Страница 51 из 57
Нужно освободить «Пароход» от призраков, раз и навсегда. Пока в доме есть комнаты, куда никто никогда не заходит, обстановка в нем будет оставаться напряженно-тревожной.
Комната с птицами — одна из самых красивых в доме, — сказал он, стараясь перебороть собственную неуверенность. — А рядом с ней есть гостевая, которую можно приспособить под детскую.
Если так, я оставлю рабочий кабинет на третьем — там потише, когда в доме полно народу. А чтобы я могла присматривать за маленьким Шарлем, мы поставим интерфон.
Валентине грядущие перемены пришлись по вкусу. Прошлое «Парохода» не тяготело над ней, и она не боялась какой-то конкретной комнаты, поскольку ни с одной у нее не было связано неприятных воспоминаний. Бесспорно, это наилучший способ прогнать из дома тени, сомнения и печальные истории прошлого.
* * *
Неутомимый Коля принялся за переделку ванной комнаты. Физический труд доставлял ему удовольствие. Жиль нашел его стоящим на лестнице — Коля как раз вскрывал лаком потолок.
Пришел помочь? — спросил он, увидев на пороге старшего брата.
Лицо Коля сплошь покрывали мелкие пятнышки, отчего вид у него был нездоровый, но улыбка сияла радушием.
Я никудышный мастер, а маляр из меня и вовсе скверный. А еще я...
—... большой лентяй.
Ну, моя секретарша с тобой бы не согласилась, — возмутился Жиль.
Вспомнив о Жюли, он почувствовал себя не в своей тарелке, поэтому поспешил сменить тему разговора.
По-моему, дом преображается день ото дня.
Конечно! С таким-то сумасшедшим размахом работ... Но я со своей скромной кисточкой немногим могу похвастаться.
Если тебя не устраивает, что мы...
Меня все устраивает, Жиль. Мы обо всем договорились, ты оформил нужные бумаги. Я люблю «Пароход» так же сильно, как и вы, и ты это знаешь.
Несмотря ни на что?
Признаю, в тот день я пережил настоящий ужас. Перед этими проклятыми портьерами я готов был поклясться, что ноги моей не будет в этом доме всю оставшуюся жизнь!
А потом?
Потом страх ушел. Знаешь, это меня... освободило, что ли.
И все-таки он поспешил найти себе приятное занятие, которое отвлекало бы его от мрачных мыслей.
Меня удивляет, — продолжал Коля, спускаясь с лестницы, — что мы, когда были детьми, ничего не замечали.
Дети живут в собственном мире и обращают мало внимания на взрослых. А подростки — и того меньше. Это наша мать, мы привыкли видеть ее такой — слегка странноватой. И не удивлялись.
Но папа, Жозефина и Антуан ни днем ни ночью не знали покоя, верно? Каким мучением для них было год за годом, денно и нощно, следить за каждым движением этой женщины! И как им удавалось скрывать от всех ее сумасшествие?
Вспомни, Маргарита же не выходила из дома! Думаю, у нее случались припадки, но в остальное время она вела себя нормально. Наверняка за ней присматривали, ухаживали, даже лечили. Но вряд ли это были психиатры.
А кто в то время был нашим семейным врачом?
Доктор Пертюи. Скорее всего, именно он направил ее к психиатру. Тому самому, который предложил поместить Маргариту в лечебницу, а папа отказался.
Ты пробовал найти этого господина Пертюи?
Он умер, — вздохнул Жиль. — Все пути ведут в тупик.
Коля с задумчивым видом помешивал лак палочкой.
Самое странное — если бы у меня спросили, счастливым ли было мое детство, я бы ответил: «Да, оно было счастливым».
И я тоже. Жо улаживала все недоразумения, она была как буфер между нами и матерью. Уже только за это мы должны ее поберечь. Она старенькая, и вся эта история с больницей...
Ты тоже приставал к ней с вопросами? — возмущенно спросил Коля.
Выражаясь твоими словами, пробовал. Ты, наверное, догадываешься, что она мне ответила. Передаю дословно: «Вы с братьями оставите меня в покое раз и навсегда! Это мое последнее слово».
Коля подавил смешок.
С одной стороны, я радуюсь, что она остается верна себе, с другой — огорчаюсь, ведь это значит, что мы никогда не узнаем правду.
