Борис Годунов

Что касается «татарского» происхождения. Дальним предком Годунова считался мурза Чет, прибывший из Золотой Орды на службу Москве ещё в 30-х годах XIV века при Великом князе Московском (1325 год) и Великом князе Владимирском (с 1328 года) Иване Даниловиче Калите (1282–1340). Мурза принял крещение с именем Захария и выстроил в Костроме Ипатьевский монастырь, где потом хоронили предков Царя Бориса Годунова. Помимо Годуновых Захария стал родоначальником известных дворянских родов Сабуровых и Вельяминовых. К XVI веку Годуновы давно и прочно обрусели. «Татарское» происхождение на них не сказывалось никак, так что называть Бориса Годунова «татарином» нет никаких оснований. Фамилия Годуновых не принадлежала к числу именитых боярских родов; их возвышение началось в последние годы Царствования Иоанна Грозного (1533–1584).

Сравнение же Годунова с лидером английской антироялистской революции Оливером Кромвелем (1599–1658) просто неуместно. Кромвель прославился своими военными успехами в борьбе со сторонниками Карла I Стюарта (1600–1649), как и неимоверной лютостью по отношению ко всем врагам и просто несогласным. Именно по его настоянию Король в январе 1649 года был публично предан казни (обезглавлен), а сторонников Короля в годы, когда Кромвель был фактическим диктатором в Англии (1553–1558), казнили без числа. Годунов же боролся в последние месяцы жизни не с законным претендентом на престол, а с самозванцем Лжедмитрием, но даже и тогда не проявлял никакой особой жестокости.

Собственно, идея о «плохом» Царе Борисе не была произведением Н. М. Карамзина. За двести лет до него, ещё в начале XVII века, этот взгляд был как бы канонизирован в замечательном памятнике той эпохи — «Новом летописце », составленном около 1630 года и содержавшем изложение Русской истории с последних лет царствования Иоанна Грозного. «Летописец» сочинялся в кругах Патриарха Филарета — отца первого Царя из Династии Романовых Михаила Фёдоровича — и содержит очевидный отпечаток идеологической пристрастности. Именно в «Новом летописце» явно и открыто были сформулированы те обвинительные перлы о «коварстве», «лицемерии», «жестокости» Годунова, которые потом принял на веру Н. М. Карамзин и последующие. Там же впервые публично и «на века » было как бы канонизировано обвинение Годунова в организации убийства Царевича Дмитрия в Угличе в 1591 году.

Патриарху Филарету добрая память о Царе Борисе Фёдоровиче была не нужна и даже противопоказана. Он пережил «утеснения» боярского рода Романовых при этом Царе; забыть и простить того не мог. Убийство же 10 июня 1605 года Четвертого Русского Царя — Фёдора Борисовича Годунова, незамоленное и непрощёное, резало глаз, тревожило память, и его хотелось как можно скорее забыть, переложив грехи за Цареубийство на отца Убиенного — Царя Бориса Годунова. Поражает даже не столько сама позиция Филарета и иже с ним, а то, что «история по Филарету» оказала просто какое-то магическое воздействие на последующих «описателей истории»...

Вердикты Карамзина, как и многих других историков, совершенно игнорируют несколько важнейших обстоятельств. Борис Годунов был избран на Царство не путём интриг, которые никто и никогда не документировал, а волеизъявлением «Русской земли», избран на Земском соборе единодушно! Это одна сторона дела. Имелась и другая. Законное правопреемство царской власти за Борисом Годуновым всегда признавал и отстаивал первый Святой"* Русский Патриарх Иов (ок. 1525–1607), благочестие которого никогда не подвергалось сомнению.

Некоторые историки считают, что с воцарением Годунова в 1598 году началась эпоха Смутного времени, продолжавшаяся полтора десятка лет и закончившаяся только в 1613 году, когда на царство был призван юный Михаил Федорович Романов (1596–1645). Касательно финального рубежа Смуты, то здесь и споров быть не может; рубеж этот бесспорен. Что же касается начала Смуты, то её вряд ли справедливо датировать 1598 годом.

