в несколько рядов устроены большие бараки и площадки. Часовых там намного больше, чем в рядах. Оно и понятно — не любят торговцев живым товаром на Севере, но приходится терпеть пока… Николая нашли на прежнем месте, в том же импровизированном кафе, попивающим чай за пластмассовым столиком. На этот раз старшина горожан выглядел неплохо. Покруглело лицо, исчезла худоба. Одежда чистая, добротная. При виде парня поднялся с места, поприветствовал, потом взглянул на его спутников, нахмурился.

— Кофе?

Михаил улыбнулся — не забыл. Дождался, когда ему принесут исходящую паром чашку, сделал глоток, зажмурился от удовольствия. Спохватился — надо дело делать. Потом можно будет насладиться напитком…

— Вот, Коля. Олеся и Иринка, которых я осенью к себе брал. Как видишь — живы.

Старшина прищурился:

— А вторая?

Парень нахмурился:

— С собой покончила. Когда узнала, что её родины больше нет. Бросилась вниз и разбилась.

Напрягся, ожидая самого плохого, но горожанин чуть помолчал, потом коротко произнёс:

— Пусть ей земля будет пухом… Ладно.

Перевёл взгляд на молодую женщину:

— Не беременна?

На лице Олеси появился испуг, она замахала руками:

— Нет-нет! Что вы!

Вперёд шагнула Иринка, обидчиво посмотрела на городского старшину:

— Дядя Миша с моей мамой не спал! Потому что я с ней сплю!

Мужчины невольно заулыбались, и Николай, обернувшись, взял с прилавка небольшой леденец, протянул девчушке:

— Держи, кроха, это вкусно.

— Я знаю. У дяди Миши такие же были.

Парень взглянул на Олесю, та поняла, подхватила дочь на руки, отошла в сторонку. Теперь они остались втроём, и старшина негромко спросил:

— Вижу, гость у тебя не местный. Больно загар у него чёрен для нашего времени…

— Фёдор я. Солнышкин. Староста деревенский.

— Деревенский? Миша, что за деревня?

— Новенькие они у нас. Всего третий день живут в наших краях. Я их из средней полосы сюда забрал. Почему — пусть он тебе сам расскажет. А я пока кофе попью.

Николай вновь прищурился, но парень уже с видимым удовольствием наслаждался напитком. Деревенский староста же стащил с головы шапку, поклонился:

— Помощи просим. Люди мы к здешним местам непривычные. Нужны нам те, кто условия местные знает. Что сажать, какой скот держат, чем кормят. Как вообще тут живут.

Горожанин откинулся на спинку стула, удивлённый до невозможности тем, что говорил, а главное, как себя вёл этот его ровесник:

— Погоди-погоди… Присядь давай. Эй!

Махнул рукой, подзывая официантку:

— Принеси нам…

Что-то прошептал на ухо девушке, в которой Михаил узнал свою знакомую Лану. Подмигнул ей. Та мгновенно покраснела, опустила глаза, ушла за прилавок, завозилась там. Между тем Николай взглянул опять на парня.

— Мои люди сейчас посты на дорогах держат. Хотим железку оживить. Нашли пару мотовозов, починили. Сейчас проверяем пути. На трассе тоже наши бригады. Но никто не сообщал о том, что ты отправлялся в путь, а тем более — привёл с собой целый караван. Сколько вас здесь? — спросил старосту.

Тот ответил сразу:

— Семьдесят четыре. Мужчин — двадцать, считая меня и подростков. Женщин — сорок шесть. Остальные — дети до четырнадцати лет, обоих полов.

Старшина кивнул головой, вновь обратился к парню:

— Ты их морем, что ли, сюда доставил?

Тот отрицательно мотнул головой:

— Нет. Старой дорогой.

— Что за старая дорога?

Фёдор вмешался:

— Он открывает сияние в воздухе. Шагаешь туда, и оказываешься там, куда он пожелает.

— Что за бред…

Михаил поднял голову, его глаза налились сияющим светом, полностью скрывшим радужку и зрачок:

— Это не бред.

Николай побледнел, но свет, льющийся из глаз островитянина, уже угас, и мужчина на мгновение засомневался — не привиделось ли ему это?

