Страница 70 из 71
Мысль о пограничниках не давала покоя и Кэмби. «Хорошо, если я в байдару Экэчо пересяду: охотник возвращается с промысла домой. Кто станет среди убитых нерп искать меня! — подумал было он, но тут же отбросил эту успокоительную мысль. — Да-да, черт побери, могут поискать! Говорят, советские пограничники очень глазастые...»
Настроение у Кэмби ухудшилось. А когда подул ветер, гоня откуда-то с запада, как раз на вельбот, огромную массу плавучих льдов, на Кэмби напал страх.
Льды становились все гуще и гуще. Мотор пришлось выключить.
— Толкай, толкай льды багром! — закричал Мэнгылю. — Толкай сильнее, если не хочешь, чтобы вельбот раздавило!
Обливаясь потом, изнемогая от усталости и страха, Кэмби работал багром.
Выбрав развилок в огромной льдине, Мэнгылю направил в него вельбот. Вход в развилок закрыло другой льдиной. Вельбот оказался в относительной безопасности.
Целые сутки несло куда-то вместе с льдиной вельбот Кэмби и Мэнгылю.
Но вот ветер постепенно начал утихать. Значительно замедлился дрейф льда.
Мэнгылю, попыхивая своей трубкой, начал что-то высматривать во льдах.
...Путь Гоомо и Чумкеля, плывших к Счастливому берегу, был необычайно труден. У хрупкой кожаной байдары, попавшей в полосу плавучих льдов, уже во многих местах были сломаны ребра остова. Гоомо и Чумкель порой выскакивали из байдары, затаскивали ее на плавучую льдину и начинали отталкиваться баграми, упорно двигаясь на льдине все вперед и вперед.
Целые сутки шла эта неравная схватка между людьми и стихией Ледовитого океана. На вторые сутки льды наконец поредели, выбирать разводья стало легче. Все чаще и чаще всматривались беглецы в сторону Чукотского берега: не попадутся ли вельботы или байдары с чукотскими охотниками?
— Смотри, вельбот! — резко выбросил руку вперед ГоОмо.
Чумкель вскочил на ноги, всмотрелся в указанном направлении и увидел во льдах вельбот.
— О-го! Го! Го!..—закричал Гоомо, складывая ладони рупором.
Сидевший на руле Чумкель направил байдару к вельботу. По лицу его пробежала тень недоумения.
— Всмотрись хорошо. В этом вельботе, как кажется, сидят Кэмби и шаман Мэнгылю! — вполголоса воскликнул он. — Может, мне чудится это?..
Гоомо мгновение всматривался и вдруг схватил винчестер:
— Да-да, Чумкель, ты правду сказал: это Кэмби! Это тот самый Кэмби, который сажал людей в черную машину.
— Не понимаю, — недоумевал Чумкель, — зачем ему и этому сумасшедшему Мэнгылю вздумалось отправиться по нашему пути?
— У них, кажется, мотор не работает: видишь, они там возятся,— сказал Гоомо, вытирая рукавом кухлянки ствол винчестера. Немного помолчав, он добавил: — Они тоже идут к Чукотскому берегу. Разве не ясно, что они не могут прийти туда как друзья? Они идут как враги! Их надо поймать, обязательно поймать!..
Расстояние между байдарой и вельботом быстро сокращалось. Уже отчетливо была видна коренастая, приземистая фигура Кэмби, вставшего во весь рост на носу вельбота с винчестером в руках.
— Я не хочу, чтобы этот волк кого-нибудь из нас убил! — промолвил Чумкель. — Обидно умирать сейчас, когда уже так близко родная земля!
Крепко сжимая в руках винчестер, Гоомо промолчал. Он не сводил глаз с Кэмби. Не успел тот вскинуть винчестер, как Гоомо выстрелил. Кэмби взмахнул руками и выронил свой винчестер в воду.
— Хорошо, Гоомо! Хорошо! — обрадовался Чумкель.
Где-то сзади послышался гул мотора. Гоомо резко обернулся и вскрикнул:
— Катер!.. Смотри, там катер!..
Гоомо не ошибся. Это был действительно советский пограничный катер. Оставив в стороне байдару, он быстро направился прямо к вельботу, смело лавируя по разводьям между льдинами...
Офицер-пограничник чукча Айванго беседовал с Гоомо и Чумкелем. Взволнованные, они спешили наперебой высказать все, что накопилось у них за долгие годы жизни на чужбине.