Боюсь, что так, — согласился Жиль.
Он пересек ванную и остановился перед зеркалом в изящной витой раме.
Прекрасное зеркало! Откуда оно?
Малори привезла из Италии.
У вас с женой талант находить шикарные вещи и помещать их в самые удачные места!
Это нас и кормит, — улыбаясь, заметил Коля.
Может, пора увеличить обороты? Открыть сеть магазинов, зарегистрировать торговую марку...
Мы об этом думали, и не раз. Но это огромная работа и огромные трудности. А мы любим, когда работа похожа на развлечение.
Жиль изучающе посмотрел на брата, потом передернул плечами.
По сути, ты, наверное, прав. Чем больше у меня клиентов, тем больше забот. Чем больше я зарабатываю, тем больше и трачу. И ради чего все это?
—Чтобы обеспечить будущее детям, я думаю.
В наше время ой как непросто обеспечить что бы то ни было... Знаешь, я уже говорил тебе это однажды и повторю — чем старше я становлюсь, тем сильнее тебе завидую.
Коля расхохотался.
Но Жиль, это не в твоей природе! Ты попросту не умеешь развлекаться! Тебе по душе все серьезное, респектабельное, важное! А легкомыслие — это состояние души. Хочешь, проведем эксперимент? Нарисуй на этой стене большой цветок!
Он взял кисточку, окунул ее в банку с краской, стряхнул и протянул старшему брату.
Я не умею рисовать, — сказал Жиль, скрещивая руки на груди.
Что и требовалось доказать.
Жиль снова смерил брата взглядом, но теперь с немалой долей любопытства.
Знаешь, Коля, а мне нравится, когда мы здесь собираемся. Нам надо почаще бывать вместе. Выходные — это слишком мало, мы не успеваем даже поговорить.
Коля кивнул и полез вверх по лестнице, а Жиль присел на край ванны с намерением остаться здесь надолго.
* * *
Софи с интересом взвесила в руке тяжелый пакет, потрясла его, но узнать, что внутри, ей не удалось. Имя отправителя ни о чем ей не говорило, адресована же посылка была Альбану, равно как и большая часть принесенных почтальоном писем. Желая удовлетворить свое любопытство, она взяла пакет и письма и отправилась на поиски деверя. Не обнаружив его на первом этаже, поднялась на второй, а потом и на третий. Дверь в комнату Альбана была открыта, и, прежде чем войти, Софи крикнула:
Прибыла почта!
Это ты, Софи? Входи! Я выбираю, что надеть на свадьбу. На Альбане были темно-синие брюки и белая рубашка, которая так и осталась незастегнутой. Софи успела заметить плоский мускулистый живот и матовую кожу.
Как ты думаешь, этот костюм подойдет под наряд Валентины? Я ведь его не видел. Она хочет, чтобы это был сюрприз.
Альбан надел отлично скроенный пиджак и посмотрел на невестку, ожидая одобрения. Сглотнув, Софи кивнула.
Ты великолепен, — сказала она, наконец.
«Великолепен». Иначе и не скажешь. Соблазнителен, чертовски привлекателен, просто неотразим! Их разделяла всего пара шагов, и она вдруг испытала острое желание наброситься на него.
А галстук? — Эти два простых слова дались ей с трудом.
Софи злилась на себя за эту слабость, за неуместное и напрасное влечение, приковавшее ее к месту.
Что, если этот? — предложил Альбан.
У тебя есть посветлее? Свадьба — веселый праздник.
Последние слова она произнесла мрачным тоном, поэтому поспешила взять себя в руки.
Ты не хочешь открыть посылку? — более жизнерадостно поинтересовалась она.
Открой сама! Ножницы на комоде.
Альбан ушел в смежную ванну и стал рыться в платяном шкафу. Софи была рада представившейся возможности занять мысли чем-то другим, поэтому торопливо разорвала бумагу и открыла оказавшуюся внутри картонную коробку. Без тени стеснения она вслух прочла текст на открытке, лежавшей поверх упакованного в защитный пластик подарка:
«Желаем тебе всего самого лучшего!» Подписей несколько: Надя, Марианна, неразборчиво... Ага, Лоран! Твои друзья, верно?
Сотрудники из «Air France», — пояснил, возвращаясь в комнату, Альбан.