— Не привиделось.

Кровь отхлынула от лица ещё сильнее:

— Ты…

— Я не мутант. Но близок к этому. Впрочем — разговор у меня с тобой будет отдельный. А сейчас нужно людям помочь. Очень нужно. Пошли с Фёдором человек пять, кто знает, как с рыбой обращаться, как ягоды-грибы заготавливать, что здесь сажать можно. Дай семена. Я заплачу за них. С продуктами у них пока нормально. Выделил из своих запасов. До осени дотянут. У них — коровы, козы, куры. Так что думай, старшина. Крепко думай. Техника у них тоже имеется. С горючкой хуже, но я помогу. Так что обузой не будут городу. Скорее подспорьем. И ещё, Николай… Как хочешь, но эти люди — не последние. Я видел немного, но мне хватило за глаза. Будет возможность — ещё народ сюда приведу. Не станешь помогать — прости. Разойдутся наши пути навсегда. Сам с ними жить стану, но…

…Хлопок ладони по пластику заставил его замолчать — старшина горожан смотрел на отшельника с гневом в глазах:

— Ты за кого меня держишь?! За шкуру последнюю?! Мы и так у тебя в долгу неоплатном за первую зиму, за людоедов. И ты впервые у нас помощи попросил. И то — не для себя, для людей! Так что лучше молчи, пока не поссорились…

Неожиданно появилась Лана, поставила на стол поднос с бутылкой водки, пару блюдец с нарезанной закуской, рыбой и мясом. Отдельно — большую чашку со свежим хлебом. Бесшумно исчезла. Николай потянулся к бутылке, открыл, достал откуда-то снизу столешницы три стаканчика из прозрачной пластмассы, налил всем по половинке:

— Будем!

Чокнулись, махнули. Торопливо зажевали.

— Я-то хотел похвастать перед тобой. Видишь — оживаем. Народ прибавляется. Я у работорговцев всех выкупаю, селю здесь. Нас уже почти тысяча. Детишки рождаются. Завели пару ферм. Свиньи, олени. Наладили завод. Рыба у нас не только солёная, но и копчёная!

Снова наполнил стаканы:

— За жизнь!

— За жизнь!

— За жизнь!

Снова выпили, закусили. Михаил толкнул Фёдора в бок:

— Расскажи ему, что у вас за герцог такой объявился…

— Герцог?

Глаза старшины расширились, а деревенский открыл рот…

…Герцог Волк появился в их краях в первую зиму после чумы. Собрал вокруг себя самых сильных, жестоких и злых людей. Начал подминать под свою руку окрестные земли. Действовал по-всякому: кого запугивал, кого — просто убивал… Через два года уже три области платили ему оброк, десятую часть от всего имущества. Недоимки взымались без всякой пощады. Неплательщиков казнили публично, причём самыми жестокими способами. Работорговля стала обыденным явлением, а беззащитность населения вошла в норму. Их жизнь зависела от прихотей сборщиков налогов. Если пытались сбежать или бунтовать — пощады не было никому. Ни детям, ни старикам… Власть самозваного герцога росла. Прирастали к нему и земли, и народ… И никакого просвета людям, стоящим на низшей ступени рабов, не было…

Глава 18

— Страшно, однако…

Николай залпом осушил очередной стакан, занюхал обшлагом рукава. Фёдор пожал плечами:

— А что нам делать? Пытался народ уходить — так находили… Такое творили с беглецами, сказать страшно…

— А ты расскажи. Чтобы мы знали. Чтобы всем известно стало…

— Да…

Мужчина махнул рукой, потом собрался с духом:

— Кого кислотой обливали, кого — варили. Самых маленьких — жарили…

— Как это жарили? — не понял Николай, и Солнышкин пояснил:

— Лист железа брали, на него клали связанного проволокой ребёнка. А внизу — костёр. И сверху — маслом… Заживо…

Сзади послышался булькающий звук, Михаил оглянулся — стоящая позади них бледная Лана пыталась удержать рвоту. Снова повернулся к собеседникам:

— Правда всё это, Коля. Чистая правда. Только не вся. А та, что ему ведома. На деле — всё гораздо хуже…