Страница 7 из 27
- Да как же я к жене попаду! Мост когда восстановят?
- Дык, никто не начинал. Уездное начальство друг на друга валит, а мы без приказу не могём.
- Так отдай приказ!- Я рассвирепел, - немедленно пусть чинят, собери мужиков, заплати им…
Обескураженный взгляд Анисима привел меня в чувство – я вспомнил про крепостное право.
- В смысле пообещай, что награжу за быструю и хорошую работу.
- Все исполню, не извольте беспокоиться.
Я сел на ступеньки усадьбы. Сколько дней нужно чтобы восстановить деревянный мост длиной метров в четыреста и шириной в полсотни метров вручную, без спецтехники. Алька, Алька, как ты там сейчас…Алька – и снова странное ощущение: всплывший перед глазами портрет в спальне. Там изображена не Алька – глаза, как мне кажется, её, но не Алька. Я напрягся и попытался вспомнить, как выглядит моя жена – тщетно. Пушистый рыжий одуванчик плюс глаза с портрета - и все… Профессор предупреждал, что воспоминания о реальности сотрутся, но не до такой же степени! Алька…как же мне вспомнить тебя?
***
Алька пришла в себя. Рядом сидел пожилой полный мужчина в пенсне. Он держал её запястье. Первым желанием было выдернуть руку из его холодных влажных пальцев, но, потом, успокоившись, она поняла – он измеряет ей пульс. Она вспомнила, как это было описано в исторических романах. Было странно и смешно - у людей её времени давно встроены датчики, измеряющие пульс¸ кровяное давление, сахар крови, холестерин, билирубин…да мало что еще - все измерялось автоматически и считывалось с запястья как штрих-код. Голова еще кружилась. Мужчина в пенсне вздохнул и покачал головой:
- Эдак вы, матушка, себя до полного изнеможения доведете. Когда вы последний раз ели?
Алька напряглась и попыталась вспомнить, когда она последний раз действительно ела, не считая поджаренного тоста с чаем. Даже во время семейных трапез с отцом она была настолько потрясена, что кусок не лез ей в горло:
- Я не помню, доктор!
- Вам надо хорошо питаться. В вашем положении…
-В каком положении?! – Алька, выдохнув, села на постели и голова закружилась вновь.
- Я пока не могу с уверенностью ничего утверждать, но вскоре вы сами поймете.
- Что я должна понять?
- Ваш организм предельно напряжен, причем не столько в нервном, сколько в физическом плане. Вы упали в обморок, а ваша служанка подробно описала мне, когда у вас должны начаться эти дни…ну вы понимаете.
- Мне не совсем ловко, доктор!
- Не тушуйтесь, моя дорогая, уж мне ли вас не знать - я с детства вас наблюдаю, но продолжим: по словам служанки у вас задержка около пяти дней. На самом деле это значит одно из двух – либо вы беременны, а как замужней женщине это вам просто положено быть, либо у вас истощение организма, приведшее к временной потере детородной функции. Будем надеяться на первое, тем паче, что моя супруга, после вашей совместной поездки к святому источнику о прошлом году, тоже понесла успешно и в июле мы ожидаем первенца…
-Поздравляю. – Алька опешила. Издевка программистов «Сторакса» или на самом деле… в ту последнюю ночь дома Даниил был рассеян и беспечен, не спросил, принимала ли она таблетку, пожалуй, впервые за всю их жизнь. Они не предохранялись. Неужели организм дает сигнал? Доктор встал с её постели и продолжил:
- Пока положение не прояснится, прошу вас, будьте предельно осторожны. Лежать и еще раз лежать. Питание самое легкое – овощи, рыба, бульоны. В город бы надо, да вот ведь незадача…
- А что случилось?
- Мост разрушен. Уездное начальство рядит, кому чинить, а мы дожидаемся. Данила Алексеевич тоже теперь за вами приехать не сможет. Надо ждать, пока поправят конструкцию. Что ж, пойду, пожалуй. На неделе буду в ваших краях, обязательно навещу. Берегите себя.
Алька приподнялась на подушках. Мысль о том, что она ждет ребенка, поразила её до глубины души. В любом случае, надо было найти способ увидеться с Даниилом, да как назло этот мост… надо как-то прийти в себя. Ей вдруг до смерти захотелось есть. Она схватила колокольчик и удивилась, насколько интуитивно это вышло, а ведь она всего несколько дней в прошлом. На звон прибежала горничная Анфиса - темноволосая девушка в форменном платье с испуганными слегка навыкате глазами.
