Страница 12 из 46
Ого.
— Короче, мы в джунглях, на холме, чуть повыше дома.
Он кивнул.
— Ну ладно. Я вернусь еще.
Алехандра сидела на чемодане Консуэло, зажав коленями голову. Консуэло обмахивала ее шляпой. Я опустился на колени рядом с ней.
— Ты в порядке?
— Господи Иисусе! — Она села. — Тетя говорит, ты только что был в Калифорнии.
— Так и есть. — За ту неделю, что я ее знал, еще ни разу не случалось, чтобы она переставала следить, на каком языке говорит.
— А потом обратно?
— Да.
— Как?
— Не спрашивай. Можно чемодан? — Я указал на него.
Она резко встала, Консуэло ее поддержала.
Я взял чемодан и прыгнул.
Сэм сидел в углу, скрестив на груди руки. Я поставил чемодан у стены.
— Почему так долго?
— Алехандра.
Он нахмурился, затем спросил:
— Племянница Консуэло? Она там?
— Да, только она, но мы ей не сразу сказали. Попросили хранить секрет. Она, конечно, слегка опешила.
Его брови поползли вверх.
— Ну, конечно, к такому еще привыкнуть надо!
Я прыгнул обратно. Алехандра вздрогнула, но, кажется, уже не от страха. Просто появление чего-то необычного, схваченное краем глаза.
— Так, теперь ты собираешься прыгнуть с моей тетей?
— Таков план.
— Ты когда-нибудь уже такое проделывал? С человеком?
Я покачал головой.
— Когда мы обсуждали это с Сэмом, я пробовал на котенке. Сработало отлично.
— Но тетя побольше котенка. Откуда ты можешь знать, что не оставишь какую-нибудь ее часть здесь?
— Полный бред! — ответил я.
Но все же слегка расстроился. Самый тяжелый предмет, который я перемещал, были те тележки, что мы использовали. Они весили всего-то тридцать пять фунтов, хоть и громоздкие.
Тут Алехандра предложила:
— Попробуй сначала на мне.
— Что?
Консуэло, внимательно наблюдавшая за нами, напряженно спросила:
— Что ты сказала?
Алехандра поджала губы, и я понял, что она не хотела говорить тете, иначе та стала бы протестовать.
Я подошел к Алехандре сзади и обхватил ее руками. Я доставал ей только до лопаток; моя щека прижалась к тонкой хлопковой ткани летнего платья. Она пахла потрясающе.
Консуэло сказала что-то резкое и шагнула к нам. Я прыгнул.
Я слегка пошатывайся, но мы оба оказались в гостиной Сэма.
Алехандра тоже шаталась и ловила ртом воздух, и я подхватил ее — удержал от падения. Через минуту она вымолвила:
— Хм, Гильермо, можешь меня отпустить!
— Ах! — Я слегка отступил и сразу же вновь ее поймал, потому что колени у нее подкосились.
Мы с Сэмом помогли ей сесть на диван.
— Где Консуэло? — спросил Сэм. — Все нормально?
— Объясняй ты! — сказал я Алехандре и прыгнул.
Консуэло быстро бормотала что-то и яростно жестикулировала, но я смог разобрать лишь одно слово из десяти, а уж смысла и вовсе не уловил. Но вообще-то о причине ее недовольства легко было догадаться.
Сначала я все пытался ее успокоить, но потом просто подбежал к ней, как раньше к отцу, когда мы тренировались, обхватил ее руками и прыгнул.
Мы оба приземлились в гостиной Сэма, чуть не повалившись наземь, но Сэм поддержал Консуэло, а Алехандра схватила за руку меня.
У всех были слегка расширены зрачки, даже у меня.
Глубокий вдох.
— Знаете что, — наконец сказал я, — я есть хочу!
Консуэло не выносила, когда кто-то был голоден. Это было понятно без перевода.
Мы ели у ручья, и Анехандра удивлялась сухому воздуху, деревьям и каменистым бурым холмам.
— Где зелень? — спросила она у тетки по-испански.
Лицо Консуэло приняло каменное выражение.
— Недостаточно воды, нет зелени.
Я понял, о чем она думает: о муже и сыне. Нет воды, нет зелени.
Алехандра тоже это поняла.
— Ох, прости меня! Я не подумала.
Консуэло махнула рукой.
— Не важно. — Она прибавила что-то еще, но этого я не понял.
