Страница 11 из 71
Утро пришло, а вместе с ними появились и новые страхи. Сотрудницы редакции, явившиеся, чтобы завершить уборку в разгромленных помещениях и привести их хотя бы условно в божеский вид, рассказывали Елене Ивановне, которая так и осталась ночевать в пустой редакции на раскладушке, что на всех центральных улицах города полным-полно милиции. На каждом углу люди в милицейской форме и в камуфлированных комбинезонах, все с оружием, как будто власти ожидают громких акций протеста со стороны населения. Или в городе уже официально введено чрезвычайное положение.
Конечно, в таких условиях ни о каких митингах и говорить не приходится. Только сумасшедший станет высказывать вслух свое недовольство на площади. Да ему и слова не дадут сказать, сразу упекут как злостного нарушителя общественного спокойствия. И значит, вся надежда теперь остается на тех, кто поможет им действовать со стороны.
И эта помощь, как оказалось, не заставила себя ждать.
Из областного города прибыла грузовая машина и привезла пачки вышедшего сегодня с небольшим опозданием части тиража газеты «Правда Прикамья». И тут же разнеслась весть, что в ней опубликован подробный материал о вчерашнем погроме в редакции воздвиженских «Новостей». Экземпляры газеты разлетелись в один миг.
Прочитала и Елена Ивановна. И порадовалась за коллег из области — все, что она вчера рассказывала по телефону Лизе Сороченко, сегодня было живо и с самыми жесткими оценками редакции описано на страницах газеты. Но самое главное — были названы виновники безобразной расправы со свободной и независимой прессой — это мэр господин Гузиков, прокурор Керимов и начальник РУВД подполковник Затырин. Особо расписаны были «подвиги» следователя Валетова, осуществившего с помощью «доблестной городской милиции» захват чужого имущества и сославшегося при этом на своего непосредственного начальника «Мурадовича».
Противозаконную акцию охранителей правопорядка прокомментировал в газете представитель Фонда общероссийского движения за права человека, известный в области адвокат доктор юридических наук, профессор Знаменский. И действия воздвиженских правоохранителей он квалифицировал как уголовное преступление, предусмотренное по признакам статьи 286 УК РФ — превышение должностных полномочий с применением насилия. А завершил свою оценку события обращением к федеральному прокурору Приволжского федерального округа с требованием расследовать это беспрецедентное самоуправство местных властей.
Бомба взорвалась. Экземпляры газеты передавали из рук в руки.
Прочитав новый материал, Савелий Тарасович пришел в неистовство. Никогда еще не видели его таким подчиненные. Мэр созвал свой «ближний круг», но заставил всех долго ожидать в приемной. А сам тем временем, держа в потной руке телефонную трубку, стоял у своего стола навытяжку и слушал визгливые крики помощника губернатора Кривенко, подробно и со вкусом излагавшего ему все то, что о нем, главе администрации Воздвиженска, думает в настоящее время Григорий Олегович, даже не пожелавший сказать ему, Савелию Тарасовичу, хотя бы одно ободряющее слово. А ведь Гузиков считал себя верным исполнителем всех без исключения указаний Кожаного. И вот вдруг такой, как часто повторяет этот услужливый дурак Затырин, невероятный афронт!
Но, поймав едва не сорвавшуюся с языка фамилию подполковника, на которого ему только и оставалось теперь валить все грехи, перечисленные в газете, Гузиков вспомнил, что сам же Кривенко и давал указание Паше отпустить тех коммерсантов, из-за которых, собственно, и разгорелся сыр-бор. И вовсе не с целью обелить как-то себя либо вынужденные действия своих подчиненных Савелий Тарасович поймал паузу и воткнул в нее фразу о том, что он все конечно же понимает и даже готов полностью повесить на свою шею вину за происшедшее, однако, если бы не прямое указание уважаемого Николая Александровича, вполне возможно, события не приняли бы такого острого оборота. Успел вставить, потому и Кривенко вдруг замолчал, словно задумался. А потом осторожно спросил, явно убавив прыть, о чем конкретно идет речь? О каком таком прямом указании?
— Ну как же, — словно обрадовался Гузиков смене интонации, — речь ведь у вас с подполковником Затыриным шла позавчера… точнее, вчера ночью, о Теребилине и Сороченко?