Первые годы после воцарения Царя Бориса в стране наблюдались политическая стабильность и динамичное экономическое развитие, а внешние враги Руси не угрожали. Как написал известный русский историк С. Ф. Платонов (1860–1933), «первые два года своего царствования Борис, по общему отзыву, был образцовым правителем Некоторые авторы вообще невероятно высоко оценивают историческую роль Третьего Русского Царя. Здесь в качестве своего рода парадокса можно привести высказывание одного из творцов и главных фигурантов другой Русской Смуты — 1917 года — А. Ф. Керенского (1881–1970), который заявлял, что «это был один из самых замечательных русских государственных деятелей допетровского времени.

Первая Смута началась в конце правления Бориса Годунова, когда на западных окраинах страны появилась грозная опасность в лице самозванца, присвоившего себе имя сына Царя Иоанна Грозного — Дмитрия.

Ужас ситуации состоял не только в самом этом факте, но и в том, что представители родовитых боярских фамилий и значительная часть всего «служилого люда » сначала тайно, а потом и явно симпатизировали самозванцу и открыто его поддержали, присягнув на верность проходимцу. Карамзин был совершенно прав, когда говорил, что боярская спесь была главным побудительным мотивом «нелюбви » к Годунову, вызвавшей фактически национальное предательство, совершенное русской родовой элитой в начале XVII века.

И самое страшное событие, камертон всей драмы Смуты — убийство в июне 1605 года сына Бориса Годунова Царя Фёдора Борисовича Годунова (1589–1605). Он был законным правопреемником, ему присягнули все высшие должностные лица государства, но прошло всего сорок девять дней после смерти отца, и 1 июня 1605 года толпа негодяев сначала свергла Фёдора с престола, а через несколько дней (10 июня) убила и его, и его мать Царицу Марию Григорьевну. Думается, что именно с этого момента и началась Смута.

Это — первый в Русской истории случай Цареубийства, за которое никто не покаялся и никто не понес даже минимального наказания. Один только уже престарелый и больной, вскоре «исторгнутый из сана », Патриарх Иов пытался спасти Отрока-Царя и молил Бога о ниспослании милости. Милость ниспослана не была, но зато беспощадная кара последовала.

В последующие годы в стране началась жесточайшая междоусобная война, унесшая бессчетное количество человеческих жизней. Фактически Россия пережила страшный приступ гражданской войны. Как написал настоятель Троице-Сергиевой лавры Преподобный Дионисий^: «Божьим праведным судом, за умножение грехов всего православного христианства, в прошлых годах учинилось в Московском государстве, не только между общего народа христианского междоусобие, но и самое сродное естество пресечаше. Отец на сына и брат на брата восстали, единородная кровь в междоусобии проливалася»^.

Государство было фактически разрушено, а Москва оккупирована польско-литовскими католическими интервентами. Понадобились неимоверные усилия, море крови, чтобы изгнать захватчиков и восстановить русскую власть, а потом потребовалось ещё несколько десятилетий, чтобы залечить раны Смуты.

Поразительно, что первому факту Цареубийства в Русской истории до сих пор практически не даётся надлежащей нравственно-исторической оценки. В своё время Н. М. Карамзин, высоко оценивавший личные качества юного Фёдора, назвав его «первым счастливым плодом европейского воспитания», само его убийство не воспринимал как чудовищный акт. Историограф ограничился сентиментально-назидательной сентенцией: «Сын (Фёдор. — А.Б.)естественно наследовал права его (отца. — А.Б.),утвержденные двукратною присягою, и как бы давал им новую силу прелестию своей невинной юности, красоты мужественной, души равно твёрдой и кроткой... Но тень Борисова с ужасными воспоминаниями омрачала престол Фёдоров: ненависть к отцу препятствовала любви к сыну»^.

Иными словами, сын стал жертвой злодеяния отца. Так пишут до сих пор. И всё. Притом что факт причастности к «злодеянию » в Угличе Бориса Годунова не был документально установлен ни до Н. М. Карамзина, ни им, ни после. Существовало лишь «мнение», основанное на тенденциозных заключениях «Нового летописца», на некоторых более ранних безымянных «показаниях», на «записках» изолгавшихся иностранцев да туманных намёках некоторых современников. Об этот речь пойдёт особо.