- Чего изволите?
- Бульону мне подай, пожалуйста. Куриного бульону с ложкой сметаны и зеленью и с хлебом. Так хочется хлеба…
Спустя полчаса она с аппетитом поглощала бульон со сметаной, в котором плавали сухарики и мелко порезанные листочки петрушки и укропа, вперемежку с большими желто-оранжевыми пятнышками жира. Такой замечательный вкус! А хлеб! Что это был за хлеб! Душистый, ароматный, мягчайший, с хрустящей корочкой, он был совершенно не похож на хлеб из их супермаркета, который больше напоминал пластилин. Она наслаждалась каждым кусочком, каждой ложечкой душистого, насыщенного бульона. Так тепло и уютно было в этом доме, который как ни странно она искренне воспринимала как свой родной. Она вспомнила, как с испугом изучала строение, расположение комнат, как боялась показать прислуге и отцу, что она здесь впервые, как перепутала двери и на глазах у всех «вышла» в шкаф. Вспомнила, как впервые увидела в зеркале свое отражение и ахнула. Рыжий одуванчик прически сменился густыми темными локонами до пояса. Таллия стала тоньше, а грудь выше. Черты лица слегка заострились, и она стала похожа на благородную даму. Вспомнила, как впервые легла в свою кровать, на мягкую перину, как сладко пахли солнцем накрахмаленные кружевные наволочки. Столько новых впечатлений, звуков, запахов, событий. Не мудрено, что у неё задержка, а плохой аппетит последних дней и полуголодное существование сыграли свою роль.
- Барыня. – Тихий голос служанки прервал её размышления.
- Да, вот, возьми,- Алька протянула ей пустую чашку, - и спасибо, было очень вкусно.
- Барыня, там мужики у порожка, спрашивают, что с Гришкой делать. Он в темной закрыт. Спрашивают, вызывать ли полицейского исправника.
- В темной?
- Ну, в бывшем амбаре, в котором теперь преступников держат.
- Преступников?
- Барыня, да что с вами,- горничная сделала круглые глаза,- ну кто проворуется, или дебоширит, или еще хуже. Батюшка ваш всегда самолично разбирался, а до того в темную всех сажали.
- Вот что!- Силы к Альке возвращались, она встала с постели,- принеси-ка мне платье, пойду я тоже, как батюшка, сама разберусь, а мужикам вели - пусть уходят. Я их если надо потом позову.
- Да как же это, барыня, нечто можно – он ведь жену свою зарезал!
- Ничего, милая, ты иди, делай что велю.
Стремительно темнело, когда Алька подошла к двери старого амбара, на который указала ей горничная. Неподалеку толпилась кучка селян, с любопытством взирающая на странную барыню. Тесная обувь и затянутый корсет удобства не прибавляли. Алька подняла повыше фонарь и открыла замок ключом. Лучи фонаря осветили большой каменный мешок. К стене цепью был прикован тот самый мужчина, которого она видела утром. Он поднял голову и тряхнул спутавшимися кудрями:
- А, это ты, матушка, Алевтина Александровна, а я, было, грешным делом подумал, что отдала ты меня полицейским.
Альке было странно, что её крестьянин называет её матушкой и при этом с ней на «ты», но она решила пропустить это мимо ушей.
- Григорий, так тебя зовут, верно?
- Да уж верней некуда, ты уж вида-то не делай, словно не знаешь меня, матушка, свет мой, зачем цепью велела заковать?
- Я велела? – Алька опешила,- я не велела…
- Тогда ослабь чуток цепь – затек весь. Да не бойся, не сбегу.
Алька повернулась – цепь шла через кольцо на потолке и была обвязана вокруг столба у входа. Она протянула руку и отвязала узел. Цепь с грохотом упала у ног Григория. Он выправился во весь рост. Алька выдохнула от изумления – перед её глазами в лучах фонаря стоял высокий, не меньше двух метров человек, с широкими плечами, обнаженный торс играл мускулами – работа в кузне давала свои результаты. Добрый, почти детский взгляд и мягкий глубокий голос напоминал кого-то, кого она точно не могла вспомнить, красивые правильные черты лица – он не был похож на деревенского парня, скорее напоминал актеров американского кино середины прошлого века – брутальных, смуглых, черноволосых. Арестант сел, опершись спиной о холодную влажную стену.