— О каком Теребилине? — снова окреп визгливый голос Кривенко. — О каком таком Сороченко? Вы говорите о депутате областной думы? Так она женщина! И вообще, что за чушь вы несете, Савелий Тарасович? При чем здесь ночь? По ночам я имею обыкновение спать, а не раздавать непонятные указания! Объяснитесь!
Ужасно почувствовал себя Гузиков. Он понял, что Кривенко — даром его, что ли, Геббельсом втихаря зовут? — готов продать его с потрохами, действительно навесив на шею все имевшие место и даже выдуманные грехи. «Ну уж это ты на меня не повесишь! — со злорадством подумал Гузиков. — Я где хочешь заявлю! Было указание!»
И он с победными интонациями в голосе изложил зарвавшемуся от собственного величия помощнику губернатора все, что думал по поводу освобождения из-под стражи двоих задержанных пьяных преступников, избивших дежурный милицейский патруль. И еще о том, что им даже были принесены вынужденные, но абсолютно не заслуженные ими извинения со стороны руководства РУВД.
Кривенко молчал. «Что, съел?» — торжествовал про себя Гузиков. Но оказалось, что недолго ему пришлось торжествовать.
Совершенно ледяным тоном, от которого мэру неожиданно стало так жарко, как никогда доселе, разделяя паузами слова, помощник губернатора заявил, что более чудовищных обвинений в свой адрес он никогда не слышал.
Осевшим от сухости голосом Гузиков спросил:
— Но тогда как же?..
— А это вы сами выясняйте у собственных подчиненных, господин мэр. Лично я никогда указаний такого рода никому не давал. А если там, вокруг вас собрались сплошные идиоты, я ничем помочь не могу. Кроме одного. Я перескажу ваш веселый анекдот Григорию Олеговичу и с удовольствием посмотрю, как он отреагирует.
Это ж надо такое придумать? — продолжил Кривенко, но уже не в трубку, а, вероятно, кому-то находящемуся рядом с ним. — Они там в районе у себя совершенно офонарели от собственной безнаказанности! Ты представляешь?.. Да, — снова продолжил уже в трубку, — мнение тут у нас такое, что вы, господа, должны любыми способами, какие сочтете необходимыми, погасить разгорающийся скандал. Иначе… Ну, впрочем, что я вам должен объяснять? И постарайтесь в дальнейшем без провокаций и подстав подобного рода. Не надо, не забывайте, где аукнется, там и откликнется…
Трубка издавала короткие гудки, а мэр все сжимал ее в руке и чувствовал, что его рубашка совершенно мокрая.
Он вернул трубку на место и почувствовал, как в нем снова закипает ярость. Но теперь он уже твердо знал, по какому адресу.
Савелий Тарасович сел в свое кресло, носовым платком вытер мокрый лоб, морщась, поежился от ощущения отвратительной нестабильности из-за мокрой сорочки, но решил сменить ее позже, когда закончит разговор с теми, кто ожидает в приемной.
— Н-ну-с? — сурово начал он, когда все расселись в обычном порядке за столом для заседаний. — Так с кем ты давеча разговаривал, Павел Петрович? С помощником губернатора, да?
— С ним, с Кривенко, с кем же еще? — отрубил Затырин.
— А вот он мне только что сообщил, что понятия не имеет ни о каких задержаниях. И не разговаривал он с тобой. А что, возможно, ты ослышался? Не узнал, с кем беседуешь? Может, тебя, как тупого дурака, вокруг пальца обвели? Чего молчишь?
Лицо подполковника начало багроветь.
— Мне домой звонил… звонили, — заикаясь, поправился он. — И что ж я, голоса Кривенко, что ли, не знаю? А может, он сам испугался! И на меня валит! Никак нет, Савелий Тарасович, я на своем где хотите стоять буду. Он позвонил и приказал! А я исполнил. Если у них там у самих нестыковочка вышла, так это ихнее личное дело!
— А если тебя разжалуют за это вот? — Мэр придвинул к себе газету с отчеркнутыми красным карандашом строчками. — Вот, за превышение с этим, с насилием, тогда как запоешь?