А в одном из отсеков кубрика шел предварительный допрос Кэмби и Мэнгылю.
— Так, значит, вы решили бежать от прелестей американской свободы к нам, в Советский Союз? — спросил высокий, сухощавый офицер, обращаясь к Кэмби.
— Да-да, сэр офицер, я уже больше не мог жить там. Возможно, эти люди, которых вы подобрали вместе с нами, и плохое обо мне скажут, но вы не верьте им. Вы спросите вот у этого, — Кэмби показал на Мэнгылю, — он тоже чукча, сэр офицер; он скажет, что я неплохой человек, сэр офицер...
Офицер поморщился и, прямо глядя в глаза Кэмби, сурово сказал:
— Вот что, мистер Кэмби, а по новой кличке Семен Гаранин...— Заметив, что брови Кэмби изумленно поползли на лоб, офицер подчеркнул: — Да-да, по новой кличке Семен Сергеевич Гаранин. Укажите, в каком именно из ваших отделений саквояжа находятся ампулы с бациллами гриппа-испанки. Нам нужно особенно осторожно обращаться с этим пакетом.
Кэмби молчал.
— Как видите, нам уже все известно, — спокойно продолжал офицер. — Вы думали, что вас на советском берегу встретит Экэчо, а вышло, что встретили вас мы.
— Но как, как все это вам стало известно?! — Кэмби приподнялся было и тут же безвольно опустился снова.
— Как стало известно, это вас не касается, — сухо отрезал офицер. — А вот что нам неизвестно, поторопитесь сообщить сами. Сейчас это в ваших интересах.
Шаман Мэнгылю, сгорбившись, смотрел своим единственным глазом на растерянное, потное лицо Кэмби и чувствовал, как у него самого все сильнее и сильнее дрожали колени.
— А скажите, — почему-то повеселев, спросил офицер, — когда в вас выстрелили, винчестер вы обронили в воду с перепугу? Так, что ли?
— И с перепугу и оттого, что пуля этого Гоомо раздробила приклад, — неохотно ответил Кэмби, стараясь не смотреть в лицо офицеру.
— Да, меткость поразительная, — с довольной улыбкой протянул офицер. — Ну, ну, так я вас слушаю...
НА СЧАСТЛИВОМ БЕРЕГУ
Кэргыль сидел в своей комнате. Вдоль ее стен тянулись верстаки, на которых лежали инструменты, моржовые клыки, куски дерева для моделей. Целая система точил с шестереночной передачей была укреплена на верстаках, стены были увешаны связками расписанных клыков, полки заставлены готовыми изделиями. Там были фигурки оленей, полярных медведей, собачьи и оленьи упряжки, курительные трубки, чернильные приборы, замысловатые шкатулки...
Перед Кэргылем была разложена шахматная доска с расставленными на ней фигурами — это выточил Кэукай из моржового клыка. По лицу старика бродила добрая улыбка. Порой он брал какую-нибудь из фигур, тщательно рассматривал ее, одобрительно причмокивая губами. «Ай, какой косторез будет, хороший косторез будет! — думал он о Кэукае. — Лучше меня научится кость резать. Он же совсем еще мальчик, а уже такое сделал...»
Вдруг дверь распахнулась, и в комнату влетел его внук Тынэт. Кэргыль хотел было взять посох и огреть как следует внука за то, что тот помешал ему думать, но Тынэт схватил старика на руки и поднял.
— Ты... ты чего это, полоумный? — возмутился Кэргыль.
Тынэт бережно усадил деда, схватился рукой за сердце:
— Сиди... не волнуйся только... Послушай радостную весть!.. Боюсь, что у меня самого выскочит сердце!..
Ничего не понимая, Кэргыль напряженно уставился в возбужденное лицо внука.
— Так вот... меня просили, чтобы я не сразу... чтобы ты не сильно волновался...
— Да скажешь ты наконец или нет?! — Кэргыль пошарил руками, разыскивая посох.
— Не могу больше!.. — Тынэт рывком расстегнул пуговицы на гимнастерке. —Пограничный катер с моря привез Гоомо... и моего отца! Скоро они здесь будут...
Кэргыль часто-часто замигал глазами, привстал было, хотел сказать что-то, но почувствовал, что во рту у него совсем пересохло.
— Дай, дай мне... — Старик сделал неопределенный жест рукой, совсем забыв простое житейское слово «вода».