Алехандра перевела.
— Она рада, что не пришлось тратить время на автобусы. Хоть и перепугалась.
— Путешествуйте «Эйр Гриффин», когда вам нужно оказаться на месте именно сегодня.
— Гриффин? Почему Гриффин?
— Э-э… это мое имя. Мое настоящее имя. Консуэло и я выбрани Гильермо, потому что они, те люди, что убили моих родителей, знают мое настоящее имя. А Гриффин — имя довольно редкое. Поэтому теперь я Гильермо, ладно? То есть, конечно, с глазу на глаз ты можешь называть меня Гриффин.
— Нет уж! — возразил Сэм. — Делай, как начал. Если она будет обращаться к тебе по-разному, так легко запутаться. Если же называть одним и тем же именем — маловероятно, что она ошибется в присутствии кого-то еще.
Алехандра кивнула.
— Это верно. Но дальше-то что? Как быть дальше?
Сэм перешел на испанский, задавая вопросы Консуэло, и разговор захватил всех троих, но я не принимал в нем участия. Я наблюдал за Алехандрой. В ожидании. С надеждой.
Наконец она повернулась ко мне и промолвила:
— Ну, Грифф-Гильермо, хочешь жить со мной в Ла Крусесите? У меня есть небольшой домик за отелем «Вилья бланка», прямо у пляжа Чауэ. Там маленькая запущенная комнатка над гаражом. С паутиной. — Она вздрогнула. — Но ее можно отчистить.
Я торжественно кивнул.
— Тебе придется много заниматься и выучить испанский, потому что я буду всем говорить, что ты дальний родственник, кузен по материнской линии, Лосадас. Они из Мехико, не из Крусеситы. И тебе придется часто ходить на пляж, загорать, чтобы люди не звали тебя маленьким гринго.
Я закивал еще более неистово.
— Да-да, я буду много заниматься, чтобы не отставать в своем домашнем обучении. И я выучу испанск… испаньол. И я могу ходить для тебя по магазинам, в Штатах, если хочешь, или в Таиланде, или Лечлэйде, ну, это наш поселок в Оксфордшире — в Англии.
— Эй, мальчик! — остановил меня Сэм. — Ты перебираешься в Оахаку, чтобы исчезнуть, а не для того, чтобы привлечь к себе побольше внимания.
У меня покраснели уши, и я уставился в стол.
— Н-да, правда.
Алехандра протянула руку и коснулась моей.
— Я уверена, ты будешь мне большим помощником. Ты уже говоришь по-английски и по-французски. Выучи испанский, и я найду тебе работу в моем агентстве. Или будешь гидом. Не волнуйся. Но обучение — это твоя главная работа, ясно, Гильермо Лосада?
— Конечно.
— Отлично! — она улыбнулась. — У меня встреча сегодня во второй половине дня. Нам надо вернуться.
Так и пошло.
Алехандра, боявшаяся пауков (лас араньяс), заставила меня сделать генеральную уборку в моей новой комнате. Как только вся паутина была снята и на окнах появились занавески, она протерла в комнате пол горячей водой и моющим средством с запахом лимона. К концу недели у меня появились кровать, шкафчик и маленький стол с полками над ним, — в качестве рабочего места. Железный складной стул завершал меблировку. В домике не было кондиционера, но морской бриз делал обстановку весьма приятной.
У меня было немного вещей, чтобы положить в шкаф, но с течением времени положение изменилось, да и в теплом климате Лас Баиас де Уатулько мне не требовалось много одежды.
Алехандра не только продолжила, как она выражалась, жить дальше, называя меня Гильермо и никогда не упоминая моего настоящего имени, но и перестала говорить со мной на каком-либо языке, кроме испанского, изображая глаголы действием, показывая на вещи и называя их. Изредка она объясняла сложное сочетание глаголов, сравнивая его с французским эквивалентом. Она также брала меня с собой на экспресс-занятия, которые вела на курортах.
За три месяца я изучил испанский настолько хорошо, что она снова стала говорить со мной по-английски и по-французски. Еще через три месяца она сочла, что я говорю бегло, а еще через три месяца я говорил на испанском как на родном. В конце второго года большинство местных жителей думали, что я родился в Оахаке. Я все еще выглядел, как европеец, но так же выглядят и многие мексиканцы, у которых нет индейских корней.